Мечта с правом голоса

Заикающийся мальчик из сугубо сухопутного города Лермонтова, он с малолетства бредил морем, представлял, как однажды пристегнет к поясу офицерский кортик, наденет китель с золотыми погонами и взойдет на палубу грозного боевого корабля...

Кто не знал о его мечте, настороженно поглядывали на Алешу Зарекина: уж больно истово боролся он со своим недугом. Кто знал - жалели. Приглушить заикание можно, но полностью излечить – крайне сложно.

К окончанию восьмилетки, программу которой в Минераловодской речевой спецшколе-интернате проходили за девять лет, Леша говорил практически без запинок. Не возникало проблем и в общеобразовательной школе, где он успешно осилил девятый и десятый классы.

И вот Ленинград. Зарекин с блеском сдает экзамены, проходит почти всю медкомиссию; остается лишь окулист. Ну, со зрением-то у него проблем нет. Счастливый, уже ощущая на плечах тяжесть курсантской шинели, он садится на стул, прикрывает один глаз заслонкой и пытается назвать букву, на которую указывает окулист. Но вместо звука "К" врач слышит какое-то судорожное невнятное бормотание. Тревожный взгляд, кончик указки перемещается на соседнюю букву – та же история... после стольких лет сосредоточенности чуть расслабился – и сразу тяжелейший рецидив.

И все же у этой истории благополучный конец: спустя год Алексей поступил-таки в военно-морское училище. По окончании отправился служить на Тихоокеанский флот. Когда изредка приезжал в отпуск, непременно появлялся в Новотерском, взбегал по крутой извилистой улице Школьной к строгому двухэтажному зданию, где, по сути, и получил путевку в большую жизнь.

Без малого четыре десятилетия назад здесь, в райском уголке на южном склоне Змейки, возвели учебный и спальный корпуса речевой спецшколы-интерната – единственной на Северном Кавказе. Ветераны педагогического коллектива любят вспоминать своих воспитанников, былые времена. Ребят с дефектами речи, но сохраненным интеллектом привозили из Дагестана и Чечено-Ингушетии, Северной Осетии и Кабардино-Балкарии, из Краснодарского края и всех регионов Ставрополья. Отбор был очень тщательный, зато и результативность лечения высока. Тем более что государство снабжало больных детей всем необходимым: от продуктов и лекарств, до мебели и одежды.

И сегодня традиции не утеряны. Любо-дорого поглядеть на оформленные педагогами и учащимися классы и коридоры, пообщаться с вежливыми, воспитанными ребятами, большинство из которых к окончанию школы изъясняются почти без затруднения. И все же за последние годы многое изменилось, причем не в лучшую сторону.

За день до моего приезда в спецшколу поступили новенькие: брат и сестра из села Гражданского. Собственно, жили они не столько в селе, сколько на свинарнике.

Кристине десять лет. Посадили ее во второй класс, а задачу дали для первого. Худенькая девочка с восковым лицом и жидкими светло-русыми волосами склонила голову к плечу и медленно выводит цифры в тетрадке. Учительница подтвердила: старательная, но очень, очень запущенная. Пытаюсь разговорить. Кристина не упирается, но на все вопросы отвечает потухшим голосом, не поднимая глаз. Отца нет, мама не работает – только водку пьет. По пьянке дерется, особенно достается брату Гене.

Чем питались? Как получит мать детские – купит круп, вермишели. Бабушка картошки даст. Недели на две хватало. Брат на четыре года старше, но в школу она ходила больше, чем он: ей мама иногда одежду стирала, а у Гены все грязное. Ночевали обычно дома, а весь день проводили на свинарнике. Там их кормил дядя Леша. Кто такой? Так, знакомый. Года 23-24, приезжает из Ессентуков на "девятке". На бывшем совхозном свинарнике держит своих свиней. Чего хотела бы? Хоть на выходные – домой.

Тут вклинивается директор интерната Людмила Игоревна Максимова:

– Мне звонила Надежда Сергеевна (директор школы из села Гражданского – прим. авт.) и сказала – в выходные она приедет вас проведать. И дядя Леша обещал приехать.

Кристина вдруг прикусила кончик язычка, стрельнула глазенками, и лицо ее осветила улыбка.

