00:00, 3 апреля 2004 года

К высшей мере – самого себя

ЗАМЕТИМ, в бывшем Союзе, когда силовые структуры (исключая милицию) насчитывали около 5 миллионов военнослужащих, число погибавших ежедневно достигало 10 человек. Сюда относились убийства и самоубийства, несчастные случаи, гибель в ДТП, от болезней…

Сегодня людей в погонах стало значительно меньше. Тем не менее, по данным Главной военной прокуратуры, ежегодно погибают в результате трагических случайностей около 1000 военнослужащих силовых структур. В минувшем году, например, погиб 971 военнослужащий, из них лишь 263 – в Чечне. Что касается самоубийств, то в 2003 году их было зафиксировано около 300. Как и раньше, добровольный уход из жизни занимает первое место. Вот и в Северо-Кавказском региональном пограничном управлении практически каждая третья смерть происходит в результате самоубийства.

Впрочем, дело не только в удручающей статистике. Армейский суицид приносит горе не только родным и близким, но и тяжело травмирует психику сослуживцев. «Шрамы» остаются на всю жизнь.

Я, например, никогда не забуду 23 декабря 1983 года в Кисловодске, где начинал срочную службу. Почему точно запомнил дату? Объяснение простое: 25-го предстояло принять военную присягу, а двумя днями ранее мы должны были стрелять из боевого оружия. Утром случилось ЧП: повесился один из молодых бойцов.

Когда автобус вез нас на стрельбище, разговоров только и было, что об этом происшествии. Смысл высказываний сводился к тому, что, мол, недалекий человек этот Трофимов, раз решился на такой шаг. Из любой ситуации есть выход. Никто тогда не подумал, что нам повезло: солдат мог свести счеты с жизнью (и не только со своей), держа в руках боевое оружие…

Что касается причин, побудивших рядового расстаться с жизнью, о них мы толком так и не узнали. Одни говорили, что он получил неприятное письмо от любимой, другие отмечали слабость духа сослуживца, не выдержавшего даже двух первых недель пребывания на военной службе. Но чаще всего звучал вопрос: неужели он не хотел жить? Не знаю, может, и хотел. Но, когда затягивается петля или полностью выбран свободный ход спускового крючка, обратной дороги уже нет.

…Рядовой Сергей Сороковиков зашел в кладовую, держа в руках зажигалку. Лейтенант Воропаев почувствовал запах бензина, прошли доли секунды – и живой факел метался по помещению. Лейтенант пытался завернуть солдата в шинель, но тот вырывался, кричал…

Когда все-таки удалось сбить пламя, состояние Сергея было критическим. В госпитале определили, что поверхность кожи обгорела на 80 процентов. Как вспоминали бойцы, отвозившие сослуживца в реанимацию, тот молил врачей о спасении, очень хотел жить. Медики сделали все возможное, но солдат умер через четыре дня...

В причинах происшедшего разбиралась военная прокуратура. В распоряжении следствия были записки, письма и даже стихи. Эти документы пролили свет на трагедию…

Страшно, когда в предсмертной записке читаешь такие строчки: «Я лелею смерть свою…» Страшно, когда еще одна солдатская душа улетает на небеса. Примет ли ее Всевышний?! Ведь не внемлет он гласу самоубийц. Даже если умирают они долго и мучительно…

CАМЫЙ резкий суицидальный скачок произошел в стране, а значит, и в воинской среде в начале 1990-х. Рассыпались как карточный домик десятилетиями складывавшиеся представления о мире, смысле жизни, добре и зле. С телеэкранов и газетных полос на россиян от мала до велика обрушилась лавина «порнухи» и «чернухи». Вчерашнее благородство обратилось в глупость, спекуляция – в предпринимательство. Не в моде стал и патриотизм, а понятие «воинский долг» в одночасье растеряло в сознании многих россиян свое высокое изначальное значение. Для множества молодых людей высшим проявлением «доблести» стало грамотно «закосить» от призыва.

