Две твердыни: земля и небо
Когда он первый раз провез меня по городским улицам, я понял, почему некоторые водители встречных машин крутили пальцем у виска и что-то кричали ему вслед. Всего за 20 минут Николай успел создать пять аварийных ситуаций. Вот тогда я и понял, что его новенькую «семерку» ждут большие неприятности. Сначала пострадало одно крыло, потом пришел черед бампера, и вот сейчас Николай умудрился помять второе крыло.
Разговор об автомобильных неприятностях не случаен. В народе бытует стойкое мнение, что если летчик в небе настоящий ас, то и за рулем автомобиля он почти Шумахер. Позвольте вас в этом разуверить. Герой России полковник Николай Ярцев вождением автомобиля подобное мнение напрочь опровергает. Тот, кто мало-мальски знаком с управлением вертолетом, знает, что летчик делает это с помощью двух ручек – пилота и шаг-газа. Ручкой пилота также осуществляется торможение во время посадки или выруливание на взлетную полосу. Ножные педали используются только при поворотах. То, что привычно в небе, совсем не подходит на земле. Поэтому у меня замирало сердце, когда на очередном перекрестке рука Николая привычно тянулась к ручному тормозу, а правая нога при этом совершенно бездействовала. Теперь понимаете, откуда помятые крылья?
Сейчас машина в ремонте, и мы пешком идем в полк. Собственно говоря, меня подобная ситуация даже радует, ибо давно пришел к выводу: с Ярцевым лучше летать, чем ездить на автомобиле. А налетали мы немало, вместе провели в воздухе не один десяток часов. И какой бы вертолет ни был – Ми-24 или же Ми-8, тревоги в душе никогда не чувствовал. В небе Николай действительно герой. Понимаю, что сейчас самый тот момент, чтобы рассказать о его героических подвигах. К сожалению, такой возможности у меня нет. На все мои многочисленные попытки узнать, за что он удостоен высшей награды страны, Николай отвечал одной фразой: «За выполнение ряда спецопераций». А где были эти спецоперации – в Афганистане, Таджикистане или же в Чечне, никогда не уточняет.
Есть, конечно, один испытанный способ развязать собеседнику язык. Делается все просто. Организуется баня, и после очередного захода в парилку на стол ставится пиво, и пошли разговоры. От некоторых летчиков узнаешь о таких подвигах, что впору давать сразу две звезды Героя. С Николаем всегда получался пролет. Вроде и пива хватало, но о войне он никогда не рассказывал.
Хорошо, что Ярцева мне приходилось видеть на войне, в реальной боевой обстановке, когда в горы ежедневно улетали десятки боевых машин. И он нес ответственность за каждый экипаж. Николай как-то признался, что для него проще выполнить десятки труднейших боевых вылетов, чем подниматься по ступенькам домов, звонить в двери и сообщать женам о гибели летчиков. А потери в вертолетном полку немалые, достаточно посмотреть на длинный список на памятном обелиске в Буденновске.
Интересный факт из службы летчиков. Чтобы избежать лишних потерь, экипажи Ми-24 никогда не берут в полеты своих борттехников. Если и погибнут, то вдвоем, зато один останется живой.
На войне для командира полка не существует никаких режимных ограничений. Где бы он ни находился – на командном пункте, в столовой или в своем вагончике, его преследует масса телефонных звонков. Приказы, нагоняи от генералов, распоряжения своим подчиненным, и все это многократно увеличивается, когда в горах обнаруживают боевиков и спешно принимаются меры по их уничтожению. Здесь без огневой поддержки с воздуха не обойтись. А потом нужно вывозить грузы «200» и «300», обеспечивать прикрытие колонн, и все это время надо крутить головой по сторонам, чтобы вовремя увидеть пуск с земли ПЗРК. По своей наивности я неоднократно пытался убедить Николая в том, что он, командир полка, Герой России, не должен летать в пекло горных боев. Он только улыбался, давая понять, что на глупые во-просы не отвечает.
А вот себе Николай вопрос однажды задал. Наверное, просто погорячился. В Ханкале мы спали в одном вагончике, голова к голове. Между кроватями тумбочка с полевыми телефонами. Ранним утром один из них зазвонил, Николай быстро оделся и ушел. Примерно через час вернулся и, ругаясь, стал укладываться спать. Спустя некоторое время в вагончик, постучавшись, вошли товарищи из «одной конторы» и что-то стали уточнять. Вот тогда-то, после ухода гостей, я и услышал от Николая этот вопрос: «Не пойму, где мы – на войне или на базаре?».
Оказалось, что Николай по заданию вылетел в определенный квадрат, где разведка засекла грузовики с боевиками. Услышав гул вертолета, машины стали разъезжаться, пытаясь скрыться в лесу. По одной из них Николай выпустил управляемую ракету. А так как команды на это не было, а ракета по стоимости равна «Жигулям», «товарищи из конторы» потребовали от Николая откупной в виде телевизора или видеомагнитофона. И сколько подобных несуразиц он видел за годы войны.
Теперь она для него окончательно закончилась. И потому Николай может позволить пешую прогулку до расположения своего полка. Правда, теперь уже бывшего. Впереди новое место службы – командование одним из военных летных училищ. «Представляю состояние курсантов, когда они увидят своего командира со звездой Героя России, - говорю во время нашего передвижения. – Наверное, ноги от страха будут трястись…». Судя по молчанию, понимаю, что задал очередной несерьезный вопрос. Сам ведь прекрасно знаю, что Николай не из тех, кто по делу и без него бахвалится своими наградами. Я и сам-то видел его со Звездой на мундире всего пару раз, а ведь поводов для этого было более чем достаточно. На мои попытки узнать причины такой скромности Николай ответил очень просто: «Для меня самое главное, чтобы мною гордились дочь и сын, чтобы я был для них примером. Поймут это, значит, вырастут достойными людьми. Значит, звезда Героя сыграла свою роль. А красоваться ею перед посторонними, быть свадебным генералом не хочу».
Пока шли к полку, тешил себя надеждой, что накануне праздника наверняка удастся сфотографировать Николая при полном параде. Но он в очередной раз меня разочаровал: был в привычном для него летном комбинезоне. Как говорится, извиняйте, но и в газете снимка Героя не будет. А ездить на автомобиле он обязательно научится.