Три великие России

В основе комплексов лежали наша привычная несвобода, идеологический диктат и плохое знание русской истории в ее сложной тысячелетней протяженности. Но вот провинция обрела, кажется, психологическое право на осознание своей полноценности и зреющей внутренней правоты. Это лучшее из того, что произошло с нами за последние годы. Если, скажем, на территории Ставропольского края может разместиться среднее европейское государство (а они там все средние), так чего же нам стесняться?! Мы – сила. С другой стороны, в провинции нас бережет скромность жизни: и соблазнов у нас поменьше, и к земле мы ближе. Хлеб ведь всегда был «религией» Ставрополья, и это уже у нас в крови. Иными словами, мы захотели быть самими собой, но для этого надо знать, какие мы, в какую даль ломится наша знаменитая птица-тройка?

Во времена мистического советского энтузиазма наши знали, что они «самые лучшие». Эта вера наполняла народ силой. Однако по мере угасания коммунистического огня многие уже не сомневались в том, что мы – худшие. А в начале девяностых додумались до новой гипнотической формулы: «Мы как все». Дескать, назад в Европу, за ценой не постоим. Но даже самые изощренные манипуляции не способны заменить знания. Несмотря на разные особенности национального развития, наша история уже состоялась, поскольку состоялось формирование общерусской нации. Будь иначе, России как мирового факта просто-напросто не было бы на свете.

В этом процессе Ставрополье, форпост русской цивилизации на Северном Кавказе, играло и играет свою собственную роль. А старое и новое время объединяет, пожалуй, самая яркая из наших особенностей – казачество, явление которого вызвало к жизни такие гениальные творения, как «Казаки» Толстого и «Тихий Дон» Шолохова. Нельзя не вспомнить и глубоко талантливого Андрея Губина с его «Молоком волчицы», и большого писателя Илью Сургучева, и, конечно, Святителя Игнатия Брянчанинова. Его духовное влияние, судя по всему, и на Ставрополье, и в России будет усиливаться и расширяться. Впрочем, на Ставропольской земле пока не родился гений масштаба Пушкина, Достоевского, Толстого. Но опосредованно мы участвуем в большой русской культуре, ибо наша земля в свое время приняла едва ли не всех русских гениев, сотрудничая с ними и щедро открывая им свои тайны: национальные, культурные, исторические. Взаимообмен не мог пройти для нас бесследно…

И все же более всего занимает и тревожит теперь не поиск доказательств уникальности нашего края – это уже не подлежит перепроверке. Не сомневаемся мы и в том, что с течением времени экономическая роль Ставрополья, значение региональной культуры будут неизменно возрастать. Жизнь потребует. Однако противоречивость самоощущений происходит оттого, что ни в общественно-политической жизни, ни в душе «нового» человека нет подлинной силы и цельности. И это результат болезненных разрывов великой культурной традиции. Три России – царская, советская и современная – все еще не воспринимаются нами как единая и единственная страна. Не потому ли наш народ извечно ощущает себя иммигрантом из «проклятого прошлого», а мы до сих пор не знаем, кто мы и какие. Но хорошо бы вспомнить слова Христа: «Дом, разделившийся сам в себе, падает».

Возможно, именно в провинции, где еще слабы индивидуалистические устремления, наиболее сильны скрытые ожидания русского чуда. Но не сказочного – про курочку Рябу с ее золотым яичком. Люди ждут чуда как избавления от бремени, как помощи свыше, как знамения правды. Ждут героя, гения, святого, который соединит три России и лучшее, что было в каждой из них. Чтобы ни предкам, ни потомкам на небе и на земле не было «мучительно больно за бесцельно прожитые годы». И это не благостные мечтания. В духовной сфере особенность России заключается в том, что нашим национальным героем всегда был святой – человек, который видит добро и знает цель, потому что это его реальность. Что тут поделаешь, если большую часть своей истории русские люди читали жития святых, другой литературы еще попросту не было. Это, конечно, не значит, что мы поголовно хорошие. Это значит, что народ принял такую веру о самом себе. А святые, как известно, появляются в те времена и у тех людей, которые больше всего в них нуждаются. В прежних смутах реальными спасителями России были Илья Муромец (святой и воин одновременно), Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский и многие другие. Есть, правда, и иные литературные примеры, когда князь Мышкин в «Идиоте» Ф. Достоевского, тоже своего рода национальный герой, приходит в такую Россию, которая святых уже не чтит: «Пришел к своим, и свои не приняли его…»

У простых людей, красноречиво безмолвствующего большинства, никакого особого противостояния собственному прошлому нет. А в их душах, несущих в себе космические предчувствия, обращены друг к другу три великие России…

Материал публикуется в рамках конкурса объявленного Российской партией Жизни и Союзом журналистов России.