Сейчас в основном служить идут те, кто не смог поступить в вуз, воспользоваться другими льготами. В основном, это ребята из неполных, бедных семей, из деревень и поселков. Стоит ли удивляться, что до восьмидесяти процентов молодого пополнения при проверке интеллектуальных способностей не справились с простейшими математическими задачами и тестами?

В последние годы практически каждый третий юноша, ставший в армейский строй, не закончил среднюю школу, а каждый десятый получил лишь начальное образование. Некоторые, как ни прискорбно об этом говорить, даже читают по складам. Спросите у офицеров ставропольских военкоматов, и они подтвердят, что нынче не часто в графе «образование» стоит цифра «одиннадцать». Все больше девять, а то семь или шесть классов.

Сотрудники отдела воспитательной работы Северо-Кавказского регионального пограничного управления, например, в прошлом году изучили социально-психологические характеристики пополнения весеннего призыва 2003 года в сравнении с призывом осени 2002-го. И что же?

Они отметили резкое увеличение числа лиц, имеющих неполное среднее образование. Проблемными остаются показатели, характеризующие социальные условия формирования личности до призыва на военную службу. Почти четверть будущих солдат воспитывались в неполных семьях или без родителей, в 1,3 раза увеличилось число юношей, употреблявших наркотические вещества, в 1,1 раза возросло количество призывников с ослабленным здоровьем.

А теперь самая тревожная статистика: в 1,4 раза выросло число юношей, имеющих низкий уровень психологической устойчивости, требующих дополнительного обследования у психиатров, в 1,5 раза – количество граждан, у которых покончили с собой ближайшие родственники.

И все-таки, что толкает молодых людей к самоубийству?

Главный психиатр военно-медицинского отдела Северо-Кавказского регионального пограничного управления подполковник медицинской службы Олег Бандривский отметил, что суицидальными происшествиями охвачены все категории военнослужащих. Наиболее часто к добровольному уходу из жизни склонны военнослужащие по призыву. На их долю приходится основная часть всех случаев самоубийств, совершенных за два минувших года, – 84 процента.

Анализ, подготовленный О. Бандривским, показал, что основными мотивами завершенных суицидов военнослужащих являются личные переживания и семейно-бытовые проблемы (неразделенная любовь – 36 процентов, неуставные взаимоотношения – 10,5, дефекты эмоционально-психологического склада характера – 21, боязнь ответственности за совершенные правонарушения – 5,5, психические заболевания – 3 процента). Остались пока не установленными – 23 процента.

Особое беспокойство вызывает высокий уровень суицидов в Аргунском пограничном отряде, где за 2001-2003 гг. совершили самоубийство 10 военнослужащих. Подполковник Бандривский объясняет эти цифры тем, что в боевой обстановке происходит снижение ценности жизни и притупление чувства опасности. Тем самым ослабляется инстинкт самосохранения, облегчается реализация суицидальных мыслей и совершения рискованных действий, в результате которых можно погибнуть. Война, как правило, способствует закреплению в личности черт агрессивности, жестокости, которые культивируются по отношению к противнику, а в конфликтных ситуациях могут проявляться по отношению к сослуживцам и даже… к самому себе.

Бандривский предлагает (к слову, не первый год) создать в СКРПУ центр медико-психологической диагностики и коррекции, задачами которого было бы проведение отбора военнослужащих для службы в подразделениях, участвующих в контртеррористической операции, и осуществление методической работы среди специалистов по такому отбору в соединениях и частях.

ВОТ мнение старшего офицера отдела воспитательной работы СКРПУ подполковника Владимира Хухлаева: «Мы должны уметь прийти на помощь солдату до того, как он совершит попытку самоубийства. Но для этого нужно знать симптомы грядущей беды и то, что следует делать в подобных случаях. Прежде всего, необходимо знать подчиненных. Постараться понять, каково нормальное, естественное поведение каждого из них. Надо внушать парням, что самоубийство – большой грех. А еще надо приучать военнослужащих к мысли: если они видят, что с сослуживцем происходит что-то неладное, незамедлительно докладывать об этом командирам, медикам, офицерам-воспитателям. Хотя бы потому, чтобы потом не чувствовать за собой вину, что не удержали товарища от неверного шага».

Виктор МОСКАЛЕНКО