Осень патриарха

Заслуженный артист России Владимир Аллахвердов выходит на сцену Ставропольского академического театра драмы им. М.Ю.Лермонтова пятьдесят лет. Дата приема на работу - 20 февраля 1957 года. Полвека, Бог ты мой, целая жизнь человеческая! За это время в российском театре сменилось столько эпох, произошло столько революций! Мальчишки из пьес Виктора Розова рубили мещанские полированные серванты шашками времен Граждан-ской войны; передовые рабочие Александра Гельмана боролись за экономическую целесообразность на заседаниях парткомов; потом пришли герои Николая Коляды, доживающие век на свалке; теперь на столичных сценах в моде спектакли с диалогами из интернетовских форумов... Провинциальный театр за переменами поспевает не всегда - порой хочется сказать, к счастью! - и все же Аллахвердов помнит и как помпезность постановок пятидесятых годов (уже прошлого века) сменилась голыми досками шестидесятых, и как в семидесятых на ставропольскую сцену прорвались полуопальные авторы Грушас и Рощин. Он был свидетелем того, как в краевой театр драмы приезжал играть Арбенина в «Маскараде» легендарный русский артист Михаил Царев; как после окончания столичного театрального вуза прослужил год на ставропольских подмостках не очень заметный в ту пору молодой актер Владимир Меньшов; как в Ставрополе ставил и оформлял спектакли впоследствии знаменитый телеведущий программы «Что? Где? Когда?» Владимир Ворошилов... А уж с какими корифеями провинциальной сцены довелось ему играть в молодости! И скольких режиссеров он перевидал за полвека! Какие творческие взлеты и падения на его памяти... Я его застала на сцене в семидесятых, впервые увидела, кажется, в спектакле режиссера Валентина Ткача «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» по Пабло Неруде. Он там замечательно пел и играл на гитаре. Года два назад в театре был вечер «Поют драматические артисты». Аллахвердов вышел на авансцену с гитарой через плечо, оперся коленом о стул, рванул струны. И голос все тот же, и осаночка оттуда, из «Звезды и смерти Хоакина Мурьеты, чилийского разбойника, подло убитого в Калифорнии 23 июля 1853 года» - такое было полное название у едва ли не первого в краевом драмтеатре мюзикла.

Придя в театр сразу после начала хрущевской оттепели, Владимир Аллахвердов успел сыграть и розовского мальчика, борца с рутиной отцов, и молодого героя в инсценировке аксеновских «Коллег», повести по тем временам новаторской и судьбоносной; и стилягу Майкла из разоблачительной пьесы Нариньяни «Опасный возраст» (говорят, рок-н-ролл отплясывал - будь здоров!).

Но как-то быстро перешел на роли «благородных отцов». Ранняя ли седина тому причиной или человеческая основательность, идущая от родительской добропорядочной армянской семьи, где родственные связи святы и нерушимы, - но играть «отцов» режиссеры предлагали ему часто. Актеров с таким амплуа в театре называют еще «резонерами». Однако кем Аллахвердов никогда не был, так это резонером. Во-первых, взрывной южный темперамент, нервная, восприимчивая энергетика не позволяют. Во-вторых, заданность и одномерность амплуа ему не интересны. Бизнесмен Куфисель («Чао» Соважона), отец отбившейся от рук дочери, в его исполнении крутился в беличьем колесе деловых обязанностей так, что у зрителя в глазах рябило. Глава семейства Леонидо Папагатто («Моя профессия - сеньор из общества» Тарабузи) был и мошенник, и смешной чудак, и преданнейший муж и отец.

Есть работы из этого ряда, которые артист сделал, как в театре говорят, «на сопротивлении». Молодой немецкий режиссер Рёмер, поставивший в Ставрополе шиллеровские «Коварство и любовь», хотел, чтобы Миллер в исполнении В. Аллахвердова был человеком жестким и расчетливым. Даже на программке премьерного спектакля ему на прощание написал: «Помните, Миллер тоже рационален!» И все же в сцене, когда Миллер берет отступное за несчастье дочери, он у Аллахвердова страдает, пытается заглушить муки совести мыслями, что на эти деньги организует Луизе сценическую карьеру - словом, совсем без мук совести обойтись не может. И в этом важная сторона таланта юбиляра - его герои всегда знают, что есть добро и что есть зло, даже если черту преступают. За их чудачествами, эксцентричностью, нелепостью присутствует скрытая теплота любви, присущая самому артисту. Он своим героям всегда адвокат. Как писал забытый ныне советский поэт: «Я сам лучше брошусь под паровоз, чем брошу на рельсы героя!»

