Работы художника Петра Горбаня представлены в экспозиции Ставропольского краевого музея изобразительных искусств

Ставропольский краевой музей изобразительных искусств с успехом реализует проект мемориальных выставок «Фестиваль мемориальных коллекций художников края. Гильдия мастеров. Достояние». В очередной экспозиции - работы пяти замечательных ставропольских художников, каждый из которых уникален. А Пётр Горбань, наверное, гениален, и для автора этих строк по-особому памятен.

Все, кроме одного

Наше тревожное «сегодня» выросло из вчерашнего дня. Самое время напомнить об этом читателям, например, рассказом о мастерах кисти не столь отдаленного прошлого века. В пространстве очередной экспозиции сильнее всяких скреп время перехода от одного тысячелетия к другому объединило пятерку мастеров кисти. Лишь двое навсегда остались в своем тысячелетии. Остальные хлебнули не только безвременья бед и разрухи страны в «девяностых», но и пертурбаций «нулевых».

Художника, журналиста и педагога Н. Будникова помню со времен, к сожалению, уже «почившей в бозе», но дорогой сердцу краевой газеты «Молодой ленинец». Николай Дмитриевич частенько появлялся в нашей молодежке. Когда выходила «Палитра», ежемесячная страница по культуре края, он, оформитель и график, придирчиво оценивал верстку, качество иллюстраций и давал советы. А я, тогда выпускница ЛГУ и начинающий журналист, радовалась, что мое детище будет интереснее.

Осматривая картины, останавливаюсь рядом с пейзажем Ю. Смотрова – разно-цветный парк с фонтаном «Лягушка». Автор - художник, оставивший нам живописные эпизоды Ставрополя. Картина как кусочек «раньшей» жизни; в ней гармония света, цвета, музыки тех лет... А его «Дорога. Часы над городом» - словно вехи пройденного жизненного пути.

К сожалению, чеканщика, живописца и дизайнера Льва Бюлля знать не довелось. С его оригинальными фотографиями и работами познакомилась только благодаря экспозиции. Поклонница мастера Галина Перущая в день 85-летия подарила Льву Николаевичу необыкновенную куклу «Мини-Бюлль». Сделанная по образу и подобию мастера, она поразила не только своими размерами, но и любовью, с которой изготовлена. Здесь и нежность к долговязому, в стильной беретке интеллигенту-учителю, и юмор, и абсолютно узнаваемые черты прототипа. По-своему замечательны картины художницы Татьяны Фисенко. Они будто обнаженная жизнь души, вырвавшейся в мир. Художница не столько пишет, сколько выплескивает вовне все, что ее радует, беспокоит, удивляет. Одним словом, полотна на стенах зала, словно образы уходящего времени и людей, улыбчивых, серьезных, немного наивных, но куда более цельных и открытых в своих чувствах-мыслях, чем мы, нынешние.

Звёзды сошлись

Не берусь утверждать, что число имен художников имело для организаторов какое-то особое значение. Но, как говорится, звезды сошлись. В нумерологии цифра 5 является символом объ-единения всех стихий: воды, огня, земли, дерева, металла. Это одно из самых мощных простых чисел, которое означает вечное совершенствование; символ Вечной жизни, Вечного движения и Великой любви. А еще - олицетворение свободы; люди, попадающие под ее влияние, первопроходцы, до конца верные своему призванию.

Именно такими были все пятеро мастеров, в числе которых Пётр Горбань. По мнению художника Л. Черного, Ставрополье в конце советской эпохи вырастило целую плеяду метафизически талантливых художников. «Гречишкин – эпик (от слова «эпический»), Фисенко – трагик, а Горбань – характер. Жесткий характер и жесткая судьба. Эти две линии на протяжении всей жизни бились друг с другом не на жизнь, а на смерть. Пётр Семёнович пришел к ладу с самим собой, лишь когда вышел на тему Христа. Жесткая судьба и святая идея воссоединились».

При входе в музейный зал, хочешь не хочешь, взгляд невольно упирался в большое полотно «Мои натурщики». Шестнадцать молодых людей в грубошерстных свитерах и толстовках, скорее всего, собрались не случайно. Это единомышленники. У одной из девушек знакомые черты: Галина Туз, дочь известного писателя и детского хирурга Г.М. Шумарова, сама недюжинный писатель и поэт. Неужели все персонажи картины прототипы реальных людей? Кто-то рядом со мной узнал художника-оформителя Сергея Котинова… Значит, так и есть!

Пётр Семёнович по жизни искал натурщиков. Наброски незнакомых и знакомцев делал ежедневно; едва не за рукав приводил их в мастерскую прямо с улицы. О таком необычном способе работы «с натурой» мне говорил заслуженный художник РФ Валерий Арзуманов. «Пётр Семёнович был совершенно особый, титанического труда художник: неустанная работа в мастерской, мастер-классы… Когда в 60-70-х годах очищали «натуру», некоторые возмущались, что это такое: писать людей с улицы, с автовокзала… Настоятельно советовали Петру Семёновичу: напишите героя соцтруда или что-то другое, красивое… Горбань и слышать ни о чем таком не хотел, оставил огромное наследие: портреты людей, натюрморты, виды Ставрополя. И когда я однажды получил возможность увидеть все это, подумал, Боже, ведь он все время удивлялся тому, что его окружало».

