«Трудные» старики

Сколько раз просили его, убеждали – бесполезно. Молчит. Может, вам удастся его уговорить?

Нет, не удалось. Приподнявшись с кровати, Д. Симонов смотрит понимающим взглядом – и ни слова в ответ. То ли обет молчания принял инвалид войны? То ли депрессия вконец одолела?

Дав понять, что разговора не получится, Дмитрий Павлович берет шляпу и начинает выщипывать из нее, наверное, только одному ему заметные пылинки-ворсинки и уже в который раз из одного кармана брюк в другой зачем-то перекладывает свой аккуратно сложенный носовой платок…

Нет, не зря бытует мнение, что в этом государственном стационарном учреждении социального обслуживания населения живут трудные старики. «Контингент», собственно говоря, и не может быть другим. Ведь интернат специальный. В этом как раз его отличие от всех остальных 22-х существующих на Ставрополье стационарных домов-интернатов минтруда и соцзащиты населения края. Здесь примерно треть постояльцев – бывшие осужденные. Большинство одинокие. Никто силком их тут не держит (не тюрьма!), но куда они могут уехать, если оказались ненужными детям, внукам, родственникам?

«Поставляет» сюда «квартирантов» и Свистухинский интернат, который перепрофилирован на обслуживание лиц без определенного места жительства. Их находят, подбирают, отмывают, откармливают, подлечивают. Восстанавливают им паспорта. После реабилитации выпускают. Если жить негде, то направляют сюда, в Светлоград. И тут они, если быть точным, вовсе не «квартиранты», потому что в паспорт каждому уже ставится отметка о регистрации: улица Телеграфная, 81.

Беженцы из Чечни тоже находят в этом интернате кров и уют. Помыкавшись, помаявшись, они и такому дому рады. Рассчитывают подлечиться, поправиться, встать на ноги, а там, может быть, что-то и улучшится.

Таким образом, не осталась здесь без помощи и опеки, например, В. Воронцова из Грозного:

- Дороги назад мне нет. Тем более что я теперь одна: муж умер… Нравится – не нравится, а куда деваться! Жить-то как-то надо. Считаю, что условия тут вполне нормальные. Ну а чего не хватает – докуплю… Спасибо, что зашли в гости! – Валентина Александровна, кажется, искренне рада возможности пообщаться с новым человеком.

Есть люди и из других регионов страны, но больше – из Ставропольского края, которые утешаются сейчас мыслью: «Пусть и не в родном доме доживаю свой век, но хоть поближе к родным местам».

Вот еще одна характерная деталь, которая, возможно, подскажет нам ответ на извечный вопрос, кто в нашей жизни, даже в одиночестве, оказывается более сильным и приспособленным: из 135 обитателей интерната только треть – представительницы слабого пола.

«Я хочу забрать маму»

Впрочем, что с того, какими путями, по каким причинам попали сюда люди! Это уже пройденный этап. Сейчас важнее другое – как они живут? Как ладят друг с другом? И вот что получается: хотя у каждого из них непростая судьба, но отношение к ней разное. Иным постояльцам служащие интерната стараются подыскать какую-нибудь необременительную работенку. А такие, как В. Анпилов, год назад прибывший сюда из Ставропольского геронтологического центра, сами себе ее находят, понимая, что праздная жизнь – это преждевременная старость. Владимир Иванович то коляску кому-то отремонтирует, то тумбочку.

- Когда человек ничего не делает, у него психические завихрения начинаются, - считает он. – И всякие дурные мысли лезут. То, дескать, меньший кусочек хлеба ему достался на обед, то санитарки, мол, не так пол моют. А сам при этом ходит - руки за спину - и дает подсказки. Да, труд и только труд способен продлить век человека. Было дело, выпивал я крепко. А почему? От скуки. Скуки не должно быть! Вот в этих мастерских можно было бы и сапожнику обосноваться: места хватит. Тут важно не расхолаживаться. Я летом, например, брал отпуск и ездил сторожевать на пасеку. Тоже без дела не сидел. И одиночества не чувствовал.

