Русская православная церковь в истории России

Скажу сразу: я не принадлежу к числу тех, кто с конца ХХ века, сориентировавшись в обстановке, начал перекрашивать отечественную историю в цвета, угодные изменившейся конъюнктуре. Бывшие красные герои стали в одночасье исключительно негодяями и палачами, а их бывшие белые противники по оружию – поголовно жертвами и страдальцами. Мне кажется, в жизни все было в тысячу раз сложнее, а потому оценивать историю следует с осторожностью. Ведь Гражданская война – явление, да, трагическое, страшное, и вместе... какое–то деликатное, не сказать – интимное, задевающее глубинные струны народного организма. И народной памяти, в которой белые пятна на поверку могут оказаться черными, но чаще все–таки – многоцветными.

Очень непростую тему затронули участники круглого стола – историки, преподаватели, студенты духовной семинарии, краеведы, работники музеев, библиотек, другие деятели культуры. Представьте себе: 1919–й год, губернский город, переживший несколько смен власти в одном только 1918–м, смятение в умах, кругом – кровь, смерть, страх, впереди – неизвестность. И вдруг среди всего этого съезжаются при поддержке самого генерала Деникина церковные служители южных территорий, занимаемых Добровольческой армией. Ну до того ли? Тем не менее факт: событие состоялось. Однако сведения о Соборе чрезвычайно скудные. И это – еще одна причина быть осторожными и деликатными в попытках осмысления. Во всех отношениях примечательно, что местом обсуждения стал краеведческий музей, как наиболее честное пристанище Истории, этакая нейтральная площадка, признающая именно факты.

– Современная академическая наука начала очень активно заниматься изучением судьбы и роли Русской православной церкви в ХХ веке, – задал тон дискуссии директор музея Николай Охонько. – Это видно уже по публикациям в ряде солидных журналов статей известных ученых, ведущих глубокий вдумчивый анализ. И у нас есть хороший повод подключиться к размышлениям на эту тему, начав как раз с события Собора. В ХХ веке о нем практически не говорилось или говорилось с явным отторжением. Пожалуй, и сегодня эта тема остается весьма таинственной.

Что ж, наверное, тем интереснее исследователям порыться в архивах. Особенно тех, которые многие десятилетия остаются закрытыми даже для ученых. Думаю, не стоит пояснять, о каких именно архивах речь...

Очень верную интонацию избрал для своего сообщения член Ученого совета музея, преподаватель Ставропольской духовной семинарии протоиерей Михаил Моздор, подробно обрисовавший тот исторический контекст, в рамках которого созывался «таинственный Собор». В раздираемой войной стране высшей церковной власти не стало, связь с Патриархией прервалась, каждая епархия жила сама по себе. И вот в начале февраля 1918 года протопресвитер (руководитель военных священников) Добровольческой армии Георгий Шавельский через генерала Деникина инициирует процесс налаживания церковной власти на Юге России. Деникин оценил инициативу, и уже два месяца спустя удалось провести совещание в Екатеринодаре, признавшее неотложно–необходимым учреждение органа высшего церковного правления на территории, контролируемой Добровольческой армией. Примеры уже имелись в Сибири, в губерниях, подконтрольных войскам Колчака. Главная задача ставилась – поддержать дух населения, перенесшего утраты Первой мировой, две революции, продолжающееся братоубийственное кровопролитие. Наверное, исследователи будущего смогут верно оценить, выполнил ли Юго–Российский Собор свое предназначение. Ведь помимо названных поистине чрезвычайных условий, как справедливо заметил отец Михаил, и само духовенство региона в тот момент было равнодушно к политике вообще и к призывам белых в частности. При том что в войсках имелись военные священники. Часть из них даже участвовала в походах и операциях в качестве командиров! Как напишет позже Г. Шавельский в мемуарах: « Число священников в армии не превышало 50. Ездить по фронту не представлялось никакой возможности... Все это не позволяло как–то существенно влиять на разлагающийся дух армии». С другой стороны, отмечалось широкое распространение в офицерской среде индифферентного отношения к вере и церкви. Пока еще по старому обычаю говорилось «За веру, царя и Отечество», но эта формула уже не соответствовала жизненным реалиям, как подчеркивал и сам Деникин. Собственно, в белом движении религиозная составляющая практически отсутствовала, использовалась лишь в качестве антибольшевистской пропаганды. Не удивительно, что с уходом белых войск закончилась и деятельность временного церковного органа. Начиналась другая страница истории церкви – в эмиграции: 19 ноября 1920 г. состоялось заседание высшего церковного правления на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» в порту Стамбула...

Примечательный вывод прозвучал из уст о. М. Моздора: Юго–Российский Собор 1919 года в Ставрополе стал, по сути, подготовкой к объединению церковных сил за границей. А Андреевский храм в Ставрополе, в стенах которого проходил Собор, в определенном смысле можно считать колыбелью административно–иерархической структуры зарубежной церкви. Произошедшее уже на наших глазах воссоединение русского православия в 2008 году открывает новые перспективы для исследования темы.