С картинами Горбаня я познакомилась благодаря «Ставропольской правде», где работала заведующей отделом культуры. Около месяца выставка его работ украшала целый этаж в Доме печати. Когда работы убрали, пространство будто опустело. Такое острое чувство обиды испытывала лишь в детстве. Знаете, вот было-было что-то твоим, необходимым, и вдруг - нет! Позже один из коллег Петра Семёновича объяснил мне феномен воздействия живописи Горбаня так: «У кого-то картины существуют для зрителя, а у него – зрители для картин».

Хорошо помню свою первую встречу с художником в его мастерской. Судя по смелости мазка, яркости красок, неожиданности сюжетов, автор мог быть только молодым, резким, решительным. А встретил меня высокий, чуть сутуловатый, в зрелых летах мужчина. Разве что глаза с острым, иногда колючим прищуром выдавали человека упрямого, неспокойного и весьма придирчивого как к собственному, так и к чужому творчеству. От огромного количества полотен мастерская казалась тесной. С ними соседствовали предметы, знакомые по школьным урокам рисования: глиняная крынка, зубастый чугунный утюг, горшочек запыленного алоэ… Один пейзаж прямо-таки «высасывал» глаз насыщенностью светом, цветом, жизнью. На картине буйствовало яркое молодое лето.

- Что это? Где вы такое видели? – поразилась я.

- А вот там, посмотрите, я вид из окна рисовал.

- Как? Этот зеленый пятачок?

- Да вы приглядитесь, не спешите…

Чем пристальнее вглядывалась в открывающуюся панораму, тем острее ощущала удивительные превращения; старые тополя с раскидистыми кронами будто раздвигали пределы тихого дворика, заполняя собой все пространство, а солнце разукрашивало его во все цвета радуги.

Бывают ли картины «белыми»?

Когда в 1952 году после окончания художественного училища Горбань при-ехал в Ставрополь, он оказался едва ли не первым в городе художником с профессиональным образованием. Старшие, более опытные коллеги обласкали и заказами не обделили. Писал лозунги, плакаты наглядной агитации, даже стенгазеты оформлял. Но самым доходным делом в середине прошлого века считалось писать портреты передовиков и членов правительства. Взялся за дело и он.

Однако как ни старался, копия передовика производства казалась бледным подобием оригинала. Умные люди посоветовали подучиться у одного мастера из Кисловодска. Пётр Семёнович наблюдал за его работой и немел от удивления. Машина не отштампует экземпляры портретов с такой точностью, с какой их живописал коллега. Желтым лоб, розовым щеки, подбородок – чуть фиолетовым… Попробовал сам, так гладко и лаково, как у «учителя», не выходило, но заказчики работы брали. У француза Пабло Пикассо в творчестве были «Голубой» и «Розовый» периоды, а у Петра Семёновича - свой «портретно-костюмный». Ну, было… и было. Прошло. Он никогда не торговал талантом. И вряд ли многие из коллег о «том» себе могли сказать так же жестко, как он: «Тринадцать лет я учился зарабатывать деньги».

Не знаю, что именно явилось причиной коренного перелома: очередной конфликт с руководством Союза художников при отборе картин на выставку или что-то еще, но однажды, запершись в мастерской, Горбань решил, что работать будет только над тем, чего хочет сам. Наотрез отказался от заказухи и до минимума сузил круг общения. «Ушел в подполье», - острили шутники.

Бывают ли картины «белыми»? Вопрос этот задан не из праздности. «Черная» работа, - выдавил однажды чиновник от культуры по поводу картины Петра Семёновича «Домино». И на несколько лет вперед предрешил судьбу полотна – годами лежать невостребованным без надежды пробиться к зрителям. На струганом столе - надорванная пачка сигарет, коробок спичек да зигзаг незаконченной партии в домино. Рядом горстка костяшек. Больше никого, но ты реально ощущаешь дыхание людей. Кто они, в каких условиях жили и работали, сомнений нет. Короткий перерыв на обед в какой-нибудь теплушке, минута отдыха… Партия недоиграна, она будто все еще ждет игроков.

Первая персональная выставка Горбаня в Ставрополе прошла лишь в 1982 году. Не только зрители, но и знатоки увидели совершенно нового для себя сложившегося художника с ярким, нервным, иногда жестким почерком. Именно тогда его натюрморт «Домино», побывавший на одной из республиканских выставок в Москве, был опубликован в книге «Натюрморты художников России». Один за другим последовали вернисажи в Тбилиси, Орджоникидзе, Черкесске, Москве, Ленинграде… Восторженные отклики вызывали «военные» картины, такие как триптих «Пять тополей» и «Фашизм»…

Казалось, наконец-то пришел настоящий успех. Но чиновничий беспредел продолжался. В полотне «Карнавал» Горбаню категорически посоветовали переписать лицо героини. Вокруг женщины в костюме испанки безумствует карнавал. А у нее глаза такие, будто жизнь уже остановилась. Что это? Неоправданные надежды на счастье? А может, обратная сторона «пира жизни»? Пространство «пирующих» - сплошное кружение масок. Лишь одна маска сорвана, она обнажила страдающую душу. А остальные, кажется, намертво приросли к лицам.

