«За свои слова отвечаю»

Он был непоседа, каких поискать. Аккуратист. Время расписывал по часам:

- После дежурства пойду на рынок: пора свежий борщ варить. Затем поход в прачечную, - докладывал он нам, будучи на «вахте» в общественной приемной «Ставропольской правды». – «Как прививать лимон» – эту статью для дачников напишу вечером. Завтра в 9.00 принесу.

Часто в перечне этих «первоочередных» действий были и уборка квартиры вместе с социальным работником, и обязательное чтение толстых журналов («Нашего современника», например), и встречи с детьми, внуками, и непременно «контроль» за соблюдением графика дежурств в общественной приемной («Вы же смотрите – не опоздайте», - звонил он накануне сотрудникам руководимой им в течение многих лет ОП), и подготовка различных материалов, в том числе и по жалобам, обращениям читателей…

- Ну что изменится в жизни, Иван Матвеевич, если вы принесете эту статью чуть позже? – подшучивали мы в отделе писем над стариком.

- Потом некогда будет. Другие дела появятся.

И становилось несколько неловко за свой бестактный вопрос к ветерану, который не мыслил себя вне «Ставропольской правды» и не представлял иного образа жизни, выработанного за десятилетия журналистской деятельности.

Утром он всегда торопился в парк «Центральный», где делал нехитрую спортивную разминку, а затем домой – чтобы принять душ – и контрастный, и «циркулярный». Хороший пример для подражания нашей братии, для которой единственным видом спорта является утренняя пробежка сломя голову на автобусную остановку.

В расхожем определении, прочно закрепившемся за Кравцовым, - «Живая легенда «СП» – не было особого преувеличения хотя бы потому, что в нашей редакции он начал работать еще в 1938 году и сюда же вернулся в 1946-м. В советской же печати, как тогда писали, он аж с 1931 года! Успел еще поработать в выходившей в Ставрополе районной газете «Власть Советов», в «Майкопской правде», в некоторых дивизионках, а сразу после войны – немного в краевом радиокомитете.

В характеристике на И. Кравцова, подписанной тогдашним редактором «СП» П. Дубининым, было указано: «Настойчиво добивается действенности публикуемых газетой материалов». Даже потом, работая в общественной приемной «Ставропольской правды», хотя времена, казалось бы, поменялись, и у газеты уже не было мощной крыши в лице крайкома и крайисполкома, И. Кравцов принципиально не хотел «перестраиваться» и не терял этого качества:

- Мы вас критиковали в «СП» за такое-то число. Почему нет ответа до сих пор? – звонил он, находясь на дежурстве в общественной приемной, тому или иному руководителю предприятия.

В дополнение к своему первому, довоенному образованию – учитель школы первой степени – И. Кравцов получил еще одно, заочно закончив исторический факультет Ставропольского педагогического института. А учиться, между прочим, было непросто. Вот какая любопытная справка сохранилась в личном деле И. Кравцова: «Ввиду развернувшейся уборки и хлебозаготовки И. Кравцову, как заведующему сельхозотделом, редакция в течение июля не может предоставить отпуск для явки на летнюю экзаменационно-лабораторную сессию», - ставила редакция в известность Ставропольский пединститут.

А еще была в его жизни одна страница, которая, похоже, не давала ему покоя долго-долго, будто заноза, засевшая в сердце, будто кровоточащая рана. И он, мне так кажется, может, еще и потому старался везде и всегда доказать свою «благонадежность»...

Случилось это в начале октября 1942 года, в боях на подступах к Туапсе. 82-й гвардейский стрелковый полк, где Иван Матвеевич был помощником начальника штаба, попал в окружение. Кравцову удалось до пленения сжечь находившиеся при нем документы, в том числе и свои личные, тот же партбилет. Поскольку в плену оказалось много старших офицеров, ему повезло: избежал допросов и остался в общей массе военнопленных.

Но плен есть плен. Майкоп, Ростов-на-Дону, Каменск – здесь он был в лагерях. Трижды совершал побеги. В последний раз удачно. Оказался у своих. Но кто ж ему поверит! Поэтому несладко пришлось и у наших. Был пересыльный пункт, спецлагерь для спецпроверки. Тем не менее 19 августа 1943 года был зачислен в штурмовой батальон на должность командира пулеметного отделения. И далее уже участвовал в боях на Западном, затем 3-м Белорусском фронтах.

Казалось бы, чего еще надо. Восстановлен в звании «старший лейтенант». За личную отвагу в боях над Оршей удостоен ордена Отечественной войны первой степени. Кровью искупил свою вину, пусть даже никакой вины и не было: в мае 1944 года под Витебском, уже будучи командиром роты, получил второе тяжелое ранение – в живот, после которого предстояло длительное лечение. Однако все равно последствия плена отразились на его биографии, и нервов было потреплено немало. «Его вопрос» разбирался партийной комиссией при Главном политическом управлении Вооруженных сил СССР в 1947 году, и по ее решению партийные документы Кравцову и были выданы, но с отметкой о перерыве в пребывании в ВКП(б).

Только в 2004 году он опубликует в «Ставропольской правде» свои заметки «Побег к своим», где сполна «выговорится» и напишет о том, что далеко не каждому в плену, а потом уже и дома удалось достойно выдержать череду испытаний, лишений, утрат, оправдаться, а если надо, то и кровью искупить свою вину. Он выдержал. И искупил.

Как он радовался этой публикации! Словно эта была его первая заметка в газете. Он будто публично сам себя реабилитировал и признал за собой право посмотреть на пережитое с высоты прожитых лет. Один эпизод в этом материале, правда, лично у меня еще в процессе редактирования вызвал некоторые сомнения. Описывая свою подготовку к побегу из лагеря, он заявлял о том, что ему «тогда – и, наверное, не случайно, - вспомнился… Оноре де Бальзак, вернее, его изречение: «Когда человек не знает колебаний и умеет жертвовать всем ради одной цели, его воля способна творить чудеса».

- Вы тут что-то накрутили, Иван Матвеевич. Какой к черту Бальзак! О нем ли тогда думалось?

- Автор – я. И я за свои слова отвечаю.