Как физик из Москвы поднимает ставропольское село

Собственно говоря, познакомился я с Ириной Мининой в октябре в Москве на выставке «Золотая осень – 2016». Познакомился заочно, с помощью телевизора, наблюдая, как возле ставропольской экспозиции остановился премьер Дмитрий Медведев и увлеченно слушал рассказ Мининой о выращивании специй, пряностей и эфирно-масличных культур, для Ставрополья экзотичных: кориандра, тмина, кунжута, фенхеля, сафлора, эстрагона… «Да, раньше пряности продавали на вес золота!» - заметил он. И был удивлен, что на ставропольских полях выращивают, к примеру, два процента всего мирового объема кориандра, полностью закрывая потребности России и даже экспортируя в солидных масштабах пряное золото в Индию, Шри-Ланку, Италию, Голландию, Пакистан, Бельгию, США.

После того телесюжета имя Мининой и агрофирмы «Моя мечта», где она учредитель и руководитель, стало мелькать в прессе, да и краевые власти обратили пристальное внимание на необычный бизнес москвички: ее стали чаще приглашать в минсельхоз, в правительство СК, на различные семинары и даже пообещали финансирование ее новых инвестпроектов. Не думаю, что все это потому, что нашу бизнес-леди заметили в Первопрестольной: просто в сельском хозяйстве нынче новые тренды (помимо импортозамещения) и курс взят на сокращение посевных площадей под зерновыми культурами, дабы разнообразить, диверсифицировать агробизнес во избежание рисков перепроизводства. Ведь рекордные урожаи зерна на том же Ставрополье или Кубани совсем не гарантируют крестьянину высокие прибыли. Масса самых различных факторов, в том числе внешнеполитических, может оставить хлебороба у разбитого корыта. Вот почему краевая власть в последнее время настойчиво убеждает не складывать все яйца в одну - зерновую - корзину. Благо, у нас можно производить культуры (даже хлопок!), рентабельность которых повыше, чем у пшеницы. Наглядный тому пример – бизнес Ирины Мининой, которая недавно заглянула в редакцию «Ставропольской правды». Признаться, в большей степени меня заинтересовала не деятельность «Моей мечты» и еще двух хозяйств, в которых, между прочим, 35 тысяч гектаров в Благодарненском и Новоселицком районах, а то, какие проблемы в сельском хозяйстве решает сегодня бывшая сотрудница НИИ атомной энергии им. И.В. Курчатова. И особняком здесь стоит земельный вопрос.

Сразу оговорюсь, беседа наша состоялась до принятия краевой Думой закона, который поднял до 2500 гектаров (раньше было 30) минимальный размер выдела новых земельных участков из земель сельхозназначения. Удивительно, но многие аргументы Ирины Мининой, выступающей за укрупнение хозяйств, созвучны депутатским. Напомню, законопроект поддержало подавляющее большинство думцев, однако число его противников в среде фермерства столь велико, что народные избранники да и губернатор по-обещали тщательно мониторить нововведение и при необходимости вносить коррективы. И мы, безусловно, не раз в дальнейшем вернемся к этой теме. А пока мнение подвижницы.

– Ирина Васильевна, объясните, как москвичка, окончившая Московский энергетический институт, превратилась в агрария, которая 17 лет руководит уже тремя хозяйствами на Ставрополье?

– Я ушла из науки, когда государство перестало достойно ее финансировать. Потом организовала международные программы по обмену школьниками между США и СССР. Занималась экспортом оренбургских платков, импортом хлебопекарных ингредиентов. А в 1994 году увлеклась рынком специй. Собственно, поэтому судьба привела меня на Ставрополье, которое – сейчас не многие об этом знают – до развала СССР производило немалые объемы пряностей, эфирно-масличных культур. Я хотела заключить в крае соответствующие договоры, но, как оказалось, все кануло в Лету. «Мы – хлеборобы!» – гордо говорили председатели колхозов, отпихиваясь от моих предложений. Честно скажу, на меня смотрели как на дурочку, взбалмошную москвичку, которая не знает, куда девать деньги. Долго смотрели. Даже уважаемый мною Николай Шурупов, возглавляющий в Новоселицком районе одно из лучших хозяйств в крае, «Свободный труд», на совещаниях в администрации ехидно так подтрунивал: «Ну вот, Минина будет говорить. Только не надо о травках!». А сегодня уже многие понимают, что делать ставку только на зерно глупо…

