Меж двух огней
Две женщины сидели в разных концах больничного коридора, стараясь не сталкиваться друг с другом взглядом, но с одинаковым беспокойством и даже мольбой поглядывая на одну и ту же дверь в надежде поскорее хоть что-нибудь узнать о его состоянии...
Вера была знакома с Владимиром довольно давно, встречались иногда по работе, симпатизировали друг другу. Она знала, что он женат, старше ее, обожает своего сына – и это, как ей казалось, изначаль- но расставляло все точки над какими бы то ни было возможными "i". Но однажды ни с того ни с сего он вызвался ее проводить, и вид у него был такой расстроенный и растерянный, что отказать было неудобно. Долго гуляли по городу, затем зашли к ней попить кофе. Он все говорил и говорил, в том числе о своей несложившейся семейной жизни, и Лера почему-то была готова слушать его часами. А всего через пару месяцев к ней пришла полная уверенность, что это и есть главная встреча ее жизни.
Уходил Владимир из семьи довольно решительно, всячески оберегая Леру от сопутствующего в подобных случаях негатива. Правда, ей пришлось поменять работу на менее престижную и еще менее интересную, но вскоре и эти проблемы отодвинулись на второй план, поскольку решили не затягивать с малышом, ведь оба не так уж молоды. И все бы ничего, казалось, вот оно, долгожданное счастье - если бы не его "бывшая"...
С какой-то фанатичной регулярностью в их доме стали раздаваться звонки, и уже ненавистный Лере голос вполне культурно, но настойчиво требовал теперь уже ее, между прочим, мужа. Тот безропотно брел к телефону, подолгу успокаивал, соглашался, советовал, а наутро отправлялся решать возникающие в прежнем доме проблемы: образовавшаяся течь в трубе, двойка по физике у сына, срочная финансовая брешь, ухудшение здоровья самой "бывшей" и так до бесконечности...
Самое удивительное, что поначалу Лера даже причисляла все это в плюсы своему супругу: вот ведь какой порядочный, ответственный и понимающий человек. Да и нельзя вроде бы в такой ситуации быть эгоисткой – все досталось ей, а там разбитая жизнь, утраченное здоровье и брошенный ребенок. Не перечеркнешь одним махом столько прожитых лет, в которых, конечно же, было не только плохое. Однако, ссылаясь на чувство вины перед бывшей семьей, на свое воспитание, муж метался меж двух огней и никак не мог разделить свое прошлое и настоящее.
Между тем воодушевленная "бывшая" продолжала засыпать Владимира непомерными просьбами, и Лере уже приходилось призывать на помощь не только терпение, но и весь свой разум, чтобы хоть как-то балансировать между плохим миром и хорошей войной в семье своей. Порой ей начинало казаться, что все это лишь игра брошенной женщины, жаждущей вернуть благоверного в семью, и что он подозрительно охотно принимает условия этой игры, а может быть, и вообще практически живет с ними обеими...
И тогда, тихо себя презирая, Лера все-таки срывалась до унизительных сцен ревности, упрекала, выдвигала различные ультиматумы и требовала раз и навсегда все решить. На некоторое время наступало затишье, а потом кто-то во дворе набивал сыну мужа синяк или же у мальчика поднималась высокая температура, и озабоченный Владимир мчался туда на всех парусах, на ходу клятвенно уверяя, что у ребенка подростковый возраст, ему нужен отец, что это все временно и возвращаться к "бывшей" у него и в мыслях нет. Она, конечно, понимала, как он мучается и практически надрывается морально и физически, но себя считала еще более страдающей стороной.
Надеясь хоть как-то распутать все сильнее затягивающиеся узлы, Лера решилась на встречу с его прежней женой. И та, к сожалению, произвела впечатление вполне интеллигентной женщины. К сожалению - потому, что, как ей казалось, скандалистке или истеричке можно бы было хоть что-то "инкриминировать" в глазах мужа. Их беседа не вышла за рамки приличных манер, однако женщины не смогли, а скорее, наверное, не захотели понять друг друга. Мало того, последовал со-вершенно несправедливый контр-удар – если муж не будет помогать, то не увидит больше сына. Все это осложнялось и возникшими денежными затруднениями, поскольку работал теперь только Владимир, и у Леры были веские причины подозревать, что немалая часть их средств под тем или иным предлогом перетекает в прежнюю семью.
В отчаянии Лера предложила сесть за стол переговоров втроем, на что муж не согласился, заявив, что "бывшая" ни к чему его не принуждает, просто он считает своим долгом помочь им в этот трудный период, и вообще хватит вмешиваться во все это – он сам разберется. Не видя уже сколько-нибудь логического выхода из этого тупика и устав бороться за свое счастье или хотя бы покой, Лера с грудным ребенком переехала к маме, втайне все же надеясь, что этим спровоцирует мужа наконец-то определиться, в какой семье он все-таки живет.
Недавние переживания и события вдруг показались Лере настолько несущественными и в принципе разрешимыми, когда в квартире раздался этот страшный звонок, оповестивший ее о том, что мужа с тяжелейшим сердечным приступом отвезли с работы в реанимацию. Каменной плитой навалилась вдруг дикая пустота, а мозг сверлила одна лишь мысль: если с Володей произойдет что-то страшное, она себе этого не простит. "Лишь бы только был жив", – как заклинание повторяла она всю какую-то неестественно долгую дорогу в больницу.
Видимо, по старой дружбе кто-то позвонил и "бывшей", но сейчас для них обеих надоевшее противостояние потеряло всякий смысл – ведь где-то за этими дверями с облупившейся краской, возможно, умирал дорогой им человек, к тому же отец их детей.
Наконец-то вышел врач, спросил, кто жена. Невольно женщины переглянулись, но "бывшая" осталась на месте, лишь напряженно вслушиваясь в его слова. Слава богу, худшее позади, главное, что жить будет. Обессилевшие от тревожного ожидания, обе побрели к выходу. На улице "бывшая" догнала Леру и упавшим голосом сказала: "Кажется, нам действительно пора поговорить...". Больше не справляясь с эмоциями, они неожиданно обнялись и заплакали, а потом, к немалому удивлению прохожих, сквозь слезы вдруг засмеялись - потому что практически одновременно произнесли одни и те же слова: "Все будет хорошо".
22 марта 2002 года