Олег Скляр: Качели

Начиналась весна, бои стихли, город погрузился в долгожданную тишину. Его блокировали со всех сторон войсками, чтобы ликвидировать оставшихся боевиков.

Однажды к КПП батальона федеральных сил две пожилые чеченки подвели молодую русскую женщину. Звали ее Светлана. Нужно сказать, что и сама она была какая-то светлая, чистая, словно ребенок. А на фоне почерневших руин разбитого города казалась даже слишком чистой и неуместной здесь, на войне, в грязи, копоти и саже. На ее немного бледном лице постоянно светилась робкая улыбка. Светлые волосы, как и все местные женщины, она тщательно прятала под платок. Эта привычка появилась после того, как город попал под власть ваххабитов. Иначе было нельзя. Русских в городе было мало. Жили они в постоянном страхе перед царившим беспределом. Вот и приходилось одеваться и вести себя как представители титульной национальности. Белый вихор робко, однако немного кокетливо выбивался из-под платка. Ей было лет тридцать или около того, в серо-голубых глазах сквозила плохо скрываемая грусть человека, увидевшего столько горя и лишений, что хватило бы не на одну жизнь.

Одета Светлана была опрятно, хоть и в довольно поношенные вещи: длинная юбка до щиколоток, цветастый турецкий свитер, старенькая, но чистая серая ветровка, на ногах ботинки на низком каблуке.

И еще у нее была сумка, которую, наверное, подарил когда-то муж. Где он теперь и что с ним? На эти вопросы она не отвечала, отворачиваясь в сторону, прятала глаза – пыталась сдержать наворачивающиеся слезы. Гордость не позволяла показывать слабость. Маленькая женщина, совсем беззащитная в хаосе войны, не потерявшая своего достоинства.

Поведали женщины комбату, что до войны Светлана отучилась в профессиональном училище на парикмахера и даже успела поработать по специальности. В промежутке между первой и второй войной подрабатывала своим ремеслом. Стричь приходилось всех. В основном расплачивались продуктами. Иногда и за просто так стригла, особенно стариков. Жила одна в старом доме, оставшемся от уже умерших родителей. Детей не было. А может, и были раньше, но она о них не говорила.

Но самое главное, о чем еще узнал комбат, - Светлана уже несколько недель живет впроголодь. Иногда кто-то предлагает ей продукты, но она просто так брать ничего не хочет — стыдно. Работа ей нужна. У комбата ведь людей много. Пусть бы Светлана их стригла. Хоть продуктами себя обеспечит, голодать перестанет.

Внимательно выслушав женщин, посмотрел на Светлану. Она стояла опустив голову, но, почувствовав его взгляд, краснея, взглянула прямо в лицо комбату. В глазах ее были и стыд, и надежда, и отчаяние, и мольба.

- Ладно, пускай стрижет! Вот здесь, прямо на улице стул поставим. Устроит так?

Светлана в ответ быстро-быстро закивала головой, соглашаясь.

В первый день она постригла четверых. Солдаты притащили ей кучу продуктов. Масло, муку, крупу, сахар, консервы. После долгих голодных дней она смотрела на это изобилие и не могла поверить, что все это принадлежит ей. Кто-то вытащил из заначки припрятанные конфеты. Увидев их, Светлана едва не заплакала.

- Завтра приходите, у нас еще нестриженых полно. А то мы без вас тут обрастем, как обезьяны, - крикнул кто-то из офицеров вслед уходящей женщине.

Вскоре Светлана освоилась и приходила в батальон уже как на настоящую работу, некоторые офицеры и контрактники расплачивались даже деньгами.

Прошло несколько недель. Отогревшиеся от зимних холодов и отошедшие от грохота разрывов и шума стрельбы птицы ожили и оглашали бодрыми трелями окрестности. Их голоса сливались с журчанием ручьев, звонкой капелью с уцелевших крыш, легким шумом весеннего ветерка в кронах деревьев. Весна, она и на войне весна. Это ведь и есть жизнь, и она идет своим ходом, и ее ничто не остановит: ни война, ни голод. Она умирает и возрождается, цветет и увядает. И так без конца.

