Новогоднее ЧП

...С той новогодней ночи прошло уже 35 лет. Но для Бориса Ивановича Дремова, одного из старейших сотрудников ставропольской прокуратуры, она навсегда останется в памяти. Впрочем, как и уголовное дело, с ней связанное. И не только потому, что в ночь с 31 декабря 1967 на 1 января 1968 года произошло убийство. Чтобы понять, почему именно это дело не забывается, нужно хоть чуть-чуть окунуться в атмосферу тех лет.

В шестидесятые годы прошлого столетия в следственном отделе прокуратуры края, начальником которого в то время был Дремов, первостепенное значение придавалось раскрытию умышленных убийств, совершенных в последние месяцы года – ноябрь и декабрь. Резоны понятны: чтобы шлейф нераскрытых убийств не тянулся в следующий год. Обстановка, вспоминает Дремов, складывалась удачно: все умышленные убийства были раскрыты. Наступающий новый год начинался с нуля.

Но, как известно, судьба – птица неверная. И она подготовила весьма неприятный сюрприз. В новогоднюю ночь в Пятигорском медвытрезвителе был убит попавший туда в сильной степени опьянения пожилой мужчина Никоненко (фамилии всех участников этой истории, кроме сотрудников прокуратуры, изменены. – В.Л.). Его доставили еще днем, и после осмотра врачом он был направлен в одну из комнат вытрезвителя. Вечером в нее же необоснованно попал и слегка выпивший водитель автобуса Пятигорского автохозяйства. Хмель с него слетел сразу, когда он увидел, что "сожитель" стонет, бредит и вообще едва дышит. Надо отдать должное водителю, он поднял шум и тарарам по поводу соседа, и сотрудники вытрезвителя перевезли Никоненко в городскую больницу. Там от многочисленных повреждений грудной клетки и внутренних органов бедолага и скончался – прямо на операционном столе. Находившиеся в тот день на работе начальник вытрезвителя Калиньш, ответственный дежурный Борисов и дежурный Минкин твердили, что Никоненко был доставлен к ним с уже имеющимися повреждениями.

– Их версию, – вспоминает Дремов, – дружно подхватили не только работники вытрезвителя, но и руководство управления уголовного розыска края, заявив, что они примут самое активное участие в раскрытии этого убийства. Их помощь, по понятным причинам, прокуратурой края была отвергнута. Уголовное дело об умышленном убийстве Никоненко расследовалось старшим следователем прокуратуры Пятигорска Владимиром Булдыгеровым, затем старшим следователем прокуратуры края Шахидом Тутаевым. Но результатов не было. Дошло до того, что работники Пятигорского ГОВД и медвытрезвителя по вызову следователя вообще не являлись в прокуратуру.

А разговоры вокруг новогоднего убийства не утихали. Тормошили и начальство, и журналисты. Запросы прислали несколько центральных газет, в том числе и "Комсомольская правда", куда обратились вдова и дочь Никоненко. И спустя почти полгода – в мае 1968-го – прокурор края Виктор Николаев бросил "на прорыв" Дремова. Ему помогло то, что к тому времени поступило заключение главного судмедэксперта Минздрава РСФСР: с имеющимися повреждениями Никоненко самостоятельно передвигаться не мог. Не вызывало сомнений и то, что именно работники вытрезвителя его убили. А упорное отрицание свидетельствовало о причастности к убийству их всех. Но кто, как убивал, за что? Ответов на эти и другие вопросы не было.

Дремов решился арестовать всех. После полугодового затишья такая жесткая мера пресечения эффект имела шоковый. И, помимо обычных допросов, очных ставок, по его поручению велась оперативная работа в СИЗО. В результате были выявлены все детали совершенного убийства, которые и были использованы при допросах подозреваемых. В итоге в убийстве признались Борисов и Минкин. Но следователи понимали, что это еще не все.

– К допросу начальника медвытрезвителя Калиньша, латыша по национальности, проработавшего в милиции более двадцати лет, - рассказывает Борис Дремов, – мы с Тутаевым готовились особенно тщательно – в соответствии с заранее составленным планом, использованием материалов дела и моральных факторов. Интересно, что при допросе была использована редкая в то время магнитофонная запись показаний, которые Калиньш подтвердил потом в суде.

Еще более интересен, на мой взгляд, моральный фактор, который использовали следователи прокуратуры. Вспоминали латышских стрелков, партизанку Мельникайте и чуть ли не всю историю латышского народа. "Сдался" убийца после рассказа о том, как мать-латышка покончила жизнь самоубийством, узнав, что ее сын совершил преступление. Дальше больше – раскаяние было столь полным, что Калиньш рассказал о злоупотреблениях работников УВД края, стремившихся помешать расследованию. Эти показания нашли объективное подтверждение. По представлению прокурора края все виновные были наказаны, некоторые понижены в должности.

...Согласитесь, такое дело есть смысл помнить во всех деталях и через тридцать с лишним лет.