Тогда Пётр Семёнович так и не переписал лица героини из «Карнавала», как не переписывал по рекомендациям высоких чинов ничего и никогда. Работы Горбаня, которые имели успех на вернисажах самого высокого уровня, в Ставрополе принимали с боязливой осторожностью. Пополнять ими музейные фонды не спешили. Так что после недолгого времени экспонирования полотна в основном возвращались в мастерскую к своему создателю.

Прозрение как предвидение

В рассказе о художнике и его картинах самым трудным бывает понять, что питает силы творческого человека, дает ему возможность творить? В случае с Горбанем одна из догадок - полученная очень рано закалка. В 1941 году, когда Петру исполнилось восемнадцать лет, началась Великая Отечественная война. Призвали в армию. В политическом танковом училище Сумгаита он выучился на танкиста. Воевал, куда направляли: Средняя Азия, Первый и Второй Прибалтийские фронты… Дошел до Берлина.

….Две картины Петра Семёновича Горбаня на выставке в музее я выделила бы особо. Впервые увидела их в его мастерской. Просто однажды он убрал один холст и стал прилаживать на мольберт другой. При этом обыденно так приговаривал: «Вот, говорят, что каждой картине нужна своя рама. Ругают, что у меня они простые, белые. А мне кажется, что такие рамы лучше всего выявляют суть; цвет не растекается в разные стороны, он ограничен в своих пределах»... Установил, наконец, картину и молча отошел в сторону. В первую минуту ничего не поняла. Какие-то непривычные, сине-сиреневые с коричневым размытые тона. Но уже в следующий момент во мне будто все перевернулось: проявилось целое поле, усеянное людьми. Оно уходило далеко к горизонту: мужчины, женщины, дети с трагически запрокинутыми руками, неестественно выгнутыми телами. Это были именно тела, а не трупы. Полнейшее ощущение, что экзекуция произошла только-только, и от этого впечатление было еще более сильным. Картина называлась одним словом «Фашизм». (Позже узнала, что сразу после того, как художник написал ее, у него начались ночные кошмары, бессонница).

Раздумывая об этом, не могу не вспомнить еще один случай, связанный с Горбанем. Он произошел в Берлине во время его военной молодости. Просто шел по улице и зачем-то вошел в полуразрушенное здание. Взгляд остановился на привалившемся к стене убитом немце. Перевел глаза на лицо и окаменел. Оно было точной копией его самого. Будто взглянул в зеркало на самого себя или… в глаза смерти. Петра Семёновича тогда будто ветром вынесло из здания.

Никогда он не пытался понять, почему с ним это случилось. Единственное, что знал наверняка: случилось Неслучайное. Даже в мирное время, когда пришла Победа и на земле установился мир, он помнил, что, пройдя через ужас войны, забывать об опасности возрождения фашизма на новом этапе нельзя. Человечество не уничтожит никто, кроме… другой части человечества.

Вернусь к еще одному полотну Горбаня, которое по манере подачи и силе воздействия сродни первой картине. А вместе они - жесткий, мистически-провидческий диптих. Обнаженные тела людей как бы составляют естественную пирамиду. Уродливо, ожесточенно одни карабкаются вверх, сбивая других, и сами, сбитые кем-то, летят вниз. «Божественная комедия» - так Горбань много лет назад назвал свое полотно, а потом добавил: «Или «Борьба за власть». Смысл предельно ясен. Во что бы то ни стало надо вскарабкаться вверх. По головам? Пожалуйста! Убивая и калеча других? Да запросто!.. Только бы оказаться наверху! Быть самым сильным! Самым первым! Самым, самым!..

В отличие от многих своих коллег тогда, в конце восьмидесятых годов прошлого века, Горбань кистью и красками делился своими мыслями об опасности пороков, разъедающих жизнь людей, и о том, как страшно, когда нравственные и моральные ценности подменяются другими: «Кто силен, тот и прав. Кто богаче – тот и умнее». Разделение людей на «белую» и «черную» кость способно полностью обесточить и обессилить любой народ. Он будет обречен на «гниение изнутри»…

Во время разговора о работе над этими картинами Пётр Семёнович сказал, что картины мало выстрадать, ими надо переболеть. Лекарство по восстановлению сил у него было одно: снова чистый холст, кисти и краски. Он становился к мольберту и писал напоенные солнечным светом медовые дыни, пурпурные гранаты, изумрудные сады… Художник возвращался к жизни через цвет и свет. Если же цвета становится недостаточно, это потому, что у человека счастья мало. Объяснял, что полноценно зрение работает только в детстве. Значит, людям хотя бы иногда через краски надо возвращаться в детство.

И еще: «Цвет – часть жизни в Боге»… или …«Что такое русская икона, как не совершенная гармония цвета?»… Только жизнь в Боге способна привести человека в равновесие, возвратить лад с самим собой…

Но это уже другая, особая тема разговора ...