Как я был взводным

«И вот вступают в бой агитотряды.

Их труд нам обеспечит перевес.

И по врагу летят агитснаряды,

И на врага вещает ОЗС»

Под эту песню мы маршировали летом 1985 года по плацу танковой дивизии в окрестностях города Коврова Владимирской области. Для тех, кто не знает, агитотряды - это специальные подразделения Советской армии, созданные для пропаганды на войска противника. Агитснаряды - это специальные артиллерийские снаряды, которые разрывались в воздухе, разнося в радиусе трех-пяти километров тысячи листовок, адресованных этим самым вражеским войскам с непременным призывом сдаваться в плен. ОЗС - общевойсковая звукоусиливающая установка, которая тоже использовалась в этих целях. А мы - это учебный батальон военной кафедры МГУ, студенты журфака, истфака, экономфака и Института стран Азии и Африки при том же университете. После военных сборов нам предстояло стать лейтенантами запаса, а конкретнее - офицерами спецпропаганды и военными переводчиками. Я, как и большинство студентов, поступивших в университет после службы в армии, даже умудрившийся уйти на дембель в звании старшины, был назначен командиром первого взвода первой учебной роты.

...Когда в первый раз увидел своих подчиненных после бани, испытал легкое чувство смятения. Во взводе было лишь семь моих однокурсников с факультета журналистики. Остальные - сборная других факультетов. Почти половина - очкарики. Почти никто из моих подчиненных не умел наматывать портянки - их просто рассовали по карманам. О подшивании подворотничков тоже имелось лишь теоретическое представление. Ну и, само собой, даже переодевшись в гимнастерки и галифе и переобувшись в сапоги, студенты так и не стали курсантами. В общем, передо мной стояли примерно тридцать коротко постриженных салаг, которые оживленно обсуждали свой новый внешний вид, хохотали и показывали друг на друга пальцами. Скомандовав «Равняйсь! Смирно! Правое плечо вперед. Шагом марш!», я двинулся первым, слушая за спиной совершенно раздолбайский топот ног с шутками и прибаутками. Между тем от полковой бани до нашего палаточного лагеря было километра полтора по пересеченной местности среди векового леса. Поэтому к концу пути почти все в сапогах на босу ногу перестали шутить и стали слегка прихрамывать. В итоге первым теоретическим занятием, которое я провел совместно с командирами отделений (тоже успевшими отслужить в армии), была теория и практика наматывания портянок. Потом мы с сержантами - командирами отделений терпеливо учили подчиненных подшивать подворотнички.

Естественно, никакой дедовщины в нашем батальоне не было. Да и не могло ее быть, поскольку до сборов мы все вместе закончили по четыре курса. А занятия на военной кафедре у нас проходили только по средам с 9.30 до 15.30. Естественно, в нашем лагере царил дух вольницы, с которой безуспешно вели борьбу офицеры-преподаватели. Один из них, подполковник Шеховец, собрав всех сержантов как-то вечером, объяснил нашу главную задачу: «Надо, чтобы эти пацаны хоть немного пороху нюхнули и поняли, что такое служба». В лагере для этого использовался в том числе и достаточно суровый армейский быт. Жили в палатках, подъем в 6.00, потом кросс три километра. Почти ежедневно копали окопы, стреляли из автоматов холостыми и боевыми патронами, атаковали в местных болотах условного противника, бегали в противогазах, развертываясь в атакующие линии повзводно и поротно. И танками нас «обкатывали». А после двух-трех часов ежедневных строевых занятий, добравшись до палаток, мы дружно валились на нары почти без сил. Ко всему прочему комары в тех лесах под Ковровом были размером с саранчу и кровь из нас пили рюмками. Так что где-то через неделю мои курсанты, измотанные, искусанные и похудевшие, стали похожи на закаленных в боях ветеранов.

А сборы были рассчитаны на полтора месяца. В течение этого времени предстояло закрепить теоретические знания, полученные на военной кафедре, и сдать государственные экзамены. Кстати, среди предметов, которые нам преподавали, были не только основы спецпропаганды». Мы вполне подробно изучали тактику армий США и ФРГ, военный перевод, работу с военнопленными...

И все-таки, несмотря на все тяготы и лишения, в памяти об этих сборах остались прежде всего веселые шутки, прибаутки и студенческие розыгрыши. А еще боевые листки, которые почти ежедневно выпускались в каждом взводе. «...Твою мать! Произнес танкист, получив деревянной гранатой по шлему». Так начиналась одна из заметок. В ней описывалась обкатка нас танками, когда задачей обкатываемых было бросить гранату в приближающийся танк, потом залечь в окопе, пропустить грозную машину через себя, потом встать в полный рост и поразить танк гранатой сзади. Наивные механики-водители поначалу «атаковали» нас с открытыми люками. Ну и получали иногда гранатами по шлемам.

В конце сборов все успешно сдали экзамены. После этого перед строем был зачитан приказ министра обороны СССР о присвоении нам лейтенантских званий. В итоге вместо команды «Смирно!» наш комбат полковник Торсуков громко произнес, как и положено по уставу: «Товарищи офицеры!». А мы вытянулись, как и привыкли, по стойке смирно. Через день полковой оркестр играл марш «Прощание славянки», а мы, уже переодетые в свои исконные джинсы, ветровки и кроссовки, шагали на ближайшую станцию электрички до Москвы. Самое удивительное, мы шли почему-то строем и старались вышагивать в ногу.

Я до сих пор вспоминаю своих сослуживцев по учебному лагерю. Ироничного и критичного Сашу Чехова, которого чуть не отчислили из университета за то, что как-то пошел из лагеря в самоволку, решив навестить живущую в Коврове тещу. Суперинтеллигентного Диму Сабова, который за 45 дней так и не произнес ни одного матерного слова, хотя порой ему тоже хотелось. Суперспортивного Диму Рахманина, который даже после марш-бросков мог запрыгнуть на турник и сделать несколько подъемов переворотом. Мудрого Сурена Габриэляна, который, уйдя из журналистики, стал ресторатором и открыл в Москве кафе «Журфак», куда меня теперь приглашает. Весельчака и балагура Диму Рогозина, который нынче зампред федерального правительства и куратор военно-промышленного комплекса. И многих других «журналистов», «историков», «ИСААшников», «экономистов», которые после сборов стали лейтенантами запаса и офицерами спецпропаганды. К счастью, нашему поколению удалось прожить без серьезных войн, поэтому никому из нас не пришлось примерить себе на плечи офицерские погоны. И наши знания, полученные на военной кафедре МГУ, тоже остались невостребованными.

Впрочем, не так давно в одном из телерепортажей с Ближнего Востока я увидел своего постаревшего сослуживца. Кажется, этот парень учился в Институте стран Азии и Африки и служил в моем взводе на тех сборах. У него тогда были проблемы со строевой подготовкой, так что приходилось с ним заниматься индивидуально. Как я понял из репортажа, сейчас он работает дипломатом в Сирии и показывал журналистам в очередной раз подвергшееся обстрелу здание своего консульства...