Радости в старости

- Сколько мне лет? – переспрашивает. – А ты сам посчитай. Я десятого года рождения, - Николай Тимофеевич произносит это нарочито буднично, будто вскользь, дескать, всего-навсего 96-й год. Потом, довольный произведенным эффектом, «уточняет» другие вопросы: - Что значит «считаюсь участником войны»? Не только «считаюсь». И не просто «участник». Я воевал! К 60-летию Победы еще одну медаль получил. Ох, славный был праздник. Нас так хорошо угощали.

- Здоровье? Конечно, неважное, - продолжает ветеран. – Бывает, на ровном месте зашатаюсь. Недавно два месяца пролежал – даже на двор не выходил. А сейчас ничего – отпустило. По-над стеночкой могу и до вестибюля дойти – телевизор посмотреть. Если кто в самое ухо что скажет, то и поговорить.

- А живу я в Новоалександровске, в этом стардоме, уже третий год. Тут и помирать буду. Но, - поправляет сам себя весело, - умирать не хочу. И не собираюсь. Хотя бы до ста дотянуть надо… Мне тут все нравится. Да и некуда деваться. Я до этого жил в Темижбекском. Супругу похоронил – остался один. Сын под Тихорецком. Приехал – говорит: «Нужно тебя в дом для престарелых определять». Я не возражал… Сразу, правда, не получилось: мест не было, пришлось чуть подождать… Сын? Навещает, но редко, - старик грустнеет.

- Характер у Николая Тимофеевича боевой, - подбадривая его, говорит заведующая стационарным отделением для пожилых людей и инвалидов Н. Киндлер. – Он был у нас как бы общественным ревизором, когда строился новый корпус: ходил, проверял работу…

Это здание, построенное совсем недавно (где Николай Тимофеевич чувствует себя королем!), - несомненная гордость его постояльцев. И они ведут себя как новоселы, которые, пользуясь случаем, с радостью показывают свои апартаменты. Строительство, кстати сказать, обошлось в пять миллионов рублей, половина из которых была выделена из федерального бюджета, а другая – Пенсионным фондом. Теперь, с наступлением тепла, можно будет и в старом корпусе сделать ремонт, где, разумеется, тоже чисто и аккуратно, но все-таки по сравнению с новым крылом тесновато, да и менее комфортно.

Понятно, почему обитатели этого дома считают его пусть не родным, но своим. Ведь другого-то нет. Именно в нем придется им доживать свой век. Они даже письмо написали в «Ставропольскую правду», рассказывая о том, какие у них теперь замечательные помещения (в чем автор этих строк смог убедиться самолично, побывав в этом заведении).

Да, это очень хорошо, что новое крыло к старому корпусу пристроено. Потому что на поступление сюда существует, оказывается, очередь из 28 человек. Теперь появилась возможность принять новое пополнение. И постояльцев, таким образом, будет уже не 22, как сейчас, а где-то под 40.

Разные пути-дороги приводят сюда стариков. С жительницей Новоалександровска Татьяной Прохоровной Мальцевой, например, произошел «экстренный случай» – да такой, что и врагу не пожелаешь: у нее сгорел дом, и она в одночасье лишилась еще и сына. Привезли ее в этот стационар в чем была. Больше года она здесь – потихоньку приходит в себя.

Но в основном, пусть и от безысходности, люди все-таки приходят сюда осознанно, еще имея при этом некоторый выбор: то ли с детьми остаться, то ли в этот дом определиться. Вот одна из обычных историй. Пенсионерка Нина Петровна Кривоноженко около пятидесяти лет прожила в станице Григорополисской, работала здесь и продавцом, и контролером рынка, и завскладом сельпо. А когда приболела, продала свой дом и подалась к дочке (она живет под Ставрополем). Пожила у нее несколько лет – и…

- Не то чтобы не поладила с ней или с зятем, - рассказывает Нина Петровна, - а просто решила: им без меня лучше будет… Деньги от продажи дома обесценились… А тут все условия для жизни. Да еще 570 рублей от пенсии остается – на расходы хватает. Вот так семь лет и пробежало уже.

Ее соседка по этому стационару В. Буланкина сорок лет была рижанкой, потом переехала в станицу Григорополисскую – на родину мужа. Все было замечательно. Но супруг скончался – и как никогда остро встал вопрос: как быть? Одной жить тяжело. Здоровье неважное.

- Сын в Москве, но туда я не хочу. Уже привыкла к деревне – к свежему воздуху, - говорит Валентина Николаевна. – Так что тут мне самый раз. Тихо, спокойно.