В общем, 17 лет назад, когда я появилась в крае, мне удалось взять в аренду 20 гектаров земли с условием, что трудоустрою 28 человек. Собственно, этого участка мне вполне хватало, но пришлось развиваться – из соседних хозяйств посыпались просьбы «забрать их» вместе с землей. А что значит забрать, если они погрязли в долгах…

– Ну так схема известная: прийти как «инвестор», вывести активы, обанкротить и перезаключить договоры по земле на подставную фирму.

– Да, такая мошенническая схема в ходу и сегодня, к сожалению. Однако что касается «Моей мечты», никто не скажет, что Минина кого-то «кинула», разорила, намеренно довела до банкротства или жульничает с налогами. Такого нет, это принципиальная позиция. Я сейчас немного отвлекусь от темы… Бизнес у нас семейный: помимо нескольких сельхозпредприятий на Ставрополье имеем два больших завода в Подмосковье, в том числе овощехранилище с переработкой и первый в России завод по производству цукатов. Объекты в Подмосковье – это вотчина сына, который 8 лет обучался ведению бизнеса в университетах США, Франции и Китая. Когда он домой приехал, собрали семейный совет, и сын говорит: «Я буду с вами работать, но при одном условии: никаких откатов, никакой «чернухи», никаких криминальных игр с государством!». Сказано – сделано. Продавали мы ингредиенты для пекарен, приезжали заготовители и традиционно требовали некое вознаграждение. Но лавочка закрылась… Сын стал звонить хозяевам заготовителей: мол, проясните ситуацию, чья эта инициатива с вымогательством. Что ж, в результате мы потеряли много клиентов, но заработали репутацию. Идея простая: нас должны уважать и любить за качество и конкурентоспособность продукции, а не за откаты.

– Но ведь по сей день некоторые бизнесмены считают, что государство обмануть – чуть ли не дело чести, например, налоги «минимизировать»?..

– Мы платим как положено. Во-первых, я прагматик и хорошо понимаю, что в такой большой компании, как «Моя мечта» (только на Ставрополье в ней работают свыше 600 человек), я не могу себе позволить никакой «чернухи». Меня быстро «заложат», поэтому даже и не пытаюсь. А во-вторых, дело не в боязни попасть в поле зрения правоохранительных органов, а в убежденности, что бизнес должен честно платить налоги, чтобы государство нормально функционировало. А в России пока что, вы правы, многие предприниматели неуплату налогов считают чуть ли не национальным видом спорта. Виной тому и коррупция, и сформировавшееся общественное мнение, что не платить налоги – это нормально. Многие даже не знают свою ставку подоходного налога.

Однако вернусь к вопросу о моей «экспансии» на Ставрополье. Первый крупный участок земли, тысячу гектаров, я получила от администрации Новоселицкого района из фонда перераспределения в поселке Щелкан. Земля там 6 лет не обрабатывалась, рос бурьян в человеческий рост, успели даже вырасти молодые деревца, которые пришлось выкорчевывать. По ночам там выли волки. Первый хороший урожай на этих землях был получен лишь через три года. Особо подчеркну, агрохолдинг «Моя мечта» никогда не приходил на землю процветающих хозяйств для их захвата. Как правило, это были разрушенные, разворованные сельхозпредприятия, куда нас приглашали местные власти и люди, доведенные до отчаяния низкой зарплатой или даже полным ее отсутствием. Например, в колхозе «Ленинский» на ходу был лишь один трактор! И только долги! Через три года, как и обещала, я восстановила это хозяйство, рассчитавшись с долгами и присоединив его к «Моей мечте». Потом были инвестиции в хозяйства «Луч» и «Лонго бизнес» в поселке Большевик. А самым крупным проектом по спасению утопающих оказался колхоз «Родина» в селе Елизаветинском Благодарненского района. Когда я его забирала, там было более 100 миллионов долга! Расплатилась с долгами и инвестировала более 200 млн рублей в течение двух лет. Сегодня крестьяне получают достойную зарплату, а пайщики за сданную землю в аренду – 4 тонны зерна и другие продукты и преференции. Это одна из самых высоких натуроплат на Ставрополье.

