Что изменится с введением в школах уполномоченных по правам ребенка

Михайловский психологический центр диагностики и консультирования - одна из сторон сопровождения эксперимента в Шпаковском районе. Наш корреспондент побеседовал с директором этого центра Еленой Корюкиной.

- Елена Николаевна, первого сентября, которое в школах Ставрополья было объявлено Днем знаний детей о своих правах, я провела блицопрос взрослых. Спрашивала у коллег, у знакомых педагогов, у прохожих на улице, что они знают о правах ребенка и как относятся к краевому эксперименту по введению в школах должности омбудсмена. Перечислить хоть какие-то права детей смогли единицы; по поводу эксперимента многие высказывались в том смысле, что будем-де «массово растить Павликов Морозовых». Услышала я также страшилку, что работа по соблюдению Конвенции о правах ребенка может привести к вмешательству в жизнь семьи социальных служб, которые якобы получат право по любому поводу отбирать детей у родителей. (За последнее - «спасибо» телеканалам, муссирующим случаи, по-видимому, не самого удачного европейского опыта разрешения семейных конфликтов). Так или иначе результаты опроса создали у меня впечатление, что перспектива осознания детьми своих прав пугает взрослых...

- Почему мы вообще сегодня задаемся вопросом, что такое права ребенка? Потому что, по сути, никогда не имели возможности их обсудить. Они декларировались - но разве хоть когда-нибудь кто-то спросил у детей: что вы думаете о своих правах? Кто-нибудь спросил родителей, учителей, как они эти права понимают?

В обществе действительно муссируются в основном случаи жестокого обращения с детьми, физического насилия над ними. Однако есть структуры, которые обязаны на них реагировать. Тут все более-менее понятно.

Но ребенок имеет право не только на защиту от жестокого обращения. Существуют вещи более тонкие. Например, почему ученик обращается к учителю на «вы», а тот разговаривает с ним на «ты»? Казалось бы, такая мелочь! Но если бы мы стали это обсуждать, выяснились бы серьезные разногласия в толковании сторонами сути понятия «уважение к личности».

- Более того, я сказала бы, что в нашей школе сегодня детская личность часто унижается. На ребят кричат, выгоняют из класса. Можно на уроке во всеуслышание сказать: тупее тебя по математике у меня ученика не было! Унижение как метод воспитания... Может быть, потому учителей (да и родителей) пугают все эти разговоры о правах ребенка, что они не знают, как справляться с детьми, отказавшись от подобного психологического давления?

- А сколько людей согласны с тем, что поставить ребенка в угол или закричать: немедленно положи мне на стол дневник! - унижение для него? Ведь этот вопрос никем не обсужден. Многие учителя такого своего поведения не скрывают и ничего дурного в нем не видят, как проблему его не осознают.

На мой взгляд, успех эксперимента в немалой степени зависит от того, будет ли в школах создано пространство, где обо всем этом можно говорить. Территория для диалога. Например, детские и учительские дискуссионные группы, которые могут вести школьные психологи. Там можно проговорить, как дети и взрослые понимают свои права, чего ждут друг от друга. Какие подводные камни, риски есть в каждой школе... Кто наиболее напряжен - дети, родители, педагоги...

У нашего центра имеется опыт работы с группой педагогов в одной из школ Михайловска. Опыт поражает тем, насколько сильна в учителях потребность обсуждать сложные ситуации, с которыми они сталкиваются в своей деятельности, конкретные конфликты, возникающие на уроке. Ведь ребенок - развивающаяся личность, и в процессе роста он переживает различные кризисы. Учитель должен со всем этим справляться, что действительно нелегко. Когда этим можно поделиться, получить поддержку и сочувствие, напряжение снимается. Становится ясно, что кричать на учеников - свидетельство бессилия, а не метод педагогического воздействия.

- Мне кажется, что не меньшая поддержка потребуется самому школьному омбудсмену. Ведь ему придется вникать в повседневные конфликты, оказываться в положении третейского судьи своих коллег. А он работает в этой же школе, встроен в ее систему, ему нужно как-то выживать.

- Мы готовы оказывать школьным уполномоченным всяческую поддержку - психологическую, юридическую. Тем более что как структура центр независим от школы.

- Без соблюдения определенных правил нельзя говорить о безопасности ребенка в принципе. В школе они сведены воедино в Устав образовательного учреждения. Доводилось слышать, что в дореволюционных гимназиях, поступая учиться, дети (они уже должны были уметь читать и писать) подписывали трехстороннее соглашение, что знают правила поведения гимназиста и обязуются их выполнять. Другими субъектами соглашения были учебное заведение и родители ребенка. У нас если договор при приеме в школу подписывается, то, как правило, двумя сторонами - администрацией и родителями. И во многом это процедура формальная...

- А между тем она важна как момент того самого привнесения в отношения правил и личной ответственности школьника. И как момент диалога сторон, когда и взрослые, и ребенок (пусть первокласснику в конце концов этот документ вслух прочитают!) могут что-то уточнить, задать вопросы. Этот диалог между всеми сторонами образовательного процесса - лучшее, что может произойти в результате обсуждаемых нововведений. Потому что в школе сегодня не только дети, но и их родители фактически лишены права задавать какие бы то ни было вопросы.

- Они довольно часто задают их средствам массовой информации. Но при этом боятся называть свои фамилии - даже мои коллеги в роли родителей школьников обычно просят, чтобы из газетного материала их нельзя было вычислить, дабы не навредить ребенку. Так что тема «школьного права», очевидно, весьма своевременна...