Выставка произведений писателя Вадима Чернова открылась в Ставрополе

В эти дни исполнилось 90 лет со дня рождения российского писателя Вадима Сергеевича Чернова.

В Ставропольской краевой универсальной научной библиотеке имени М.Ю. Лермонтова открылась книжная выставка его произведений. За круглым столом в ставропольском Литературном центре собрались его родственники, коллеги-писатели, друзья-журналисты, читатели, создатели сборника воспоминаний о нем «Свеча между ладонями», настроились на волну «воспоминаний прошлых череду».

Из всех прочитанных мною книг Вадима Чернова последняя «День мой – век мой», пожалуй, самая печальная. Она вся пронизана грустью начиная с первых строк: «Каждому человеку, с моей точки зрения, даны сутки для жизни в этом видимом мире». Он и записи свои, жанр которых «не совсем мемуары, не совсем дневниковые записи», разделил на части: «Утро», «Полдень», «В зените дня», «Вечер, или путь к Богу».

Утро писатель связывал с рождением человека; полдень с главными событиями в жизни – учебой, работой, творчеством, достижениями; вечер – время для размышлений. А что там, в невидимом мире, – «ночь, возвращение туда, откуда пришел человек». И всю жизнь человека сопровождает вера, считал он, это то, что соединяет его с прошлым, настоящим и будущим.

Из всех написанных Вадимом Черновым книг последняя «День мой – век мой», пожалуй, самая главная. Она заключает в себе семьдесят семь лет его жизни. И если в ней есть грусть, то она какая-то особенная, неповторимая, личная. «Книга-воспоминание» – я бы так определил ее жанр, учитывая, что писатель сам в двухтысячных публиковал рассказы-воспоминания о родных, первой учительнице, друзьях юности, писателях, журналистах, случайных дорожных попутчиках, известных людях…

У Вадима Чернова четырнадцать книг, а произведений, опубликованных в сборниках, журналах, альманахах, газетах, гораздо больше. И все они, начиная с первых повестей «День, который начинается», «Стартовая площадка», «Город, бегущий в завтра», «Прыжок через Енисей», это тоже воспоминания – воспоминания о великих стройках и великих свершениях человека, о международном признании продукции Ставропольского завода «Электроавтоматика», рождении города химиков Невинномысска, строительстве грандиозной Красноярской ГЭС.

Книга написана от первого лица, от «я», начинается с рассказа о родных. Вспоминая мать Асю (Евдокию), отца Сергея, младших братьев Леву и Витечку, сестру Светлану, деда Никандра Жданова, прадеда Ивана Чернова, школу имени Пржевальского, Вадим Сергеевич отправлялся из настоящего в прошлое. В это путешествие с собой брал читателя, которого просил не спешить, когда, мол, он начнет читать «День мой – век мой».

С юных лет Вадим Сергеевич слышал легенду о том, что прадед Иван Чернов якобы был конвойным казаком у самого Николая Пржевальского, сопровождал генерала и путешественника в его походах. И в 1888 году похоронил его «с сотоварищи» на берегу Иссык-Куля между станицей Тюп и Караколом, который год спустя Александр III своим указом переименовал в Пржевальск.

Детская память Вадима Сергеевича сохранила немало событий, связанных с этим городом, куда отец перевез свою семью задолго до начала Великой Отечественной войны. Здесь Вадим рано научился читать. Под впечатлением рассказов прадеда о Пржевальском решил, что, став взрослым, тоже будет путешественником. О своей мальчишеской мечте он рассказал позднее в детской книжке «За синие горы». Если бы в детстве Вадим не прочитал книжку французского астронома Камиля Фламмариона «Популярная астрономия», возможно, не было и его рассказа «Возвращение Джона Хилтона», где он зашифровал дату своего рождения, романа «Космические парадоксы», рукопись которого пролежала в столе почти сорок лет.

В сорок первом началась война. Вадим вспоминал, что детство закончилось в тот день, когда они вчетвером провожали отца на фронт на берегу Иссык-Куля. Вадим остался в семье за старшего, хотя ему не было и семи лет. Ему часто снился дом, в котором он жил с мамой и братьями, до мельчайших деталей помнил комнату, двор, сад. Осенью сорок второго он пошел в школу имени Пржевальского. Учила его старушка Мария Ивановна, у которой в свое время учились его отец Сергей Чернов и его дед Михаил Чернов. Через много лет память вернула Вадима в детство, и он написал повесть «Ковер на зеленом поле». Вспомнил в ней первый советский детский дом на берегах Иссык-Куля, его первого директора Марию Ивановну, через душу и сердце которой прошли дети киргизов из высокогорных кишлаков и семеро русских мальчиков. Вадим всегда помнил утверждение Марии Ивановны, что «детские годы подобны горам, из которых река жизни человека берет свое начало». Памятник ей поставили необычный: обломок скалы к могиле Марии Ивановны на руках тащили те люди, которых она научила читать и писать. У подножия зеленого крутого холма, словно в чаше, плескалось горное озеро Иссык-Куль. С ним связаны первые детские воспоминания. «Это моя родная долина, долина детства, – писал Вадим Сергеевич. – Это родина отца и Марии Ивановны…»

В его памяти навсегда остались горы, со всех сторон окружавшие Иссык-Куль. Позднее, в Ставрополе, Вадим написал первые стихи и небольшую повесть о первой любви. Воспоминания об Иссык-Куле не оставляли его всю жизнь. И, видимо, не случайно много лет спустя писатель напишет повесть «Вода все помнит» о другом, не менее значимом в его судьбе озере Сенгилеевском.