– Я думаю, конкуренты не в восторге от вашей щедрости…

– Конечно, злятся. Особенно те, которые платят на пай мизер – одну-две тонны зерна. Вот как объяснить крестьянину, почему у Мининой 4 тонны? И на самом деле это серьезная проблема, которая должна регулироваться государством. Например, во Франции есть планки, ниже и выше которых нельзя сдать землю в аренду, есть рамки для зарплат сельхозрабочих. У нас в свое время бывший глава Новоселицкого района Александр Нагаев предлагал сделать максимальным пределом, кажется, три тонны на пай. Идея правильная и какое-то время работала в районе, держась на его личном авторитете. Я думаю, что соответствующий закон нужно принять во всех регионах. Особенно он актуален для Ставрополья. Не должен быть большой разброс в оплате, особенно если у пайщика нет выбора, кому отдать землю.

– Позвольте нескромный вопрос – про деньги. Вы вложили на Ставрополье многие сотни миллионов рублей, поля агрохолдинга бороздит дорогостоящая техника. Открываются перерабатывающие производства, в том числе в Благодарном завод по производству масла холодного отжима. Откуда средства: кредиты банков, инвестиции партнеров, государственное вливание?

– Государственных денег в моем бизнесе нет. Иногда привлекаю кредитные субсидированные средства. В небольших объемах, потому что нет необходимости: 17 лет абсолютно вся прибыль агрохолдинга «Моя мечта» идет на его развитие.

– Любопытно. Хотя на селе более типичны руководители хозяйств, которые постоянно сталкиваются с проблемой финансирования даже сезонных работ. Они всегда с протянутой рукой. Банки им часто отказывают, потому что нечего в залог взять. И тогда возникают полукриминальные кабальные схемы финансирования, горе-начальники обивают пороги минсельхоза, требуя дотаций, льготных кредитов, шантажируя возможностью социального взрыва на селе. Как вы считаете, какова должна быть госполитика в этом вопросе?

– Уверена, что бизнес должен кормить себя сам. Государство, конечно, может помогать, но только в том случае, если поддержка обеспечит качественный рывок, что в конечном итоге позволит государству стать более конкурентоспособным на мировом рынке. То есть должна быть стратегическая цель. Помощь предприятиям с плохим управлением только ради того, чтобы те не дай бог не закрылись и не оставили людей без работы, считаю контрпродуктивной. Таким предприятиям лучше не помогать материально, это только продлит их агонию.

– Но село, увы, стареет. Молодежь уезжает в города, и, говорят, это объективный процесс. Какие стимулирующие программы, в том числе государственные, могут повлиять на ситуацию?

– Я, конечно, знаю о программах, призванных привлекать молодых специалистов в село, о жилье и подъемных для них. Но эти программы – а финансирование их оставляет желать лучшего – не решают всего спектра проблем, в том числе создания инфраструктуры. Я, может быть, сейчас выскажу крамольную мысль, но в данном случае спасение утопающих – дело рук самих утопающих. При чем здесь государство, если крестьяне мигрируют в города? Это объективный процесс, причем мирового масштаба. Сельское хозяйство становится все более технологичным. Конечно, это увеличивает производительность труда и уменьшает количество людей, непосредственно работающих в поле. Но разве многих освободившихся людей ничем нельзя занять? Повсеместно используется компьютерная техника, которая требует квалифицированных специалистов. Конкуренция заставляет работодателей переносить свои производства ближе к источникам сырья и на месте создавать новые центры переработки, где также требуются молодые специалисты. Возникает много возможностей и для труда независимых специалистов – в ремонте техники, объектов связи, обслуживании программного обеспечения. Но всех этих точек роста нет, если предприятия выживают не за счет модернизации и развития, а за счет «экономии» или сокрытия налогов, нещадной эксплуатации земли, воровства ГСМ и урожая.

Думаю, только развитие производительности в селе остановит миграцию населения. А будет ли сельский житель работать в поле на тракторе или на перерабатывающем заводе – какая разница? И государство здесь ни при чем.

– А как вы относитесь к понятию «социально ориентированный бизнес»? Это когда предприятия помогают школам, ремонтируют клубы, строят дороги?

