Мой национальный характер

Маша из потомственной казачьей семьи, тип лица немного восточный, очень мила и хороша – было ей тогда лет пятнадцать. Ее недетское волнение передалось и мне, будто в одной точке сошлись настоящее, прошлое и будущее. Словно через века и тысячелетия я вдруг увидела бесконечную цепь прародителей, восходящую прямиком к Адаму и Еве. И уж какие там у кого были национальности, кто же теперь это знает?! А какой нации Адам и Ева? В то же время существует ведь понятие и национального характера, и бессмертный национальный вопрос. Вот, скажем, раньше в советском паспорте была проставлена национальность, но национального диагноза все-таки не было. Теперь эту графу из «лучших побуждений» изъяли, а проблемы, как черт из табакерки, выскочили. Правда, не очень ясно, национальные они или все-таки социально-гражданские, лишь учитывающие наше национальное самочувствие? Сама же должна признаться в том, что ощущаю себя человеком, который уже навсегда болен родной историей, а значит, и добровольно несущий ее крест.

Один из признаков русской национальности – привычка жить в многонациональном государстве. Осознание русскости, и это, по-моему, важное доказательство подлинно русского человека, должно доставлять ему глубокую радость: не гордость, не чувство превосходства над другими и уж тем более не озлобление (несмотря ни на что), а именно душевную радость. Однако в прежней жизни, в советские времена, меня, как и других, занимали иные вещи. Европейская культура, художественный авангард, желание «посмотреть мир». Да, русская литература, русский язык, само собой, были на первом месте, но… Большой неизвестный мир казался значительней и интереснее твоей страны. Что ж, теперь все трагически и мистически переменилось. Страну расчленили, растоптали, в том числе и те, кто когда-то был примером. Но именно такая, униженная и оскорбленная, она, по неписаным законам русского сердца, оказалась лучшей из лучших в самом центре Вселенной – что там теперь Америка и Европа…

Две вещи, два понятия, два слова, настоянные на тысячелетней истории, спасли нас от полного самоунижения: православие и Россия. Те, кто этого не понял, спиваются бедные или, как муха в меду, вязнут в коррупции, «сваливают» из «этой страны», не зная еще, что она будет возвышена: в любом, даже трагическом сцеплении событий, заложены спасительные варианты будущего. Так наши национальные чувства пишут история и культура, и хорошо бы не передоверять их «генам и крови», которая, как известно, способна «бить в голову», и тогда приходится говорить об угрозах национализма.

Кстати, если вспомнить и о других подлинных чертах русского характера, мне, к примеру, по душе тот исторический факт, что под большой русской нацией и в имперской, и в советской России понималось триединое образование великороссов, малороссов и белорусов. Не случайно еще в царские времена большое внимание уделялось борьбе с украинским национализмом – именно он угрожал целостности самого русского народа. Теперь, когда мы видим, что происходит на Украине, мы чувствуем растерянность и боль – это ведь с нами все и происходит…

Один мой московский знакомый рассказывал о своем опыте «национализма». Однажды, выйдя в Кунцево из электрички, он попал в плотную толпу бегущих скинхедов, которым не было видно конца. За кем-то они гнались, и земля под ними дрожала, как под носорогами. Ему пришлось тоже побежать, как вдруг раздался крик: «Менты, засада!». В одну секунду он просчитал, что будет, если его захватят с этими бритоголовыми и пришьют экстремизм-национализм. Заприметив кустики, он кинулся под ними на землю – скинхеды промчались мимо… Вскоре на кунцевских пацанов действительно завели дела, был и судебный процесс. «После этого случая, - рассказывал мне москвич, - меня не покидает страшная мысль, так и вижу – идет где-нибудь в безлюдном парке со своей африканской внешностью Пушкин – солнце русской поэзии, а на него нападают эти, и…».

Всечеловечность – черта русского православного характера, необходимое условие жизни в России. Но, как и все доброе, открытое, такой характер нуждается в сильном союзнике, в защите и покровительстве государства. Подростковая агрессивность появилась тогда, когда страна начала всем проигрывать. В доперестроечные времена о бритоголовых практически никто не слыхивал. Скинхеды же, выступая в роли этнических фанатов, низводят нацию на уровень футбольной команды. Однако следует понять, что этническое самооправдание или так называемая «чистота крови» доступна только малым народам. Великий же народ тот, в коем, кроме всего прочего, слилось множество кровей, сплелись самые экзотические гены. Когда народ настаивает на своей этнической исключительности, он лишает себя титула великой нации. Именно те, кто так яростно защищает принцип чистоты крови, тем самым обрекают себя оставаться малыми народами. Вот почему большой русской нации необходимо отстаивать свое достоинство как достоинство граждан великой России. Поэтому давайте выбирать: либо мы исторический многонациональный колосс, либо языческое племя…

И все-таки откуда же берется этнический русский национализм, если все в русском характере, казалось бы, ему противостоит? Так ведь из жизни и берется. Чего только стоит эта поразительная логика 90-х годов, согласно которой большая титульная нация оказалась словно бы в меньшинстве? Бессилие порождает протест, ярость, месть. Но оно же заставляет искать приемлемый для всех выход. В нашей истории известны примеры, когда волей простых людей (так называемые солидарные горизонтальные связи) происходило становление нации по гражданскому, а не по этническому образцу.

В 70-е годы XIX cтолетия после известного «освобождения» крестьян в правительственных кругах и в среде интеллигенции шли споры о национальной судьбе России. В терминах национализма, хотя все и избегали этого крайне непопулярного слова, обсуждался опыт США и Европы. На этом фоне, но независимо от него, происходило сплочение резко обедневших крестьян. Самым удивительным было тогда массовое обращение народа к прессе. В 1906 году газета стала важной частью деревенской жизни. В самых дальних поселениях люди получали не меньше двух-трех изданий, и отовсюду доносилось требование: «Дайте нам газету!». Какой-нибудь местный грамотей Паша освобождался даже от всех полевых работ и готовил обзоры прессы. Люди ловили каждое его слово и просили: «Ты ничего не делай, только читай и все рассказывай нам!». Их сознание формировалось как гражданское, а не сословно-национальное. Приговор крестьянского схода одной из деревень Владимирской губернии гласил: «Мы хотим прав, равных с богатыми и знатными. Мы все дети одного Бога. Желаем, чтобы все перед законом были равны и назывались бы одним именем – русские граждане».

Каждое поколение, а значит, и каждый человек должен решить ту болевую задачу, которая выпала на его долю. Но чтобы что-то решать, надо очень много знать. «Дайте книгу! Дайте газету!» - ай да русские крестьяне, какой великолепный для нас пример! А то, насколько национальные проблемы сложны, но и увлекательны, глубоки, интересны, может подсказать история недавней экранизации «Войны и мира», наделавшей немало шума. Стоило постановщикам фильма изменить внешность Наташи Ростовой, превратив ее в голубоглазую блондинку, как в России, по всем опросам, этого решительно не приняли. Казалось бы, почему? Разве плохо, если у русской графинечки будет более славянская внешность? Не знаем, не знаем, но все должно быть именно так, как у русского гения Толстого, потому что ничего случайного у него нет. Кстати, та самая юная казачка Маша, с истории которой был начат этот разговор, очень напоминала прелестную Наташу Ростову. С ее темными волосами и живыми черными глазами…