Комбат сидел на табурете и, глядя вокруг, размышлял о вечном. Это был совсем еще молодой человек. Ему едва перевалило за тридцать. Крепко сложенный, высокий, стройный. Волосы темно-русые, с рано проступившей сединой у висков. В жизни своей комбат повидал немало. Был ранен несколько раз, контужен. Видел смерть и сам не раз стоял на ее грани. Карие, почти черные глаза смотрели на собеседника прямо, не мигая и не выдавая эмоций. Взгляд был суровым, но одновременно и каким-то грустным. Мужчины с такой внешностью должны нравиться женщинам, но тяжелый взгляд пугал их. У него были жена и ребенок — очень далеко от войны...

Размышления комбата внезапно прервал звонкий женский смех. Он сначала даже удивился, мол, откуда здесь женщина, потом увидел смеющуюся Светлану. Она стригла очередного бойца. Тот, видимо, и рассказал ей какую-то шутку, заставившую ее рассмеяться.

Раньше офицер даже не воспринимал ее как женщину, но теперь внимательнее присмотрелся к ней. Светлана была младше него, наверное, лет на пять. Комбат не мог понять, красивая она или нет. Лицо вроде бы симпатичное, черты правильные, даже слегка утонченные. А фигуру рассмотреть не мог - мешковато сидящие юбка и свитер скрывали ее.

Почувствовав взгляд, Светлана обернулась и заметила, что на нее внимательно смотрит командир батальона. Их глаза на мгновение встретились. Светлана смутилась, быстро отвернулась и уже до конца рабочего дня не проронила практически ни слова.

Вечером, проверив посты и поставив задачи офицерам, уже засыпая, комбат вновь вспомнил Светлану. Как она жила все эти годы? Неужели ей ни разу за все это время не хотелось, чтобы кто-то сильный и надежный взял за руку, прижал к себе, защитил? Что ждет ее дальше, как она будет жить? Комбату было жаль молодую женщину. Что-то чистое, детское было в ее взгляде, наверное, и душа у нее была такая же чистая.

...Прошло около двух месяцев, батальон начал готовиться к замене. Личный состав повеселел, люди засобирались домой. Светлана, наблюдая со стороны за происходящим, заметно расстроилась. В глазах опять появилась грусть. Вдруг охватившая ее с новой силой тоска защемила грудь. Хотелось убежать куда-нибудь, спрятаться от всех и разрыдаться. От боли, от горя, от неизбежности. Она не хотела, чтобы ее увидели плачущей, и решила уйти незаметно.

Но командир на то и командир: ничего от его глаз не ускользает. И это заметил он, подошел к Светлане:

- Извините, можно с вами поговорить? Я получил добро от командира части вывезти вас в Моздок. А там уж сами смотрите, куда вам нужно, может, где-то родственники есть? К ним и поедете. Деньгами вам поможем, мы с офицерами так решили.

- Нет у меня никого. Все, кто был, здесь остались, и ехать мне не к кому и некуда.

- Но ведь вам нельзя здесь оставаться. Вы еще такая молодая. Вам жизнь свою строить нужно.

- Да. Да, я знаю. Но, к сожалению, у меня на это пока нет средств. А ваших денег я не возьму, не смогу, извините.

- Тогда я расскажу про вас сменщику. Он тоже будет приглашать вас стричь подчиненных. Работайте, пожалуйста, зарабатывайте, сколько необходимо, и когда будете готовы, он поможет вам вы­ехать туда, куда решите. Мы своих не бросаем.

Светлана стояла и смотрела на него широко открытыми глазами. Чувства переполняли ее и, прикрыв рот кулачками, Светлана уткнулась головой в широкую грудь комбата и разрыдалась. А он не знал, что ему делать. Обнять, погладить ее по спине успокаивающе?.. Нет, он не решался! Он даже дотронуться до нее боялся. Так и стоял, опустив руки.

- Да успокойтесь вы, успокойтесь, все нормально будет. Ну что вы плачете, - только и повторял он.

Рядом остановился БТР с бойцами на броне, чтобы отвезти комбата в штаб группировки.

- А вы, может быть, тоже с нами? Вроде бы по пути? - спросил комбат Светлану.

Она радостно кивнула головой.

- Садитесь сверху, на броню. Не бойтесь, я вас поддержу.

Светлана сидела, аккуратно поддерживаемая бойцами и, подставляя лицо ветру, задумчиво улыбаясь, смотрела вперед. Она отвыкла ездить. Общественный транспорт в городе как таковой уже давно отсутствовал. Ходили редкие «маршрутки» и автобусы, но она жалела на это деньги. Подъехав к дому, Светлана неудачно спрыгнула с брони и подвернула ногу.