– Думаю, этот термин придумали чиновники, чтобы понудить предприятия что-то вкладывать в поддержание жизнеобеспечения территорий, поскольку бюджеты муниципалитетов, как правило, тощие. Некоторым не хватает даже на лампочки на центральных улицах. Я считаю, что самая главная социальная обязанность предприятия – это платить налоги, развивать отрасль, беречь землю. И все-таки да, мы вкладываем собственные средства в развитие территорий.

Вот, например, в поселке Щелкан в ЗАО «Родина» нет убыли сельского населения последние пять лет. Более того, даже уехавшая молодежь возвращается из Ставрополя. У всех хорошо оплачиваемая работа, питание. Обед у нас, вы удивитесь, стоит 20 рублей! И я ввела такую практику: покупаем брошенные дома, ремонтируем их и предоставляем работникам, в первую очередь ценным специалистам. Мы приютили много семей беженцев, особенно с Украины.

– А вы готовы отправлять за счет предприятия молодежь на обучение, с тем чтобы те потом вернулись?

– Знаете, был печальный опыт. В Тимирязевскую академию мы отправили троих, платили за них пять лет. Но они не вернулись, остались в Москве. Более того, когда приезжают на побывку на родину, в Щелкан, то со мной даже не здороваются, видимо, сильно стесняются. Я не стала судиться, хотя по договору они должны были 5 лет отработать на предприятии. Но когда молодые люди несколько лет хорошо трудятся у нас на уборке и хорошо себя зарекомендовали, я предлагаю им взять от хозяйства направление в институт.

– Ирина Васильевна, по статистике, средняя зарплата агрария на Ставрополье чуть выше 20 тысяч рублей. Но во многих селах называют сумму 10 – 12 тысяч. Где правда? Вот в ваших хозяйствах сколько люди зарабатывают?

– Как говорится, есть ложь, есть большая ложь, а есть статистика. На Ставрополье в аграрной отрасли формирование доходов – это терра инкогнита. Есть крупные процветающие хозяйства, где и зарплата хорошая, и различные премии, бонусы. И есть те, где еле сводят концы с концами из-за воровства и плохого менеджмента. Нужно учитывать и такие факторы, как сезонность работ, величину выплат на паи и т.д. Отдельная «песня» – так называемые малые формы хозяйствования: фермеры, индивидуальные предприниматели, где сильно развит теневой рынок, утаиваются от государства налоги. Иной фермер покажет в инспекции такие ничтожные доходы, что подумаешь: как он, бедняга, еще жив.

Что касается «Моей мечты», то хорошие специалисты, например механизаторы, имеют среднегодовую зарплату от 30 до 50 тысяч в месяц. И не верьте тому, кто говорит, что на импортный трактор или комбайн стоимостью в десяток миллионов рублей можно посадить дяденьку с окладом в 10 тысяч.

– У вас зерновой клин солидный?

– 25 тысяч гектаров, и почти все зерно идет на экспорт через трейдеров. Скажу, что это не основная статья доходов нашего агрохолдинга, да и вообще это очень нестабильный бизнес. Вопреки расхожему мнению, непосредственно производителю зерна достается малая часть прибыли, львиную долю забирают переработчики и хлебопеки.

Кроме того, зерно – это, если можно так выразиться, «политизированный» товар. Мало кто из бизнесменов во всем мире может и хочет им заниматься. Все говорят: это правительственные интересы, это откаты, огромные пошлины. Вот сейчас средняя цена пшеницы на мировом рынке 120 долларов за тонну, но это, как правило, для стран третьего мира. А, например, в Канаде на внутреннем рынке та же тонна стоит 240 – 300 долларов, но никто из экспортеров туда не войдет – драконовские пошлины съедят всю прибыль. Многие страны жестко защищают свой внутренний рынок, и раз уж мы заговорили о зерне, то, по оценкам некоторых экспертов, в этом году Россия сможет продать на экспорт не более 30 млн тонн зерна, а 15 млн останется на элеваторах мертвым грузом. Причины разные: например, небольшая пропускная способность наших черноморских портов и, конечно, санкции Запада, причем порой закулисные, с выкручиванием рук нашим давним партнерам. Спрашивается: какая в этом случае ставропольскому крестьянину радость с рекордных урожаев?

