Простите нас, дети…

Когда переступаешь порог сгоревшего спортивного зала Бесланской школы, сразу возникает ощущение, что идешь по раскаленному железу. Пытаешься отогнать от себя нехорошие мысли, но они все равно пульсируют в голове и болью отдаются в сердце. Ведь буквально каждый сантиметр выгоревшего деревянного пола пропитан кровью детей, почти трое суток находившихся в руках палачей. На черном полу белые островки тающего снега и лежащие по центру красные гвоздики. А стекающие по стенам спортзала струйки талой воды похожи на непрекращающийся поток родительских слез. На закопченных стенах - тысячи отметин от автоматных и пулеметных очередей.

Кажется, что здание двух-этажной школы никем не посещается. Но стоит пройтись по его разрушенным коридорам и классам, и сразу бросаются в глаза десятки, если не тысячи бутылок с минеральной водой и детские игрушки, оставленные родителями или близкими погибших детей. И хотя в школе стоит мертвая, а иначе и не скажешь, тишина, на тебя словно давят крики полутора тысяч заложников – взрослых и детей. И, наверное, каждый из приходящих сюда родителей пытается услышать крик своей кровиночки.

В спортивном зале мы встретились с местным жителем Русланом, у которого здесь погиб сын-первоклассник. Руслан поставил возле полуразрушенного окна букет гвоздик и, подняв голову, молча смотрел сквозь обрушенную кровлю на ярко-голубое небо, словно пытаясь найти ответ на один и тот же мучительный вопрос: где теперь душа его сыночка?

Узнав, что мы из Буденновска, Руслан тихим голосом стал рассказывать о тех страшных сентябрьских днях, когда обезумевшие от горя родители пытались хоть что-то узнать о судьбе своих детей-заложников. Он показал нам места, где прогремели первые взрывы, после которых начался штурм школы и, сдерживая слезы, подвел к месту, где нашел своего убитого сына. Даже буденновцам, пережившим не менее трагические дни, слушать и видеть подобное было очень тяжело.

Ближе к полудню к школе начали подходить горожане. Школа стала местом людского горя и проклятия тем нелюдям, которые пришли в Беслан, и тем, кто сюда их направил. Направил, четко зная, что придется убивать безвинных детей.

В подавленном состоянии мы покидали школу, не зная, что куда большее душевное потрясение ждет нас на кладбище, где похоронены погибшие дети Беслана. Скажу, что телевидение все-таки – штука бесчувственная. Одно дело – видеть на экране и другое – побывать. В настоящее время республиканские и городские власти предпринимают активные меры по обустройству погоста. Сделана ограда, установлен памятный гранитный камень, проложены бетонные дорожки. Но ходить по ним невыносимо больно. Куда ни посмотришь, всюду на тебя с памятников и деревянных крестов смотрят портреты улыбающихся мальчишек и девчонок. Кому пять лет, кому за десять, много могил с одинаковыми фамилиями. Значит, погибла вся семья.

В отличие от школы на кладбище нет тишины. У могил сидят и стоят на коленях родители или близкие погибших. И всюду горестные причитания, плач, слезы. Это больно слышать, но куда сильнее давит на сердце вид детских могил. Возле каждой из них соки, мягкие игрушки. Поразил детский паровозик, стоящий на могиле семилетнего мальчугана.

Они не наигрались. Они были убиты.

- Мы многое увидели и пережили в Буденновске 14 июня 1995 года, - с болью говорит глава города Николай Ляшенко, – но вид бесланского кладбища потрясает. Могло ли их не быть? Да, если бы не предательская позиция российского руководства, вступившего в переговоры с Басаевым, захватившим нашу больницу тогда, в 1995-м. У спецслужб была реальная возможность его уничтожить, но Басаев ушел из Буденновска победителем. Через девять лет это аукнулось в Беслане. В чем вина этих детей? Террористов надо уничтожать, а не вести с ними переговоры…

На обратном пути мы остановились на святом для каждого осетина месте – у памятника Святому Георгию. Здесь, в сторожевых башнях, и помянули погибших. Простите нас, дети.