Представителем как раз нового поколения церковных историков можно назвать священника Евгения Шишкина, рассказавшего о другом периоде деятельности церкви – в годы фашистской оккупации Ставрополья, когда наблюдалось стихийное возрождение религиозной жизни. Парадоксальным образом именно тогда оказалось, что еще есть реальные священники и есть у них реальная паства, стремившаяся к восстановлению утраченных традиционных форм приходской деятельности. Ведь пережившая в 20–е годы смену шести иерархов Ставропольская епархия в 1932 году, по сути, прекратила существование... Церковная жизнь ушла в подполье – в нейтральном смысле слова, а не как некая организованная оппозиция власти, подчеркнул Е. Шишкин. К 38–му году на территории Северного Кавказа не осталось ни одного архиерея канонической юрисдикции, и такое положение продолжалось до 1943 года, до прибытия в освобожденный от захватчиков Ставрополь архиепископа Антония Романовского.

С присущей ему эмоциональностью выступил в ходе дискуссии известный краевед Герман Беликов, автор целого ряда публикаций по истории церкви, на собственном опыте ощу–

тивший всю сложность и неохватность темы.

– Даже без детализации очертить основные вехи православия на Кавказе непросто. А тему эту у нас все еще обходят стороной, хотя она касается отнюдь не только церкви, а жизни всех сословий населения Ставрополя начала прошлого века, – говорит Г. Беликов. – Поскольку тесно связана и с дворянством, и с офицерством, и с купечеством...

Впрочем, одну «деталь» Г. Беликов все же счел нужным напомнить: во время Собора был отслужен молебен у могилы 120 офицеров, похороненных рядом с Андреевским храмом. Их смерть – еще один пункт в длинном списке жертв Гражданской войны, а вот от памятника им, установленного тогда же в мае 1919–го, ни камня не осталось. Давно доказанная непреложная истина: негоже уничтожать памятники, особенно над захоронениями. Не по–христиански, не по–человечески. Больно, что не имеем первоначального надгробия над местом упокоения Риммы Ивановой, героини Первой мировой войны, сестры милосердия, награжденной Георгиевским крестом. Этот памятник пришлось воссоздавать заново через десятки лет... И, наверное прав уважаемый краевед, что достойны упоминания на мемориальных досках у стен Андреевского храма и факт созыва Юго–Российского Собора, и факт гибели тех 120 офицеров... В чем бы я поспорила с Германом Алексеевичем, так это в однозначности трактовок и характеристик. Стоит ли называть кого–то лучшими сынами России только потому, что они погибли в мясорубке Гражданской войны? А остальные жертвы, получается, вроде как чем–то хуже? Здесь кроется опасность очередного впадания в крайность, а это мы уже проходили...

Вот почему мне гораздо ближе спокойная, рассудительная точка зрения заслуженного работника культуры Владимира Лычагина: исторические уроки ХХ века на примере Ставропольской епархии – повод для очень серьезного анализа, возможного лишь при условии всестороннего объективного, то есть непредвзятого, свободного от идеологических заказов осмысления перипетий и неустроений того времени. Сколько трагического и поучительного таит в себе, например, конфликт 20–х годов ХХ столетия – между иерархами, признававшими только каноническую полноту церкви, и иерархами обновленческого направления. Сколько трагических судеб священнослужителей... А чем объяснить невиданные образцы массовой жестокости, безверия, полного отсутствия нравственных ориентиров, проявленных в годы Гражданской войны? Брат на брата, род на род... Как выжила тогда страна, да потом еще и победила фашизм?

– Ни горькие, ни светлые цитаты прошлого из сознания бесследно не уходят, – убежден Владимир Маркович. – Порой не различимые глазом, знаки истории присутствуют здесь и сейчас. Например, ставропольцы давно уже не называют городскую площадь именем Ашихина, но в памяти народа эта прямо–таки фантасмагорическая фигура продолжает занимать свое место. И пока мы не разберемся с прошлым, оно будет реально присутствовать здесь – и в разрушаемых памятниках истории и культуры, и во многих других вещах. А потому предложенная нам идея рассматривать церковь в конкретные отрезки истории, через конкретные персонажи представляется чрезвычайно благотворной. Радует и то, что в Дни славянской письменности и культуры разговор повернут именно так: показать жизнь страны и города через жизнь храма и священника.

Хозяин встречи Николай Охонько назвал имя ее инициатора – проректора Ставропольской духовной семинарии, наместника Андреевского собора архимандрита Романа Лукина, который в свою очередь оценил состоявшуюся дискуссию как архиполезную.

– Очень точно заметил один из выступавших, что ответственность за духовное состояние общества принадлежит священникам, – сказал отец Роман. – Но добавлю: определенная часть этой ответственности лежит еще и на интеллигенции. Известный философ Ильин в 1932 году о причинах русской революции сказал, что она произошла потому, что русская интеллигенция духовно развратила свой народ. А потом народ отдал свою интеллигенцию на поругание. Как важно, чтобы вся наша интеллигенция – и ставропольская тоже – и сегодня помнила эти печальные страницы истории! Это будет полезно и для нашего края, и для России.