Потому его князь Пантиашвили в «Проделках Ханумы» Цагарели (постановка Валентина Бирюкова), состарившийся на пирушках фат, любитель вкусно поесть и выпить за чужой счет, вызывал в зале смех сочувственный. В конце концов, говорит сам Владимир Мнацаканович об этой своей работе, князь ведь никому ничего дурного не делает, это его все обманывают, обводят вокруг пальца - и свахи, и невесты, и собственный приказчик, и даже родной племянник. Однако сбить с толку окончательно, лишить природной веселости и горделивости не могут.

И здесь еще одна важная тема актера Аллахвердова. Сыгранные им персонажи часто грешны, слабы и беспомощны, но загнать их в жесткие рамки, причесать до конца среда не может. Все эти его чудаки, нелепые, даже опустившиеся люди сохраняют чувство собственного достоинства. Таков был в его исполнении эвенк Илья из спектакля «Валентина» по Александру Вампилову (режиссер Ахмат Байрамкулов). Большую часть действия Илья молча сидел на земле возле калитки, и в этом ясно виделось его будущее - старость без пенсии, под забором обманувшего его государства. Люди открыто называли его дураком, но он отказывался требовать через суд алименты с неблагодарной дочери и не судил никого - ни дочь, ни людей. Столько обреченности было в этом герое Аллахвердова, столько благородства и тихого достоинства! Горло перехватывало... Мне кажется, это лучшая его работа за последние годы. Чем больше актер на сцене скрывает, тем больше он говорит зрителю. Умеют это не многие...

А премьерах я обычно дарю Аллахвердову цветы за кулисами, на сцене он не позволяет. «Свои на сцену не выходят», - ворчливо говорит Владимир Мнацаканович. «Своей» я стала лет десять назад, когда пришла в краевое отделение Союза театральных деятелей, которое он возглавляет, брать интервью. В маленькую комнатку СТД то и дело забегали актеры и актрисы, из репетиционного зала по соседству доносилась музыка. Уходить не хотелось. Так я к СТД и прибилась...

Должность председателя Союза Аллахвердов занимает скоро уже двадцать лет, четырежды переизбирался. Доверяют ему, мне кажется, за безусловную порядочность. И еще потому, что весь свой темперамент кладет на то, чтобы сохранить вечную актерскую мечту о театре как о большой единой семье. Собственно, СТД (в прошлом ВТО - Всероссийское театральное общество) когда-то для того и создавался, чтобы попавшие в бедственное положение артисты могли, как в семье, получать помощь. В советские времена поддержка шла, по большей части, из Москвы; сейчас в театральной провинции с финансированием из центра, как водится, туго. Поэтому Ставрополь-ское отделение зарабатывает, как может, само: организует силами актеров краевых театров, а потом продает творческие вечера, обучает желающих граждан в школе ораторского искусства. Деньги идут на помощь ветеранам сцены и больным, на творческую учебу членов Союза в Москве, приглашение столичных театральных педагогов в Ставрополь, поездки на фестивали и т. д.

Дома актера в Ставрополе нет, поэтому комнатушка СТД в театре (по новому закону за ее аренду приходится платить и на это тоже зарабатывать) выполняет еще и функцию актерского клуба. Здесь обсуждают премьеры, сочиняют капустники, заходят поговорить о наболевшем.

Для Аллахвердова самое наболевшее - проблема российской режиссуры. Когда-то в каждом театре был главный режиссер, очередные да еще приезжих на постановки приглашали. Все это обеспечивало творческое воспитание труппы. Теперь поколение главрежей-корифеев по естественным причинам из театров почти ушло. Платят за эту работу копейки, а отвечать нужно за все разом, так что новых желающих немного. Зато режиссеры наловчились разъезжать по городам и весям и одну свою постановку тиражировать в разных театрах. Шесть недель - и спектакль на выходе. Актеру состоявшемуся оно, может, и ничего. Но молодых так не воспитаешь, им нужна вдумчивая школа, внимательное отслеживание их творческого роста, задачи на перспективу. Так, вздыхает Владимир Мнацаканович, и актеры повыведутся...

Ровно пятьдесят лет - полвека! - он поднимается по ступеням родного театра со служебного входа. Переиграл за это время по самому скромному счету тысяч пять спектаклей. Он самый старший актер в труппе, патриарх. (Но, думаю, рок-н-ролл при необходимости сплясать может!).

И как хорошо будет, если вслед за таким уникальным юбилеем театр предложит ему новую большую работу. Достойную звания народного артиста, которое давно присвоили ему зрители...