07:23, 15 апреля 2011 года

История любви парторга КПСС

И в газете, в которую попала молодая журналистка Анна, темы освоения целины присутствовали в каждом номере. Девушка быстро освоилась, писала легко. Особенно ей удавались статьи о человеческих судьбах и расследования по письмам читателей. Что-то в Анне было такое, что заставляло людей, с которыми она встречалась в служебных поездках, откровенно рассказывать о себе. Может, ее несолидный, девчоночий вид или искреннее желание помочь каждому, кто обращался в редакцию со своей бедой...

Однажды Анна поехала в отдаленный целинный поселок, из которого поступила жалоба на отсутствие культурной жизни. Этого селения еще и на карте не было, автобусы туда не ходили. Пришлось добираться попутным транспортом. После трехчасовой тряски по пыльным полевым дорогам в кабине грузовика девушка наконец прибыла к месту назначения. С удовольствием выпрыгнула из машины и огляделась. Вокруг до самого горизонта простиралась ровная, как стол, степь. Пахло полынью и чабрецом...

Поселок состоял всего из двух коротких улиц, застроенных одинаковыми небольшими домами. Анна без труда нашла совхозный партком КПСС - именно с беседы с партийным секретарем, учили ее в редакции, следовало начинать работу в любой командировке. Анну встретил усталый, озабоченный человек с погасшим взглядом.

- Иван Степанович, - представился он.

Не успела девушка открыть рот, чтобы объяснить цель своего приезда, как дверь распахнулась и в кабинет ввалился рослый взлохмаченный парень в замазученной спецовке. Не обращая никакого внимания на присутствие Анны, он закричал с порога:

- Степаныч, по какому праву бригадир отстранил меня от работы?

- Что с тобой, Федор? - с удивлением спросил парторг. - Ты пьян, что ли?

- Да, я выпил! - повысил голос парень и вдруг шагнул к столу, с размаху плюхнулся в кресло и, уронив голову на руки, тяжело, по-мужски зарыдал.

Анне стало неловко. Она поднялась и вышла. Через несколько минут в дверном проеме появился парторг и виновато произнес:

- Пусть он тут успокоится, а мы с вами поговорим в совхозной конторе, там сейчас никого нет...

Контора оказалась в том же здании. Анна начала излагать суть жалобы, которая привела ее в этот поселок, и расспрашивать парторга о культурной жизни целинников, но беседа явно не клеилась. Иван Степанович на вопросы отвечал односложно и рассеянно, он явно был чем-то взволнован и вдруг сказал, уйдя от темы разговора:

- Федор - наш лучший тракторист. Никогда не видел его таким. Горе у парня: собрался жениться на Татьяне - бригадном агрономе, но родители его категорически против этого брака, потому что Татьяна - мать-одиночка, сынишка у нее пяти лет. Вчера отец заявил Федору прямо: «Ночуй с этой бабой, если хочешь, но невестки такой нам не надо». А парень не может так вести себя с любимой женщиной, вот и сорвался с катушек, как у нас говорят...

Парторг замолк и о чем-то задумался. Анна неожиданно для себя спросила:

- Ну и что вы ему посоветовали делать, Иван Степанович? Ведь он за этим к вам пришел?

- Я ему сказал: «Если тебе действительно свет без нее не мил, женись, несмотря ни на что», - медленно произнес парторг и глухо добавил: - Несколько лет назад я сам пережил нечто подобное...

Анна умоляюще посмотрела на своего собеседника:

- Расскажите, Иван Степанович, пожалуйста!

- Я ведь здешний старожил, - начал парторг. - Прибыл на целину с первым эшелоном добровольцев. Забивал первый колышек на месте нынешнего поселка, и первую борозду в степи мне выпала честь проложить. Ох, и жизнь тогда была горячая... Все парни после армии - молодые, сильные, веселые, в каждом кипела кровь... Мы жили в палатках почти год и, несмотря на холод и прочие неудобства, чувствовали себя счастливыми. Только когда вторую весну начали встречать на целине, ощутили, что чего-то не хватает у нас в совхозе, скучно вроде. Собрались как-то парни и написали в «Комсомольскую правду»: мол, прижились мы в новых краях, но к одному никак не можем привыкнуть - к дефициту невест. И однажды майским днем в наш Целинный прибыли сразу почти три десятка девушек.

Отдали мы им под общежитие два самых просторных дома, из райцентра начала бытмастерская приезжать с парикмахерами и портнихами. Зазвучала вечерами в поселке музыка, и преобразились хлопцы. А вскоре сыграли и первую свадьбу. Все мои товарищи постепенно нашли себе подружек, лишь я никак не мог: ни одна из приехавших девчонок не нравилась мне...

Я тогда уже механиком был, но приходилось и за руль автомашины, и за рычаги трактора садиться - механизаторов в совхозе не хватало. Послал меня как-то осенью директор на дальний участок за сеном для фермы. Подъезжаю, вижу: юрта невдалеке стоит, и песня из нее слышится - протяжная, грустная такая, девичий голос по-казахски поет... - Иван Степанович торопливо закурил и, отвернувшись к окну, продолжал:

- Что-то потянуло меня в юрту заглянуть. Остановил машину, только хотел подойти, как из юрты девушка вышла - тоненькая, как тополек, две черные косы до колен спускаются... - голос парторга осекся. Он закашлялся, словно что-то попало ему в горло, затем заговорил снова:

- Взглянула она на меня испуганно и строго так спрашивает: «Что вам нужно?». А я смотрю на нее и, верите, слова сказать не могу, словно язык проглотил... Постояла она минутку, потом нахмурилась, подбежала к коню, который был возле юрты привязан, вскочила в седло и умчалась в степь...