Умненькая девочка, и с речью у нее все в порядке, но, если спровадить из интерната, пропадет. Четырнадцатилетний Гена ростом чуть выше сестры и весит 30 килограммов. Он уже попадал в больницу в состоянии тяжелейшего алкогольного опьянения. Бегающий взгляд, беспричинные слезы – все это показывает, что у парнишки с нервной системой неладно.

А в коридоре встречаем Сережу.

– Как дела?

– А че? Все нормально, все путем.

Держится гоголем, поболтать горазд, только часто невпопад. Ему скоро восемнадцать, но на вид больше пятнадцати не дашь. Когда-то Сережа уже был в этом интернате. Однако, убедившись, что у мальчика серьезно нарушен интеллект, его перевели в Иноземцевскую вспомогательную школу. Оттуда он сбежал. Домой – поскольку мать пьет – не пошел. Семь лет бродяжничал, жил на свалке, где его пару месяцев назад и обнаружила рейдовая бригада Минераловодского отдела образования и комиссии по делам несовершеннолетних. Что с ним делать, куда девать? Вот и попросили взять в интернат: отмыть, подкормить и хоть более-менее обучить. Чтобы потом легче было пристроить парня к какому-нибудь делу.

Свыше двух десятков ребят в спецшколу направили из других детских домов. Среди них есть весьма сложные. Взять хотя бы сестер Тереховых. Старшей одиннадцать лет, младшей – десять. Отца нет, мать умерла. Девочки несколько лет побирались на Минераловодском рынке, ночевали где придется. Понятно, что такой образ жизни оставил своеобразный след в их душах.

– Никогда прежде не было такого вала брошенных детей, – вздыхает директор. – Мы тут с социальным педагогом проанализировали: только у восьми процентов наших воспитанников благополучные семьи, куда они могут вернуться после интерната и нормально жить.

Если раньше в школе было два отделения – одно для ребят с тяжелыми нарушениями, другое – для заикающихся, то ныне сюда принимают только "тяжелых".

– Скажи, как тебя зовут и откуда ты?

Крупный улыбчивый первоклашка встает и мучительно долго выговаривает: "Меня зовут Арам". А вот название родного города - Пятигорска – малыш, как ни старался, не смог осилить.

Прискорбно, но факт: больных детей, в том числе страдающих нарушениями речи, в нашей стране год от года становится больше. Классы коррекции, созданные во многих общеобразовательных школах, услуги частных логопедов, гипнотизеров – зачастую это лишь видимость помощи; кратковременное улучшение, за которым следует тяжелый рецидив. Поэтому роль специализированных учебно-лечебных учреждений типа Новотерской спецшколы-интерната возрастает. Ка-залось бы, и внимание к их нуждам должно быть повышенное. На деле выходит с точностью до наоборот.

Поиски спонсоров – едва ли не основное занятие руководства интерната. Посильную помощь оказывают иноземцевская фирма "Кавмининвест", минераловодские "Эльбрус", "Яна", металлобаза, администрация местного муниципального образования. Ну, а главная опора – расположенный по соседству завод по розливу минеральной воды ЗАО "Кавминводы". Это с его помощью удалось закупить посуду и семнадцать столов для столовой, постельное белье и кровати для двух спален. Когда Кисловодский цирк выделил бесплатные билеты для ребят, предприятие предоставило автобус. Но возможности спонсоров не безграничны, а насущных потребностей – уйма!

– У нас все учащиеся состоят на учете в неврологическом диспансере. Соматически ослабленные, у многих хронические заболевания желудка, почек, – говорит медсестра Г. Терновская. – А медикаментов практически нет.

Галина Захаровна показывает два исписанных листочка за стеклом шкафа. Это списки лекарств, которые для двух учащихся купили их родители. Остальных лечить нечем. Столь необходимого церебрализина, которого в прежние времена получали по триста ампул, уже давно не видели. Нет тринтала, пантогама, других психотропных и сосудорасширяющих препаратов. Нет в интернате и психоневролога. Хотя ставка предусмотрена, найти желающего на столь неперспективное место никак не удается.

За сорок лет здание спецшколы и спальный корпус ни разу капитально не ремонтировали. Полы прогнили, крыша течет, наружные рамы пальцем толкни – рассыплются. Чтобы все привести в порядок, требуется два миллиона рублей. В январе в министерстве образования края обещали выделить девятьсот тысяч. В марте – уже только пятьсот. На носу май, а пока не поступило ни копейки...