Ставрополь стал его второй родиной. Здесь он состоялся как журналист, писатель, долгие годы возглавлявший Ставропольскую краевую писательскую организацию. Здесь написаны все его книги. Сюда, в этот южный город приходили на его имя письма из издательств «Молодая гвардия», «Современник», «Дальний Восток».

Долгим был его путь до Ставрополя. Город освободили от фашистов в январе сорок третьего. Осенью того же года мама собрала в дорогу Вадима и Леву. Витечку, заболевшего корью, схоронили в конце сорок второго. В зрелом возрасте память вернула Вадима Сергеевича в далекий сорок четвертый и он описал путешествие от Пржевальска через Фрунзе, пустыню, Каспийское море в рассказе «Ага-ага, новогодний подарок». Много лет спустя, в шестьдесят третьем, Вадим Сергеевич по предсмертной просьбе отца отправился к Синим горам, побывал на его родине в станице Тюп и городе Пржевальске, а затем вернулся в Ставрополь, «нагруженный мыслями, размышлениями воспоминаниями о давно прошедших днях, о своем нелегком детстве». Вадим Сергеевич улетал из Пржевальска «утром и видел с самолета белые берега Иссык-Куля: ночью над котловиной прошел снег…». Так заканчивалась его юность.

Все, о чем писал Вадим Сергеевич на протяжении шестидесяти лет (первая публикация в феврале пятьдесят первого в газете «Молодой ленинец»), – это не выдуманные истории. Сюжеты для очерков, рассказов, повестей ему дарила жизнь. Повести «Оранжевый день», «Королевский краб», после публикации которых в московском издательстве «Современник», он проснулся знаменитым – это тоже его воспоминания, воспоминания о крабовой путине в Охотском море. Первую повесть он писал, забравшись в горы, в небольшом поселке Загедане Карачаево-Черкесии, где в семидесятых годах была писательская дача.

«Там, в верховьях стремительной Лабы, я отдыхал вместе с редактором альманаха «Ставрополье» Петром Петровичем Мелибеевым, ловил форель с его внуком Вовкой и вечерами около жаркого костра рассказывал о своих приключениях на Дальнем Востоке», – вспоминал Вадим Сергеевич. Мелибеев слушал до тех пор, пока однажды не предложил Чернову взять ручку и написать повесть: «Там же, в Загедане, при свете керосиновой лампы я за двадцать пять ночей написал «Оранжевый день». Писал легко, с азартом. Перо будто само бегало по бумаге, будто кто-то сверху диктовал мне текст».

Повесть «Оранжевый день» опубликована в первом номере альманаха «Ставрополье» в семьдесят первом. Из редакционного портфеля журнала «Знамя», где редактором был Вадим Кожевников, не оценивший повесть Вадима Чернова, рукопись переехала в Хабаровск, в журнал «Дальний Восток». Сегодня третий номер этого журнала за семьдесят третий год с опубликованной повестью можно разыскать разве что в больших библиотеках. «Оранжевый день» выходил отдельной книгой, публиковался в литературно-художественном сборнике «Океан». За три года повесть разошлась тиражом почти в двести тысяч. А потом был «Королевский краб», опубликованный тиражом пятьдесят тысяч экземпляров.

Так «Оранжевый день» и «Королевский краб» сделали Вадима Чернова своим среди писателей-маринистов. Писатель заслужил уважение у членов военно-морского совета при Союзе писателей СССР, регулярно получал приглашения на литературные семинары, которые проводились для писателей-маринистов в самых разных уголках Советского Союза, от Мурманска до Владивостока.

Из всех книг Вадима Чернова повесть «Королевский краб», не скрою, самая любимая. Прочитанная в далекой юности, она кочевала со мною из Ставрополя в Волгоград, из Волгограда в Коммунарск, из Коммунарска в Киев, из Киева вновь вернулась в Ставрополь. До 1997 года я не был знаком с ее автором. Но судьба свела нас и познакомила. Однажды я вошел в святая святых - в его рабочий кабинет. И увидел над письменным столом камчатского краба в рамке. Это был подарок его друзей с краболовного судна «Никитин», с рыбаками которого писатель провел летнюю путину в Охотском море.

«Наш плавучий завод прощался с островом Птичий и с Камчаткой до следующей путины, – писал Вадим Сергеевич в конце повести. – Басовитое «у-у-у!» долго неслось над просторами Охотского моря. Нам ответили суда, для которых крабовая путина еще не кончилась. Все сильнее пенилась вода за кормой, наш плавзавод набирал скорость. И до тех пор, пока был виден берег, нас провожали быстрые чайки. Потом они отстали от «Никитина». Впереди по курсу был теплый и зеленый остров Шикотан, где так хорошо ловится на свет в безлунные ночи серебристая красавица сайра».

На миг представил, как Вадим Сергеевич, наблюдая записанную им картину дня, стоит, опершись о борт палубы. Наверное, он хотел сказать своим краболовам что-то еще теплое, задушевное, но не успел. Его голос заглушил мощный и протяжный гудок «Никитина». Но свое слово он сказал, мой капитан. И его услышали.

«Мои книги переживут меня. Надеюсь, что они будут востребованы… Я в них вложил душу, сердце в надежде не умереть совсем», – это Вадим Сергеевич написал в последний год своей большой жизни.