– А разве пряности, эфирно-масличные культуры, столь пропагандируемые вами, не могут с таким же успехом завтра попасть под санкции?

– Знаете, годовая стоимость мирового рынка пряных культур составляет примерно 20 млрд долларов, это большие деньги, но фишка в том, что специи не везде растут, это очень трудоемкий и капризный бизнес, в отличие от добычи нефти и газа. Ни Обама, ни Меркель, ни Порошенко не смогут ограничить Россию в продаже специй и пряностей – товара, которого попросту не хватает. И пусть меня называют мечтательницей, но я уверена, что Ставрополье сможет «закрыть» около половины этого рынка. Вот взять очень востребованный кумин, любимую в Азии приправу для плова (зира). 100 тысяч тонн кумина, который легко культивировать на Ставрополье, у нас гарантированно готовы покупать зарубежные фирмы.

– Ирина Васильевна, а вы в курсе, что вас чаще называют не мечтательницей, а бизнесвумен с жесткой, настоящей капиталистической хваткой?

– Ну так ведь я многому научилась у капиталистов, у меня на Западе много приятелей. И главный вывод сделала такой: если хочешь строить и развивать бизнес, должен сам все контролировать и даже подавать пример в работе. У меня трудятся люди разных национальностей: русские, туркмены, дагестанцы и даже, вы удивитесь, цыгане, которые якобы работать не любят. Работают они у меня как ударники коммунистического труда! Потому что есть стимул и четкие правила игры, а хозяйка бизнеса Минина может выйти в поле наравне со всеми и даже перевыполнить норму. Думаю, вам рассказывали, как я поутру на плантации собирала цветки сафлора – натурального красителя, чтобы самостоятельно, а не с чьих-то слов определить нормативы выработки. А вообще-то, на селе меня зовут многие Мамой. Так и говорят: «Мама приехала, Мама дала разгон»… Это дорогого стоит.

– А еще рассказывали, что вы не любите фермеров и всячески пытаетесь их дискредитировать в глазах начальства. А ведь они обрабатывают примерно четверть общей площади ставропольской земли. На их долю приходится пятая часть вала зерна, свыше 40 процентов объема сезонных овощей, они доминируют в животноводстве.

– Вы назвали хорошие, впечатляющие цифры, но… за ними стоит несколько очень запущенных, больных проблем. Во-первых, я, например, не знаю, сколько на Ставрополье фермеров и индивидуальных предпринимателей, работающих в аграрной отрасли. Мне встречались разные цифры: от 6 до 16 тысяч. Но сколько из них, так сказать, «живых», занимающихся производством и отчитывающихся в налоговой инспекции? Гораздо меньше, чем на бумаге. Во-вторых, общеизвестный факт, что фермеры – так уж повелось – еще с ельцинских времен живут на каком-то особом положении: пользуются, как правило, упрощенной системой налогообложения (это 6 процентов с дохода), но при этом многие держат батраков, которым платят «черную» зарплату и всячески занижают урожайность, чтобы опять-таки вывести в тень большую часть своих доходов. А в-третьих, значительная часть фермерской земли в результате нещадной эксплуатации деградирует. Я не берусь утверждать, что названные проблемы характерны для всего фермерского движения Ставрополья, но они уже приняли угрожающий характер.

Простой пример: на моих полях урожайность зашкаливает за 40 центнеров с гектара без паров, на соседних фермерских на парах – в два раза ниже. Мои хозяйства платят налоги от 3 до 7 тысяч рублей с гектара, соседние фермерские – 200 рублей. Спрашивается, какая государству польза от того, что иной фермер производит немалые объемы продукции, но сознательно занижает урожайность и доходы, не платит налоги? За счет чего содержать бюджетную сферу, благоустраивать населенные пункты? Индивидуалов очень трудно контролировать. Я однажды даже предложила главе одного из муниципалитетов комбайн, чтобы загнать его на фермерское поле – оценить масштабы жульничества с урожайностью. Не согласился…

– Так, может, наделавший много шума краевой закон о минимальном размере земельного участка в 2500 га и есть реакция властей на «худые» фермерские налоги и специально пролоббирован в пользу латифундистов, чтобы уничтожить конкуренцию?