- А семья, дети есть у вас? Они знают, где вы?

- Знают… Но это длинная песня, - сразу грустнеет Владимир Николаевич и замолкает. Вопрос, видимо, оказался бестактным.

- Для каждого из проживающих, - говорит заместитель директора интерната В. Воробьев, - наше учреждение действительно стало своего рода последним пристанищем. Да, последним. Чтобы кто-то кого-то отсюда забрал? Или чтобы кто уехал к родственникам? Нет, такие случаи крайне редки.

Один, правда, еще не забылся (может, потому, что он исключительный). К одной из старушек приехала дочь из Краснодарского края: «Я забираю мать к себе». – «Воля, конечно, ваша. А она что, жалуется, что-то ее здесь не устраивает?» – «Дело не в этом. Все нормально. Я просто не знала, что моя сестра сдала ее в интернат. Вышла замуж – и стала ей мать не нужна. Оформила документы, что у матери, мол, своего жилья нет, и уговорила ее повторять, что она сама, дескать, не хочет с зятем жить. И вот таким обманным путем сплавила мать в казенное учреждение. А я живу в другом городе. Пишу письма: как там мама? Сестра отвечает: да все нормально! Приезжаю проведать мать - а она, оказывается, уже в интернате… Я не могу этого допустить».

Вот так и покинула старушка интернат.

Одеяло за водку

А условия проживания здесь и в самом деле можно считать вполне приемлемыми. Хотя интернат и старенький, тем не менее он довольно благоустроенный. В. Кулев, получивший здесь, кстати сказать, должность на конкурсной основе, еще и двух лет не проработал, но уже многое успел сделать по ремонту отопления, водопровода, электроосвещения. В старых, трескающихся, ветхих зданиях поддерживается относительный порядок. Практически в каждой комнате ковер, холодильник, телевизор (где свой, а где интернатский). Спутниковая антенна (тоже заслуга Владимира Ивановича) обеспечивает прием чуть ли не ста телеканалов. Холодная, горячая вода. В каждой комнате туалет. Разбит сад. Делается сильнейшая горка. «Чтобы люди смотрели и успокаивались. Как в Японии. В городе таких – раз-два и обчелся. Приезжайте весной – посмотрите на эту красоту!»

В планах директора – еще сооружение хотя бы спортивной площадки. «Хотя бы» потому, что в соседнем, Благодарненском, а также в Левокумском интернатах «не в пример нашему есть спортивные залы, и вообще мы уступаем им по благоустройству».

- В министерстве труда и соцзащиты населения края, - говорит Владимир Иванович, – с пониманием относятся к нашим проблемам. Финансирование из краевого бюджета хорошее. Нам никогда не отказывают. Обижаться не приходится.

Проблемы, конечно, есть. Но они больше касаются взаимоотношений проживающих, их культуры поведения и образа жизни. Если кто-то из них попадается, например, на глаза в старой изорванной одежде, то это не потому, что их тут плохо одевают. А потому что… потому что пропивают они «мягкий инвентарь».

Был и такой из ряда вон выходящий случай. Одна женщина ножницами изрезала одеяло. Зачем? Чтобы взамен получить новое. А затем отдала его… за бутылку водки. Хотя бы подумала: сопоставима ли цена?

Как это все возможно? Плата за стационарное социальное обслуживание осуществляется за счет отчислений от пенсий проживающих. Ежемесячный размер - 75 процентов от пенсии (для ветеранов Великой Отечественной войны, получающих одну из установленных федеральными законами пенсий, – 50 процентов, но таких здесь единицы). И вот эти 25 процентов, что остаются на руках, да плюс надбавки за инвалидность, да еще компенсация за социальный пакет – наличных денег вполне хватает для того, чтобы сэкономить и отложить на черный день, съездить в отпуск, купить хорошую вещь.