Комбат подхватил женщину деликатно за талию и повел во двор, скрывающийся за невысоким металлическим забором. Дом был небольшой, саманный, обложенный снаружи кирпичом. Рядом со старым цветущим абрикосом стояли качели. На удобном сиденье запросто могли поместиться два взрослых человека. Светлана подошла, устало присела.

Комбат приказал заму ехать в штаб, а на обратном пути забрать его.

- Давайте я ногу вашу осмотрю, - комбат осторожно снял ботинок. – Вероятно, растяжение.

Он вытащил из нарукавного кармана куртки перевязочный пакет и наложил на лодыжку Светланы плотную повязку.

- Посидите немного, пусть боль утихнет.

Офицер стоял рядом с качелями и смотрел на Светлану. Она слегка отклонилась назад, и качели коротко скрипнули заржавелым металлом.

- Смазать бы их, - сказал комбат. Взявшись рукой за длинный металлический прут, он принялся раскачивать качели, а Светлана смотрела куда-то вдаль и улыбалась каким-то своим воспоминаниям. Затем комбат, не спрашивая разрешения, присел рядом. Они сидели так близко: мужчина и женщина, и не было как будто недавних боев и страшных утрат.

Светлана с интересом взглянула на него.

- Извините, не смог удержаться. Совсем как в детстве, правда?

- Я тоже в детстве любила качаться, чтобы взлетать высоко-высоко. Тогда кажется, что ты летишь.

Они заговорили о детстве, каждый о своем. Перебивая друг друга, рассказывали о веселых происшествиях.

Ее жизнь до войны была вполне счастливой. Она с улыбкой делилась с ним самым сокровенным. Комбат, слушая Светлану, оглянулся. За домом располагался небольшой огород, с уже наполовину вскопанными грядками.

- Что-нибудь будете сажать?

- Чего земле пустовать? Вот только семена бы где-нибудь найти.

- Вы же уезжать вроде собирались?

- Надо немного денег заработать, а дом хочу продать, но его пока никто не купит. Может быть, ближе к зиме, когда в городе, даст бог, все успокоится. И тогда я, не задумываясь, уеду отсюда.

- А куда?

- Я к теплу привычная. На Тамани, говорят, хорошо. Мой муж был оттуда. Он рассказывал, что там есть место, где по обеим сторонам дороги разные моря: справа Азовское, а слева Черное. Представляете, сразу два моря? Купить бы где-нибудь в тех краях, в небольшой тихой станице, маленькую хатку и жить там. Стричься всем нужно, значит, и без работы я не останусь. Правда?

Она с надеждой посмотрела на комбата.

- Конечно, - ответил он и слегка пожал ей ладонь, но тут же, краснея от смущения, одернул руку.

А потом они молчали, уйдя каждый в свои мысли. Небо то приближалось к ним, то удалялось, качели, поскрипывая, плавно взмывали вверх и опускались вниз, унося их от действительности. Светлана улыбалась своим мечтам. А комбат, чувствуя плечом ее тепло, все думал о ней, и отчего-то ему сделалось совсем грустно.

Начинало вечереть. Во двор заглянул сержант:

- Товарищ майор, вечереет уже, скоро комендантский час. Пора на базу возвращаться, а то в темноте и свои обстрелять могут.

- Да-да. Пора нам уже, - ответил комбат, обращаясь к Светлане.

- Так быстро?! – почти вскрикнула она и уже одними губами тихо-тихо прошептала: - Я вас люблю...

Он услышал эту почти беззвучную фразу и одновременно прочитал по губам. Смутился…

- Завтра никуда не ходите, полежите дома. А послезавтра я вас своему сменщику представлю.

Через два дня утром батальон был готов к отправке. После боев и потерь, после холода зимы и лишений, после страха и боли. Домой! На войне это слово имеет не только смысл, но и запах. Это слово пахнет свежим постельным бельем, волосами твоей жены, от него веет теплым молочным запахом крохотного тела ребенка, родившегося буквально перед твоим отъездом на войну.

Ближе к обеду комбат передал дела сменщику. Светланы еще не было. Тревога кольнула его сердце. Он дал команду одному из офицеров батальона проскочить на БТРе за Светланой. Машина вернулась быстро, бойцы с каменными лицами спешились с брони и медленно, молча расселись вдоль стены казармы.

- Что-то случилось? Где Светлана? - спросил комбат.

- Дома Светлана. Только нет ее уже, - хрипло произнес офицер.

- Как это — нет?