– Я уверена, что фермеров никто не собирается уничтожать. Более того, есть ниши, где они могут быть более эффективны, чем крупные хозяйства. Например, какие-то эксклюзивные направления животноводства, виноградарство, овощеводство – словом, там, где требуются высокая квалификация, умелые человеческие руки, может быть, ненормированный рабочий день, особые условия труда… Понятно, что таким фермерам не нужны огромные массивы земли. На Западе, например, виноградник или теплица в гектар – обычное явление. Кстати, «Моя мечта» сдает фермерам в аренду около 100 гектаров земли. Они живут рядом с участками весь сезон, выращивают лук, другие овощи, выполняют мои заказы на определенные культуры. Вот такие фермеры – мои союзники!

На Ставрополье же бучу подняли в первую очередь маломощные хозяйства, занимающиеся зерновым производством, в распоряжении которых – чаще в аренде – небольшие земельные участки в 200 – 300 гектаров. Я уже сказала, за счет чего многие из них выживают: сокрытие налогооблагаемой базы и воровство. Я глубоко убеждена: чтобы иметь приемлемую рентабельность, честно вести зерновой бизнес, не дурить государство и не губить землю, нужно даже не 2500, а как минимум 5000 гектаров.

Ведь не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: современная энергонасыщенная техника эффективнее используется на больших земельных массивах, большие оптовые партии ГСМ и удобрений, средств защиты растений обходятся дешевле именно для крупнотоварных производств.

– Может быть, выход для фермеров, не желающих поступаться свободой и соответствовать требованиям времени, в кооперации? Сейчас об этом много говорят…

– Знаете, мне довелось видеть в американской Флориде очень удачный пример кооперации фермеров, которые выращивают арахис. Они объединились капиталами и построили большой завод по переработке арахиса, наняли персонал и стали получать неплохую прибыль. Там это распространенное явление. А в России кооперация, на мой взгляд, как-то не приживается. В общем, довелось мне наблюдать несколько попыток кооперации на примере приятелей. Поначалу все идет вроде нормально, а потом рассыпается прахом, а все потому, что недоверие к ближнему у нас в крови и в какой-то момент появляется соблазн «нагреть» партнера. Даже от арабов, весьма предприимчивых ребят, которые легко могут «кинуть» кого угодно, мне доводилось слышать, что с русскими в кооперации работать трудно.

– Может ли вылиться в открытый конфликт между фермерами и крупными землевладельцами принятие краевого закона о минимальном земельном выделе в 2500 га?

– Вряд ли. Это объективный процесс и для Европы, и для Америки. Мелкие фермерские хозяйства постепенно уходят в небытие: или разоряются, или сливаются в крупные. В некоторых странах Европы с аграрной карты за год исчезает 2 процента мелкотоварных хозяйств. И вот какой парадокс: Запад движется по пути коллективизации – по тому пути, которым пошел СССР в 30-е годы. А современная Россия почему-то пытается вернуться в прошлое, поощряя единоличные мелкотоварные хозяйства. И что самое печальное, в фермеры нередко идут люди вообще без сельскохозяйственного образования, не знающие, что такое севооборот и сколько удобрений нужно внести на гектар. Вся их аргументация заключается в том, что «мои деды на этой земле работали, и я как-нибудь осилю». И часто в итоге загубленная земля, которой требуются годы для возрождения.

И все-таки я не сторонница насильственного «раскулачивания» фермеров или создания им невыносимых условий для работы. Пусть их эволюция идет естественным путем, но во вчерашний день край уже не вернется.

P.S. Да, забыл пояснить, почему Ирина Минина назвала свое детище «Моя мечта». На заре крестьянской деятельности страстно желала она заложить вишневый сад, это и было ее мечтой. Между тем в суровые 90-е годы сады в России стали никому не нужны и большей частью погибли без ухода. Царицей полей стала пшеница, а фруктово-ягодную нишу в рынке быстро заняли Турция и Египет. Но мечта-то никуда не делась, и несколько лет назад настырная Минина заложила сады. Урожай нынешнего года – более 50 тонн вишен и слив – уже переработан и заморожен для хранения.

Ну и последнее. Несколько раз я назвал ее москвичкой, хотя она очень редко теперь бывает в Москве.