Но это – лишь тем, кто ведет нормальный образ жизни. А кто поставил на себе крест, кто любит спиртное больше самого себя, те шикуют. Вначале. В течение нескольких дней. Ну а потом уже и вещи пропивают. Таких, конечно, меньшинство, но они есть. И они на особом счету.

Уклонисты, диссиденты

Шестеро из проживающих до сих пор не подписали договор о стационарном социальном обслуживании на следующий год. И тем не менее пользуются всеми гарантированными государством социальными услугами, несмотря на то, что уклонение граждан от заключения договора является основанием для отказа в их предоставлении, вплоть до выселения. И это вовсе не самодеятельность – такой порядок утвержден правительством края.

- Я имею моральное право их выселить, - говорит В. Кулев. – Но продолжаю убеждать, уговаривать. Скорей всего, мы имеем здесь дело со старческим маразмом. Спрашиваю, почему не подписываете? А это, отвечают, не путинский указ, а касьяновский, а Касьянов уже не премьер-министр. Вы, дескать, сами напечатали такой порядок и нас заставляете его исполнять.

И смех, и грех! Старый – что малый…

- Проживание в интернате каждого человека обходится в месяц примерно в четыре тысячи рублей. А у большинства – социальные пенсии. Хватит ли этих денег, чтобы оплатить и койко-место, и коммунальные расходы, и медицинские услуги, и одежду, обувь, стирку и т.д., и т.п.? Конечно же, нет. Но, допустим, мы подадим на этих «диссидентов» в суд. Ясно, он примет решение в нашу пользу. Но когда эти деньги будут взысканы?!

Увы, директору приходится церемониться с этими людьми. А если выселит, то милиция их подберет. Попадут они в Свистухинский «бомжатник». Там приведут их в божеский вид. И опять же они в этот интернат возвратятся.

- Когда я пришел сюда директором, - замечает Владимир Иванович, - то думал: «А, старики! Ничего сложного». Но оказалось все не так. К каждому нужен свой подход. Пусть пьяница, пусть калека – но ведь человек же! И многим действительно приходится идти навстречу. Такова уж специфика учреждения. Для кого-то приглашать портного, чтобы сшить одежду по индивидуальному заказу. Другого убеждать, что хотя он пьет водку, но молоко тоже ему необходимо – причем полтора литра в день.

- И как же вы воздействуете на нерадивых?

- Ну, конечно же, не изолируем их, не лишаем питания. Убеждаем. Воспитываем. Та женщина, что порезала одеяло, компенсирует его стоимость из пенсии. А то вообще будет безнаказанность.

Жалуются, значит, живут!

У каждого своя судьба, и каждый чем-то да «знаменит». В вестибюле спального корпуса нам встретился Михаил Иванович Ильченко. О, это боевой товарищ! Его прошлое выдает и тельняшка, с которой он не расстается:

- Я с Черного моря, из Новороссийска. Хочу поехать туда по путевке, но летом не дают. А зимой не хочу.

Приветлив. Но в глазах – огонь. Правда, в одном лишь. Другой глаз не видит совсем. Михаил Иванович буквально одолевал директора: делайте операцию! Направляли его к офтальмологу. Тот говорит: нельзя делать, можете ослепнуть. Отвезли в Ставрополь, подлечили.

Но Михаила Ивановича трудно переубедить. Опять требует операции. И это, кстати сказать, именно он поднимал вопрос насчет питания и дошел со своими жалобами аж до уполномоченного по правам человека. Пришлось Владимиру Ивановичу давать обстоятельный ответ о том, что у них пятиразовое питание (люди могут подкрепиться даже после ужина). Всегда свежее. Ну а если кому-то нравится картошка жареная, а кому-то вареная, то это уже – дело личного вкуса.

