Вещи

Раннее мартовское утро. Дело к солнцу, весне и надеждам. Воскресный город не спит. Со всех концов, почти еще затемно, на ставропольскую «барахолку» бесконечными струйками пробираются люди, по большей части – женщины. У тех, кто старше, лица помрачнее, у молодых – смешливые и игривые: в голове давно уже созрели «ливайсы» плюс джинсовые сарафанчики… Конец 80-х… Для советских людей вещи – «наше все»… И все-таки неправильно в газетах тогда клеймили: «вещизм», «мещанство», «дадим бой». Никакой это был не вещизм. Просто многих почему-то уже не устраивало, что их сразу же «провожают по уму». Вероятно, хотелось, чтобы вначале «встречали по одежке». Вещи служили компенсацией того, чего не хватало. А не хватало ни много ни мало свободы, воплощенной в джинсах, книгах и пластинках. И еще – в поездках «туда» и обратно. Ничего особенного или сверх того многим, пожалуй, и не хотелось. Кроме сущего пустяка – ощущать себя стильным и современным.

Для молодых это ведь кое-что, да разве только для молодых? Запомнилось, как Сергей Юрский, приехавший в Ставрополь на гастроли с театром Моссовета, получил за концертное выступление 100 рублей и прямиком отправился в ЦУМ. В это время в универмаге как раз появились австрийские и немецкие джинсы, весьма приличные, дорогие, но никакого ажиотажа не вызвавшие. Свою покупку Юрский показывал скромно, но не без значения: «Первый раз купил джинсы…». Кажется, это был 1987 год. А вскоре в Ставрополь зачастили разные западные корреспонденты в поисках ценной информации о первом коммунисте с человеческим лицом. Один из них, Зен Смайли, аккредитованный в Москве от английской газеты «Дейли телеграф», посетил архивы, раскопал какой-то «музей Горбачева» и очень радовался. Он был обаятельный, держался улыбчиво и скромно. И он был миллионер: в Африке у него процветал собственный полиграфический бизнес. Одет Зен Смайли тоже был скромно, даже более чем. На потрепанных его брючках сзади, на самом видном месте, красовалась дыра! Вероятно, он об этом даже не знал и, когда приходил в присутственное место, говорил: «Я гость вашего правительства». В крайсовпрофе женщины, сразу же почему-то отыскав глазами эту злополучную дыру, чуть не попадали в обморок, но Зен ничего в их поведении не заметил, может быть, только чуть-чуть лучше стал говорить по-русски. Такое странное отношение к себе и человечеству силами советского менталитета осознать было невозможно. К вещам мы относились серьезно.

Вещи могли читаться, как диссидентский текст. В одном журнале опубликовали отличный снимок известных писателей-деревенщиков – Абрамова, Распутина, Белова. Все трое сидели в джинсах. Писатели уж куда народнее, а вот поди… Что-то же это значит… Смысл вещей надо было уметь расшифровывать. Вещь могла усилить эффект присутствия в реальности. Один из примеров – советские стиляги или, допустим, мода на черные очки, возникшая среди офицеров в армии.

Погоня за вещами отнимала силы, но придавала жизни дополнительный смысл. Никакой рекламы тогда не было, но все очень хорошо знали, чего они хотят. По сравнению с игрой воображения, которую вызывали к жизни вещи, сегодняшняя реклама - явление просто убогое. А игра воображения зависит от степени удовлетворенности жизнью. С советскими людьми случилось невероятное. Товарный голод породил воображаемую реальность, которая оказалась прекраснее существующей жизни. Вещи и их дефицит – вот одна из психологических причин крушения нашей бывшей страны…

В одночасье все изменилось. Появились вещи, исчезли деньги. И все как будто успокоились. Столько лет стремились на Запад, а оказались на Востоке. Большинство населения России, так же как и прочих стран (Америки, Европы и Азии), задешево и сердито одето и обуто в китайские товары. Любая вещь – это символ. А в символе форма равна содержанию.

Встраиваясь в современное западное потребительское общество, мы встраиваемся во вчерашний день. На повестке дня – глубокие изменения мирового порядка, и они могут начаться в любой момент. Сменился тип капитализма, богом которого раньше был производительный Форд, а теперь виртуальная игра на бирже, грандиозные банковские махинации, валютные операции высших финансовых учреждений на уровне символической экономики. Это то, на чем держится сегодня финансовая мощь Запада. Грандиозная глобальная пирамида. А вещи, в том числе и высокотехнологичные, делают в основном другие: Китай, Индия, Юго-Восточная Азия. И эти вещи реальны…