- Убили ее. Бандиты убили, - уточнил офицер, нервно затянувшись сигаретой.

Комбат схватил в оружейке первый попавшийся автомат и рванулся к БТРу. За ним последовал один из командиров взвода со своими бойцами. БТР резко дернулся с места и вылетел за ворота.

Возле двора Светланы уже стояло несколько уазиков: милиция, прокуратура...

Комбат спрыгнул с брони и почти вбежал в открытые настежь ворота.

- Стой! Куда? - крикнул один из милиционеров.

Комбат в ответ только сурово взглянул на него. Злая решимость комбата, утяжеленная присутствием трех крепких контрактников, вооруженных до зубов, не оставляла сомнений в том, что его присутствие здесь и сейчас более чем уместно.

Милиционеры расступились.

Дом встретил холодной тишиной и ощущением тоскливой пустоты. В гостиной стоял шкаф с книгами и посудой. Сейчас все это в беспорядке валялось на полу, видимо, убийцы что-то искали. В кресле сидел следователь и заполнял бумаги. Посреди гостиной, на полу, лежала Светлана. Все в том же свитере и юбке. Лицо ее было неузнаваемым. На горле зияла резаная рана.

- Кто ее убил? - спросил комбат у следователя.

- Кто-то из местных бандитов. Соседи говорят, что ее привозили домой на БТРе, и, наверное, боевики это заметили и решили, что она сотрудничает с федералами. За это и убили, - равнодушно ответил ему следователь и спросил в свою очередь: - А вы кто? Не родственник ей?

Комбат не ответил. Его обожгла­, пронзила мысль: «Из-за меня! Получается, что Светлану убили из-за меня!»

Внимание комбата привлекла небольшая женская сумка. Та самая, с которой Светлана приходила в батальон. Он поднял ее. Посыпались какие-то мелкие вещи и носовой платок. Этим платком Светлана при нем вытирала слезы. Майор крепко сжал кусочек тонкой ткани и сунул в карман.

- Что с ней дальше будет? - спросил комбат у следователя.

- Опознание прошло, медики ее тоже осмотрели. Она нам в принципе больше не нужна. Соседи взялись ее похоронить.

Комбат только сейчас заметил, что в гостиной на стуле у окна сидит какая-то женщина. Он сунул ей в руки сумку Светланы.

- Положите это вместе с ней. Она очень дорожила этой вещью. Пожалуйста!

Немолодая уже чеченка взяла из его рук сумку и положила себе на колени. В глазах ее стояли слезы, но воспитание не позволяло плакать в присутствии посторонних мужчин.

Комбат молча, не прощаясь ни с кем, вышел из дома. Вдруг слева от него что-то скрипнуло. Он повернулся на звук: сидя на качелях, курил милиционер, чему-то улыбаясь. Комбат остановился. Он смотрел на качели. На них они сидели со Светланой и мечтали о ее будущем, мечтали о том, как спокойно и счастливо она заживет. А теперь ее нет.

- Садись, командир, вместе покатаемся, - милиционер все улыбался.

- Встань!

- Что?

Комбат крепко схватил качели рукой и остановил их.

- Встань!

Парень недоуменно посмотрел на комбата, но, увидев в его глазах явную угрозу, тут же отошел в сторону.

- Бешеный какой-то, - буркнул обиженно милиционер.

...Летом того же года комбат с женой и сыном отправился на машине в отпуск в Сочи. Дорога была длинной. На одном из дорожных указателей сын прочитал: «Порт Кавказ».

- Что такое порт Кавказ?

- Это порт такой, на Тамани, - ответила жена.

Майор резко затормозил, развернул машину и повел ее в сторону указателя.

- Ты куда? - удивленно спросила жена. - Мы ведь в Сочи собирались.

- Сначала заедем в одно место. Это не займет много времени.

Вскоре они проехали пост ДПС и свернули на грунтовку. Дорога шла по косе. Справа и слева от нее плескались морские волны. Жена и сын зачарованно смотрели на эту картину.

- Папа, что это?

- Здесь, сынок, сходятся два моря. Справа Азовское, а слева Черное…

Комбат остановил машину и направился к полосе деревьев, растущих вдоль обочины. Забравшись на дерево, он привязал к высокой ветке платок Светланы - и тот весело заплясал под ветром на виду у двух морей. «Ты мечтала увидеть это. Вот теперь ты здесь», - подумал комбат. На сердце его стало необычайно легко, будто оно освободилось от тяжелого, неподъемного груза...