- Здоровые люди всегда чем-то недовольны, а что тогда говорить о тех, у кого ограниченные физические возможности! – рассуждает проживающий в интернате инвалид Ц. Дзамыхов. Здесь он с 1979 года. В Карачаево-Черкесии есть родители, но они престарелые. И Цацура Мухамед-Алиевич сам не хочет обременять их своей инвалидностью. – Вот, допустим, я хочу жить один. Как быть? Государство, по-моему, толком никогда не заботилось об этой категории населения. Только-только сейчас, например, начали появляться пандусы. Автобусы для инвалидов не предусмотрены. Конечно, многое изменится со временем. Но я ведь хочу жить именно сейчас!

Нужно отдать должное собеседнику, живет он целеустремленно, не расхолаживается. Наперекор всем трудностям, закончил юридический институт. Интересуется проблемами инвалидов в других регионах страны.

Вот еще одна приятная встреча. В кресле-качалке полулежит недвижимый Василий Иванович Каракачан. Ни перевернуться, ни встать. Подвижна лишь кисть одной руки, а на другой - только пальцы и шевелятся. Впервые в этой комнате он появился почти 25 лет назад вместе с супругой Надеждой Николаевной, которая передвигается с помощью коляски.

- Я инвалидом постепенно стал, - шутит Василий Иванович. - Сюда приехал еще без коляски. Ну а сейчас болезнь прогрессирует. Посадят - сижу, положат - лежу. Когда на улице тепло, выкатывают меня проветриться, подышать свежим воздухом.

- В следующем году, - хвалится Надежда Николаевна, - отметим серебряную свадьбу. Столько времени он меня терпит!

Удивительно, что именно она произносит эту расхожую фразу, которая звучит странно, если учесть, кто из супругов более немощен и кто кого терпит. По словам В. Кулева, это очень хорошая пара. Василий Иванович делает различные шкатулки, поделки. Потом раздает их людям.

- Это я от скуки, - говорит он. - За полмесяца одну маленькую шкатулку успеваю сделать. Людям нравится моя работа. На районной выставке прикладного творчества инвалидов одно мое изделие заняло второе место.

Не дай Бог такой старости! Но вот что удивительно. Немощные люди сохраняют присутствие духа. Чувствуют интерес к жизни. 27 номеров сохранено в мобильном телефоне Василия Ивановича: он позванивает родственникам. И те хоть нечасто, но при удобном случае навещают эту чету. Радости прибавляется.

Когда брак выходит боком

Но таких приличных семей все-таки маловато. А иногда случаются вообще некрасивые истории. Одной паре дали машину, свозили их в ЗАГС. Они зарегистрировались. Их, правда, предупредили, что комнаты отдельной пока нет. И вот они приходят друг к другу в гости. Воркуют как голубки. Но это - пока трезвые, пока нет пенсии. А потом... Потом уже не контролируют себя. Он приносит жене водку (она инвалид). Пьют - затем начинают заниматься... Ну, вы поняли, чем заниматься. И это - в присутствии двух лежачих старушек.

А для одной новой семьи удалось выделить отдельную комнату. И опять - проблема. Не более недели сумела она здесь пожить. «Посмотрите на молодоженов!» - зовут сотрудницы Владимира Николаевича. О, ужас! В каком они состоянии! Лежат на полу вдребезги пьяные, в нечистотах. В комнате вонь. А ведь давали же письменное обязательство, что не станут «злоупотреблять». Пришлось опять расселять их по своим прежним углам.

...Вот так и живут здесь люди - все по-разному. Отсюда же провожают их в последний путь - на погост. Хоронят по всем правилам, даже последних алкашей в гроб кладут чистыми, во всем новом. Бьют, конечно, телеграммы родственникам, у кого они есть. Но, как правило, никто не приезжает проститься.

Правда, служащими учреждения припоминается один случай: сын приезжал по телеграмме. Только опоздал: «Был в командировке. А родные не сообщили... Чувствую себя виноватым перед отцом, что не жили мы вместе. Но так уж сложились обстоятельства... Кто хоронил? Вот, возьмите, ребята, тысячу рублей. Помяните, как полагается».