Александр Дугин: Поддержим патриотическую коррупцию?!

Тотал-эффект

Именно тотальность коррупции не позволяет всерьез взяться за борьбу с ней. Более того, любая антикоррупционная кампания на практике только породит новые циклы коррупции – изменятся формы откатов, конкуренты не преминут воспользоваться случаем для устранения друг друга, и все быстро придет к восстановлению коррупционного баланса. 

Однако признавать это нормой еще хуже. Антикоррупционная кампания Дмитрия Медведева, таким образом, носит нравственно-духовный, почти религиозный характер: миру, погрязшему в пороке, первое лицо в государстве напоминает, что это нехорошо.

Сама решимость президента бороться с коррупцией беспроигрышна и с точки зрения привлечения симпатии граждан и морально оправданна. Поэтому даже сам факт ведения антикоррупционной кампании следует расценить положительно. Наше общество пронизано коррупцией сверху донизу, и признание этого фактического положения дел ненормальным со стороны первого лица в государстве уже устанавливает определенную нравственную шкалу. 

«Коррупция» («corruptio») на латыни означает «распад», «гниение», «разложение». Так и теневые схемы, распилы, откаты и хищения разлагают нормальное функционирование экономики и вертикали власти. Хозяйство гниет. Но и гниение есть своеобразная жизненная среда – она притягивает падальщиков, дает жизнь червям, бактериям, насекомым, питает и удобряет в конце концов почву. Наше общество прекрасно адаптировалось к коррупционным процессам, научилось жить в состоянии разложения.

Атлантисты и евразийцы

Что же делать в такой ситуации, если все обстоит настолько печально? Нет ли способов хоть как-то изменить положение дел? Выход есть. Он состоит в том, чтобы подойти к феномену коррупции дифференцированно, рационально и даже несколько цинично. Если с коррупцией нельзя бороться фронтально, а некоррумпированного сегмента в обществе просто нет, то надо разделить коррупционное пространство на две части и противопоставить их друг другу, поддержав на первых порах одну из форм против другой. 

Это на практике отчасти и происходит, но мало кто открыто обсуждает эти процессы. Критерии систематизации коррупционных моделей могут быть разными – по отраслевому, этническому, региональному признакам, по уровню циркулирующих в коррупционных схемах средств. Мы же предлагаем геополитический критерий как наиболее оперативный, обобщающий и сам собой напрашивающийся. 

Итак, все виды коррупции можно разделить на две части – коррупция патриотическая и коррупция компрадорская. Или иначе «коррупция евразийская» и «коррупция атлантистская». В эти критерии можно включить и этнические, и региональные, и отраслевые моменты и внести поправки на масштаб и размах средств. 

Евразийской (патриотической) являются такие виды коррупции, которые: не наносят прямого ущерба национальной безопасности России, сосредоточивают накопленные коррупционными путями средства на территории России, инвестируют их в экономику стран, находящихся в союзных с Россией отношениях или представляющих для России стратегический интерес, не ставят самих коррупционеров в зависимость от врагов России, не пытаются легитимизировать сами себя путем политического лоббирования и легальными способами превратиться в социальные нормативы. 

Атлантистской (компрадорской – от испанского «comprador», «покупатель») коррупцией является такая, которая:  наносит прямой ущерб национальным интересам России, сосредоточивает средства, полученные преступным путем, за пределами России в оффшорах и странах, геополитически враждебных России, ставит сознательно или бессознательно коррупционеров в зависимость от правительств и спецслужб иностранных держав, стремится создать и привести к власти лоббистские структуры – союзы, политические партии, которые легитимизировали бы позиции атлантистских коррупционеров в обществе.

Такая классификация основана на геополитическом, а не на моральном принципе. Абсолютно четкую грань между патриотической и компрадорской коррупцией провести, конечно, невозможно. Но эти два полюса в российском обществе начиная с 90-х годов различаются вполне отчетливо. 

Олигархи и силовики

Феномен олигархии, сложившейся в 90-е при Ельцине, представляет собой образец атлантистской коррупции. Ее представители были типичными компрадорами – они перепродавали приватизированное народное достояние внешним силам, хранили сбережения в странах Запада, куда перемещали и свои семьи, активно пытались интегрироваться в западную элиту.

Патриотическая коррупция стала выявляться как самостоятельное явление при Путине. И получила обобщенное название «силовики». Это были люди, пришедшие во власть часто из спецслужб и не участвовавшие на первых ролях в общенациональной приватизации в 90-е. Их патриотизм определялся не столько их устоявшимися убеждениями, сколько психологическим типом – по профессиональным мотивам они испытывали недоверие к Западу, старались припрятать приобретенное по-русски, по-домашнему. Им было гораздо труднее интегрироваться в западную элиту и найти общий язык с западными политиками, бизнесменами и интеллектуалами.

Если учесть такую двойственность коррупции как явления, можно понять, какое значение в само понятие «коррупция» вкладывают те или иные политические силы в современной России. Так, либеральная оппозиция неустанно обвиняет власть в коррупции. Эта оппозиция идеологически является атлантистской и поэтому причисляет к коррупции только те случаи (реальные или мнимые – в информационной войне это не имеет большого значения), когда речь идет о евразийской коррупции. Если рейдерами являются силовики, то это обыкновенная коррупция. Но если объектом юридического или уголовного преследования становятся атлантисты, пусть сколотившие свое достояние самыми криминальными средствами, то речь идет о переделе собственности и об атаке криминальной власти на «честных частных предпринимателей». 

Власть и силовики отвечают тем же. В первую очередь преследованиям подверглись именно те из атлантистов, кто более всего настаивал на своих политических требованиях, открыто лоббировал западные интересы и пытался прорваться к политической власти напрямую. 

Из Двух зол...

Заметим, что, кроме пустых, но сладких слов о борьбе с коррупцией вообще, которые заведомо никуда не приведут, государство должно сделать геополитический выбор. Если оно всерьез намерено что-то изменить в этой области, хотя это чрезвычайно опасно, у него есть два сценария: оно может встать на сторону одного типа коррупции, чтобы нанести серьезный удар по другому. Потом можно будет подумать и о наведении порядка в более строгом смысле.

Но начинать надо именно с выбора меньшего из двух зол. Тем более что после рокового августа 2008-го и нападения Саакашвили на Цхинвал отношения с Западом резко обострились, и ситуация отныне будет накаляться и далее. Это неизбежно, так как Россия, введя войска в Грузию и признав затем независимость Южной Осетии и Абхазии, нанесла серьезный символический удар по американской гегемонии, а значит, по всей архитектуре атлантистского миропорядка. 

Если перенести это обстоятельство с внешнеполитического уровня на внутриполитический, можно теоретически предположить, что в такой ситуации вести борьбу с коррупцией реально, уже только опираясь на евразийских коррупционеров против коррупционеров атлантистских. В условиях конфронтации с США и Западом в целом нельзя не понимать, что атлантистская коррупция ослабляет национальную безопасность государства, а евразийская в этом отношении как минимум нейтральна. 

В нынешней ситуации это может стать решающим аргументом. Если такой выбор будет сделан, то появится возможность расчленить наворованные империи атлантистов. Пусть все идет в Россию – в дома, сады, поля, леса, кубышки, в национальную экономику. И каждый пусть платит налоги.

Перспективы

А там, возможно, придет время уже на полном серьезе и со всей ответственностью заявить, что быть коррупционером — пусть и патриотическим – это великий грех.