Жизнь моего поколения

На работу она уходила в степь, маленьких оставляла на попечение старшего, ему было 10 лет. Дома он отвечал за все – за малышей, хозяйство, порядок. Для женщин в поле варили обед – «затеруху». Но они оставляли свои порции детям.

Зимой сидели все время на русской печке – единственном месте в комнате, где можно было согреться, да и то если печь была натоплена. Ведь дров-то не было. Вместо них собирали бурьян, кизяк, сухую траву, стебли подсолнуха.

Наш папа был первым трактористом на селе. Из-за плохого зрения его призвали не на фронт, а на оборонные рубежи. Когда шли ожесточенные танковые бои под Моздоком, Малгобеком и Грозным, он своим тягачом вытаскивал с поля боя еще горящие танки. Их тут же ремонтировали - и снова в бой.

В 1945-м он восстанавливал в Чечне нефтяные промыслы. Ему предложили перевезти семью, что он и сделал.

Мама уже сильно болела и, переехав в Гудермес, она умерла.

Отец работал уже на буровых вышках, и мы ездили с ним до 1953 года. Потом он вернулся в родное село, женился и начал работать в колхозе. Тогда работали за трудодни. Платили за них копейки. Мы подрастали, ходили в школу, но о старших классах и не мечтали.

Отец сказал, что не потянет один, надо работать, и я в 14 лет после семилетки пошла в колхоз дояркой. Это сейчас механическая дойка, доярок возят на автобусе. А тогда мы, девочки-подростки, вручную по 14 коров доили, кормили их, чистили. Вставали в три часа ночи и шли пешком на ферму в метель и стужу, в дожди и слякоть, чтобы до восьми утра закончить дойку и отправить молоко на завод.

И никто не говорил, что мы дети. Спрашивали с нас за все как со взрослых. Даже на облигации мы подписывались: нам говорили, что страна берет взаймы, она вернет. Теперь у этих девочек-подростков негодные руки и ноги от холодного босоногого детства и от тяжелых работ.

Мы никогда не лечились в санаториях, не отдыхали у теплого моря, это было не для нас. Мы только мечтали об этом и о том, что вот поднимется наша страна из руин и тогда всем станет легче.

И вот пришло время, мы состарились. Оформляясь на пенсию, подсчитала стаж работы – 40 лет. А в отделе кадров ставят 39. Говорят: 1955 год не засчитывается, вы тогда еще были детьми.

И нам не только ничего не вернули, но еще и отобрали у нас спокойную старость, а у детей и внуков – возможность нормально жить, работать, учиться. На всю страну однажды прозвучало мнение одного политика: государство, мол, не в силах кормить такую армию пенсионеров и инвалидов, пусть дети их кормят. Получается, надо посадить стариков на шею безработных детей?

Да, у нас минимальная пенсия. И нам периодически ее повышают. Но это – копейки, особенно если учесть, что цены растут быстрее. Кроме того, я считаю, это неправильно, что надбавки к пенсиям у всех разные. Они должны быть одинаковые: если, например, это сто рублей, так сто рублей – всем. Думаю, это будет справедливо. Ведь работали все и много, и надо добавлять всем одинаково.

И – еще. Сейчас идет речь о надбавках к пенсиям детям войны, но почему-то только с 1932-го по 1937 год рождения. Многие из них не дожили до сегодняшнего дня, а мы, кто «помоложе», продолжаем просить милостыню у государства.

Кто не может, пусть умирает, другим легче жить будет – так что ли получается?

Надо, чтобы губернатор А. Черногоров поднял этот вопрос в Москве. Речь идет не только о моей жизни. Это – жизнь моего поколения.