- Вот, кстати, посмотрите, какой я была, - показывает она фотоснимок военных лет. – Брюнетка! А сейчас, видите, блондинкой стала, - но не горестно вздыхает, а смеется при этом и охотно вспоминает 2-й Белорусский фронт, с которым прошла Белоруссию, Польшу, Германию:

- Берлин, правда, не брала, - только на экскурсию потом ездила туда. Воевала я в составе фронтового трофейного батальона: мы подбирали после боев технику и отправляли ее в Сибирь на переделку…

Все это хорошо. Но вот о чем невольно думается. В станице, где я жил когда-то, та или иная бабуля могла, к примеру, враз остепенить разбушевавшегося сына, бросив ему в сердцах самые обидные слова: «Чем жить с таким, уйду в стардом». Уже даже одно только упоминание об этом богоугодном или казенном заведении казалось постыдным для человека. Он действительно считался бы никчемным, безнравственным, если допустил такое и не смог бы со своей семьей досмотреть старых родителей или одного из них. Да на него или на невестку станичники презрительно пальцем показывали бы: «Это те самые, которые мать в стардом спровадили».

А сейчас? Только у шестерых постояльцев этого дома нет детей. А у остальных – кто-то да есть. И тем не менее старики оказались им не нужны? Или в этом и заключается «осознанность» их выбора: «Уж лучше тут, чем с теми, кто смотрит на тебя буром и для кого ты в тягость»?

Ох, не знаю, не знаю… Не хочется обобщать, но, видимо, все же не случайно многие из ветеранов, охотно, в общем-то, вспоминая навещавших их детей, тем не менее что-то как будто недоговаривают, утаивают. Торопливо переводят разговор в другое русло, словно опасаясь лишних расспросов. А ну как спросят у них: когда же, Иван Иванович или Марья Ивановна, навещал вас сыночек в последний раз? И окажется, что было это где-то аж в прошлом году. Или же другая крайность: такие визиты случаются с завидной периодичностью – каждый месяц, аккурат в тот день, когда папаше или мамаше приносят сюда пенсию. С чего бы это такая закономерность? Не с того ли, что из этой самой пенсии (точнее, из 25 процентов ее, что остаются в распоряжении проживающих в стационаре, и различных надбавок) какая-то сумма перепадает потом «дорогому гостю»?

Понятно, что на то воля самих пенсионеров – распоряжаться своими деньгами. Но, право, вот он, наш удивительный менталитет: дети спровадили тебя в интернат, а ты при случае еще и одариваешь их! Возможно, ветераны и сами чувствуют парадоксальность этой ситуации, которая гложет их сердце, не дает покоя.

- По большому счету, да, своим детям они не нужны, - справедливо замечает Н. Киндлер. – Зато нужны нам!

- То ли времена сейчас такие настали, то ли нравы поменялись, - делится своими наблюдениями медсестра Л. Глушакова, - но наши старики действительно не хотят обременять своих родных. И приходят к нам не только тогда, когда остаются одни, но и тогда, когда не желают быть обузой для своей родни. Приходят осознанно – доживать свой век. И разве не так? Возраст, хронические болезни…

Добавим: приходят, зная, что их тут и накормят («дома мы так не питались»), и полечат («сейчас у нас девять лежачих больных, жалко отдавать их в специализированные учреждения»), и обеспечат им тепло и уют.

Вон Александра Петровна Рогалина. Уже совсем было слегла, с ложечки и то нельзя было накормить. А случилось это как раз под выходные, кто-то посоветовал заранее гроб заказать, чтобы потом не маяться. Но - выходили старушку: ожила, уже может сидеть.

Впрочем… А может, и не стоит на детей обижаться? Не зря же и в цивилизованных странах, на которые мы любим равняться, эти или подобные дома стали привычными, и никто не видит ничего предосудительного в том, что в них доживают свой век состарившиеся граждане. Если уж и бояться, так не их, а другого – достаточно ли они комфортны для проживания, все ли стали уютными и благоустроенными, такими, как Новоалександровский стационар?

- Возможно, мы уступаем многим зарубежным странам по уровню материального обеспечения, - говорит директор государственного учреждения – Новоалександровского комплексного центра социального обслуживания населения Т. Степанова. – Но зато компенсируем этот недостаток душевным теплом. Не зря же люди говорят, что они находят в наших учреждениях утешение.

- В учреждениях? Мы же ведем речь о стационаре для престарелых и инвалидов…

- А он – лишь одно из отделений нашего центра. Всего их 15. Каждое имеет специфическое предназначение. В итоге программа обслуживания очень обширна и есть возможность оперативно решать весь комплекс проблем, которые возникают у людей, попавших в ту или иную трудную жизненную ситуацию. В прошлом году нашей системой были охвачены 22 тысячи человек – треть населения района!