Смерть роженицы и младенца в роддоме рассматривается в суде

Лошадиная доза

Как уже сообщала «СП» (см. «Смертельная инъекция», 11.11.2009), на днях в Александровском районном суде началось слушание уголовного дела в отношении врача–анестезиолога–реаниматолога местной ЦРБ Александра Кочерябы, обвиняемого в причинении смерти по неосторожности роженице и ее ребенку. По мнению гособвинения, врач, предварительно не проверив реакцию Марины Бочаровой на лидокаин, сделал ей обезболивающий укол, не только значительно превысив при этом допустимую дозу, но и нарушив методику и режим введения медикамента. Женщина, как установила комплексная судебно–медицинская экспертиза, получила токсическое отравление и спустя несколько часов, несмотря на реанимационные мероприятия, скончалась. Чтобы спасти ребенка, было сделано кесарево сечение. Мальчик, находившийся в крайне тяжелом состоянии, был помещен в палату интенсивной терапии, но умер в тот же день, что и его мама. По данным экспертизы, малыш погиб от тяжелой внутриутробной асфиксии, причиной которой стал все тот же раствор лидокаина.

– Беременность у дочери протекала благополучно, анализы все были хорошие, аллергии ни на медикаменты, ни на продукты у нее не было, – плачет мама Марины, Татьяна Букреева, – беды ничего не предвещало. В родильное отделение Марину отвезли 19 сентября, за пять дней до предполагаемого дня появления ребенка на свет. На следующий же день дочь мне позвонила и сказала, чтобы мы привезли ей три тысячи рублей – такой «магарыч» за свои услуги попросил лечащий врач. Но в положенный срок роды не наступили, и тогда врачи приняли решение стимулировать родовую деятельность с помощью медикаментов. 1 октября дочь позвонила мне и сказала: «Кажется, я сегодня рожу. Сейчас пойду спрошу врача, потом тебе позвоню». Это был наш последний с ней разговор...

– Я приехал в больницу около трех часов дня, – рассказывал на суде муж Марины. – Узнал, что Марину уже отправили в родильную палату, стал спрашивать у медиков, что с моей женой, как протекают роды. И сразу заподозрил неладное: ее лечащий врач Юрий Тумаков сначала говорил, что все благополучно, никаких осложнений, потом – что Марине стало плохо из–за наркоза, ее «прокесарили», родился мальчик. Но уверял, что все нормально, мол, завтра приедешь, повидаешься с женой, когда она «отойдет от наркоза». А у самого руки тряслись и глаза бегали. Так и не добившись внятного ответа, я, прождав хоть какого–то известия до позднего вечера, уехал домой.

Однако, судя по показаниям самих медиков, ситуация с родами у Марины была далека от благополучной. После того как ей ввели наркоз, состояние молодой женщины резко ухудшилось: ее пришлось перевести на аппарат искусственной вентиляции легких и провести экстренную операцию по извлечению ребенка. И в то время, когда лечащий врач уверял Николая Бочарова, что с женой и сыном все нормально, медики боролись за их жизни.

– Утром мы с Колей поехали в больницу, – вспоминает Татьяна Букреева, – сердце за Марину изболелось. Зашли в кабинет Тумакова, там же был и Кочеряба, спрашиваем: «Как Марина?». А нам в ответ : «Она погибла». Как обухом по голове. Ни причины не сказали, ни слова сочувствия – дескать, дело житейское, медицина не волшебство, случается, пациенты умирают... Мол, хотите ее увидеть, идите в морг. Вышли мы с Колей из больницы, сначала я сознание потеряла, потом Коля. Так из больницы ни один человек не вышел, глотка воды не вынесли.

Гроб на двоих

О том, что вместе с мамой погиб и маленький Артемка, родные узнали тоже не от медиков. Открыв гроб с телом Марины, который на следующее утро им привезли из больницы, они увидели рядом на подушке еще одно маленькое личико...

– Я никак не пойму, почему врачи, если видели, что состояние дочери и внука критическое, не вызвали подмогу из краевого центра, почему не попытались спасти их? – голос Татьяны Букреевой срывается на рыдание. – Ведь Марина жила еще десять часов после операции, а Артемка – почти пятнадцать. Впрочем, у меня есть информация, что медики в тот день были пьяны, правда, теперь, столько времени спустя, этого не докажешь.

Сам же Александр Кочеряба (кстати, имеющий судимость за плечами за то, что в пьяном виде полез с кулаками на милиционера) в случившемся не признается, говорит, что делал все в строгом соответствии с инструкцией. Просто у роженицы оказалась своеобразная реакция на препарат, в результате которой и случился анафилактический шок. Кто прав в этой истории, районной Фемиде, судя по всему, придется разбираться долго: выслушать множество свидетелей защиты и обвинения, исследовать многочисленные, а порой и взаимоисключающие мнения специалистов, изучить множество экспертных документов.

Однако на мысль о том, что в местной ЦРБ дела обстоят не слишком благополучно, меня, например, натолкнул вот такой факт: в конце ноября здесь умер еще один младенец. По информации, полученной из источников в компетентных органах, девочка родилась в ЦРБ, а через пять дней скончалась. Однако медики, в нарушение всех существующих правил, не только скрыли этот факт от правоохранительных органов, но и не провели судебно–медицинскую экспертизу для установления причины смерти. Тело малышки просто выдали родителям, которые его похоронили. Что же погубило младенца, пока тайна: из изъятых в больнице документов ничего конкретного установить не удалось, ответы на вопросы должна дать экспертиза, которую проведут после эксгумации новорожденной. Сейчас местные следователи проводят по этому факту проверку – есть ли в гибели малышки вина медиков, по результатам которой будет решен вопрос о возбуждении уголовного дела.

P. S. Когда материал готовился к печати, стало известно, что в отношении еще одного врача ЦРБ возбуждено уголовное дело по факту взятки. В прокуратуре Александровского района собщили, что медик получил от одной из своих пациенток «благодарность» в размере тысячи рублей за выдачу «липового» больничного листа, который ей был нужен в качестве «алиби» за прогулы на работе. Как удалось выяснить «СП», в преступлении подозревается один из свидетелей вышеописанного судебного процесса. Это акушер–гинеколог Юрий Тумаков – лечащий врач погибшей Марины Бочаровой.