Война и мир с Европой

Причины лежат на поверхности. Во-первых, это НАШ Лев Толстой, НАШИ Наташа и Кутузов, Пьер и Андрей. Во-вторых, существует замечательная, по многим параметрам идеальная, экранизация С. Бондарчука. В-третьих, у каждого из нас есть собственное представление о том, как должны выглядеть герои «Войны и мира». В-четвертых же… Когда в России создавалась «Война и мир», в Европе в ряду классики числились «Три мушкетера» - книжка неплохая, но, согласитесь, не самая глубокомысленная. А между тем именно она едва ли не чемпион экранизаций (около сорока кинофильмов и сериалов). Так что всякий раз, когда в Америке и Европе берутся снимать сюжет, в котором мужчины носят сабли и усы, получается нечто с привкусом «атоса, портоса и арамиса». Так вышло и в этот раз…

Экранизация шедевра не может быть шедевром: она неизбежно будет вторична и слишком зависима от литературной основы. Тем не менее добротные, грамотные экранизации классики всегда полезны, и нет необходимости долго объяснять почему. Но нынешняя общеевропейская киноверсия шедевра Льва Толстого имеет, пожалуй, исключительное значение. «Война и мир» - своего рода символ наших исторических, культурных и политических отношений с Европой.

Итак, история: в 1812 году состоялось очередное нашествие «объединенной Европы» на Россию (в народе этот наполеоновский поход называли «нашествием двунадесяти языков»). Это война.

Культура: через полвека русский писатель Лев Толстой пишет об этом нашествии книгу, которая вскоре без единого выстрела завоевывает Европу. Это мир.

Политика: еще через сто с лишним лет осуществляется совместная русско-европейская экранизация толстовского романа. Это «Война и мир»…

Заметьте, европейцы собрали и затратили солидные ресурсы не для того, чтобы снять очередной русофобский блокбастер, а для того, чтобы перенести на экран то, за что нас любят во всем мире. Толстой и его герои образуют некое пространство, в котором гибнет и чахнет всякая русофобия. Сам Лев Николаевич писал в одном из писем о главных героях своего романа: «Я бы хотел, чтобы вы полюбили моих этих детей. Там есть славные люди. Я их очень люблю». И как хорошо, что мы вместе со всей Европой еще раз увидели и вспомнили этих «славных людей»!

Французское издание толстовского романа вышло в 1879 году, через десять лет после его написания. И вот одна из первых европейских рецензий: «Если бы Господь Бог захотел написать роман, он не смог бы этого сделать, не взяв за образец «Войну и мир». Сильно сказано, не правда ли? Особенно если учесть, что до времени появления «Войны и мира» в европейском восприятии русской литературы как бы и не существовало. Толстой был среди первых явлений русской культуры, изумивших и даже озадачивших Европу. Более того, все европейские и американские попытки создать что-нибудь подобное русской эпопее (Ромен Ролан с «Жаном Кристофом», Маргарет Митчел с «Унесенными ветром» и т. п.) выглядят рядом с нашим Львом Николаевичем довольно провинциально.

Вернусь, однако, к телеэкрану, чтобы все-таки поделиться своими собственными «понравилось - не понравилось». Лично меня весь фильм в целом подкупил своей опрятностью, чистотой, уважительным отношением к Толстому и его героям, а значит, и к нам, его культурным потомкам. Очень симпатичны европейские Пьер и князь Андрей, замечательны Соня и княжна Марья, значителен Малкольм Макдауэлл в роли старика Болконского. Очевидно, что больше всех упреков получит в свой адрес исполнительница роли Наташи Ростовой, но здесь нам в свое время не угодила и Людмила Савельева. Да и не угодит никто: Наташа – вторая после пушкинской Татьяны литературная героиня России, а таких героинь в нашем сознании и воображении никогда не смогут заменить никакие актрисы, тем более зарубежные. Уж как хороша была Одри Хэпберн в американской экранизации, и все равно – «не она».

Перечень претензий к фильму можно составить весьма внушительный, но не будем этого делать; экранизация такова, какова Европа. И все же два момента нельзя обойти молчанием: в них есть нечто принципиально антитолстовское.

Первое – это народ. У Толстого народ – главный герой истории, вторая после Бога величина. В романе присутствуют два очень значительных персонажа, олицетворяющих собой «инь» и «янь» русского мужика: философ – непротивленец Платон Каратаев и жестокий искусный партизан Тихон Щербатый. В фильме Каратаев абсолютно невнятен, а Тихона и вовсе нет. Остальной русский народ представлен некими румынами, одетыми в подозрительно аккуратные лохмотья.

Второе – это финал фильма, то есть действительно «финал», дальше ехать некуда: зеленая лужайка, вкушающие тортик розовые буржуйчики, благосостояние, потребление. Словно в рекламном ролике очередного чудо-йогурта. Даже стыдно стало за европейцев: судя по тому, как коротко и «уютно» они изложили «Войну и мир», можно заключить: в Европе, конечно, осознают, что Толстой – великий писатель, но никак не могут понять, на чем основано это величие. А между тем еще критики времен Толстого писали, что Пьер уже несет в себе 1825 год, а Наташа, сама того не ведая, ментально примеряет терновый венец жены декабриста. Такова была сила нравственного напряжения его героев в «финале».

И все же фильм вызывает симпатию еще и потому, что постановщики включили в него сцену беседы князя Андрея с Наполеоном. В романе, правда, с ним беседует не князь Андрей, а генерал-адъютант Балашев, но в данном случае это неважно. Так вот, Наполеон говорит, что идет в Россию, чтобы сделать ее такой же, как Европа. Князь Андрей отвечает, что у каждой страны свой путь и свои нравы, а уж у России – тем более. Снято и сыграно очень убедительно. И очень хорошо, что этот диалог услышат и у них, и у нас… Забавно, кстати, что потом именно Наполеон, глядя с экрана в глаза всей Европе, объясняет, что им в России делать нечего, что это действительно совсем другая страна и потому лично он, вселенский цивилизатор, решил, что лучше всего покинуть Кремль и вернуться домой… Так на протяжении всего фильма шла видимая и невидимая борьба между Толстым экранным и Толстым русским, между Европой и Россией. Кто в этой культурной битве победитель, догадаться нетрудно. Однако…

Во время рекламных пауз на экране все время возникали невыносимо «народные» физиономии «артистов». Рекламировалось очередное «кривое зеркало». Вот только что были Болконский, Безухов, Ростовы, славные русские люди, и вдруг – эти… Господи, подумала я чуть ли не с отчаянием, где мы были и куда мы пришли…