До вечера возил я сено, три раза проезжал мимо юрты - зачем, сам не знаю, но никто из нее больше не выходил. Ехал обратно и все в степь вглядывался, однако она была пустынной. На другой день я на планерке у директора, к удивлению многих, сам попросился на тот дальний участок. У меня было такое чувство, будто я забыл там что-то... Только напрасно я спешил, юрты на месте уже не было, остался лишь след от очага...

Запала мне в душу эта встреча, не проходило и дня, чтобы я не думал о ней, не вспоминал каждую ее подробность. Стал осторожно расспрашивать о девушке знакомых казахов и вскоре узнал, что она дочь чабана из соседней бригады, вместе с отцом пасет овец и зовут ее Гульпан.

Увидел я эту девушку во второй раз только через месяц на совхозном собрании, где ее отцу вручали премию за выхаживание ягнят. Сидела она рядом с ним в светлом национальном наряде, серьезная и красивая.

Долго рассказывать, но в тот день я сумел познакомиться с Гульпан. И хотя это сильно смутило девушку, мы обменялись парой слов. Однако на мое предложение пойти вечером посмотреть фильм, который накануне привезла кинопередвижка, она ответила решительным отказом. Но я все равно был на седьмом небе от счастья. Мне бесконечно нравились и ее робость, и диковатость, и детская застенчивость, что так отличало ее от наших бойких девчат... Одно только омрачало мои чувства: ее отец сразу враждебно отнесся ко мне и запретил дочери, как я потом узнал, даже разговаривать со мной...

Через неделю я выяснил, что Гульпан живет в ауле, в десяти километрах от нашего поселка. Вечером после работы на велосипеде примчался туда, но увидеться с девушкой не удалось - ее, как я догадался, просто спрятали от меня. Стал наведываться в аул почти ежедневно, и однажды наши пути с Гульпан пересеклись. Увидев меня, она вспыхнула и закрыла лицо широким рукавом платья, но я успел заметить радость в ее черных глазах... Не проронив ни слова, девушка скрылась за дверью своего жилища. Войти в незнакомый дом незваным гостем я не решился...

Желание видеть ее росло, но новые попытки встретиться заканчивались ничем. Наконец мне повезло: Гульпан приехала в поселок на слет молодых овцеводов. Я с утра отпросился с работы, в перерыве совещания подошел к девушке и, недолго думая, без предисловий при всех выпалил: «Выходи за меня замуж»... Гульпан залилась краской, а стоявшая рядом пожилая женщина что-то быстро сказала ей по-казахски, схватила за руку и вывела из зала. Она держала девушку до тех пор, пока та не вскочила на своего коня и не направилась в сторону аула...

Обо всем, что случилось потом, я узнал только через два дня. Вечером меня вызвал директор совхоза и приказал срочно выехать в райцентр за запчастями. Когда я вернулся, заметил, что друзья как-то странно посматривают на меня. Нехорошее предчувствие овладело мною...

Иван Степанович резко поднялся и отошел к окну. Стоя спиной к Анне, проговорил дрогнувшим голосом:

- Словом, больше я свою Гульпан не видел. Пока я был в командировке, ее родители спешно рассчитались и уехали из совхоза. Адреса я, как ни старался, узнать не смог. Их соседи мне только сообщили, что отец девушки устроил страшный скандал, когда узнал о моем публичном сватовстве. Он кричал, что не позволит дочери опозорить семью, выйдя замуж за иноверца...

Меня это просто потрясло! Я вырос на Волге, в небольшом городке, где живут люди многих национальностей. Это не мешает им работать, учиться бок о бок, общаться между собой, дружить и влюбляться. Один мой одноклассник женился на татарке, другой - на чувашке. И здесь, на целине, смешанные браки - совсем не редкость. Потому и никто в совхозе не удивлялся, что я полюбил казашку.

Исчезновение Гульпан явилось для меня тяжелым ударом. Я, здоровый тридцатилетний мужик, попал в больницу с гипертоническим кризом. Выйдя оттуда, лечился еще почти год от депрессии.

Семь лет миновало с тех дней, а я забыть Гульпан не могу. Часто вижу один и тот же сон: она бежит мне навстречу - легкая, стремительная, - и просыпаюсь со щемящей болью в душе.

*****

…Из командировки Анна возвращалась в директорском «газике». По обе стороны дороги лежала ровная, распаханная до самого горизонта степь. Она была подернута утренней дымкой, но по-прежнему поражала ширью и величием. «Наверное, легче в короткие сроки преобразить такие огромные земельные пространства, чем быстро изменить какие-то человеческие представления», - размышляла девушка, обдумывая будущую статью.

«А счастье было так возможно...»
Газета «Ставропольская правда»
15 апреля 2011 года