Подвиг ожидания

За десятилетнее пребывание в Буденновске штурмового полка – а это легендарные «грачи» (Су-25) – многие горожане по звуку безошибочно определяют, какую задачу в небе выполняют летчики. Если слышно своеобразное посвистывание самолетных двигателей, значит в полку проводятся плановые учебно-тренировочные полеты. А когда пара штурмовиков с резким набором высоты и тяжелым гулом уходит в юго-восточном направлении – перед экипажами поставлена задача по нанесению ракетно-бомбовых ударов по базам боевиков. Но наибольшее впечатление Су-25 производят, когда на малой высоте с ревом пролетают над озером Буйвола, чья водная гладь разделяет Буденновск и военный городок Северный. В небо отстреливаются разноцветные тепловые ловушки, и самолеты, покачав крыльями, уходят в сторону аэродрома. Это добрый знак для всех. Значит, очередная группа летчиков возвращается из командировки без потерь. А воздушный фейерверк – своеобразный подарок заждавшимся женам и детям.

Мне не раз доводилось общаться с летчиками в тесном кругу. Народ своеобразный. Можно сказать, «помешанный» на своей службе. Если были полеты, тем более боевые, значит – разбор будет идти не один час. Голова идет кругом, когда слышишь, кто и с какого курса заходил на цель, куда ушли ракеты. Плюс море только им понятной терминологии. Здесь важен и психологический момент. Летчики отдают себе отчет, что во время вылетов на внешние подвески самолетов частенько навешивают ракеты и бомбы, предназначенные далеко не для учебных целей. И неважно, что внизу – скопление боевиков или одинокий автомобиль на горной дороге. Есть задача, и ее надо выполнять. Цель – удар – вираж – возвращение на аэродром. Наземная разведка потом сообщит, насколько точным было попадание.

Они прежде всего люди военные и, как я убедился, лишены сентиментальности типа «Ах, что же я натворил!». И еще одна особенность. Они прекрасно помнят не только страны, в которых пришлось летать и воевать, но и труднопроизносимые названия расположенных там кишлаков и аулов, перевалов и ущелий.

Каждый вылет, как лист учебника, который надо помнить от и до. Летчики боятся шлейфа пущенной с земли ракеты и мгновения, когда в эфире замолкает голос ведущего или ведомого… Двое катапультировались, один долетел на подбитом штурмовике до аэродрома. Кстати, именно этот самолет стоит сейчас в городском парке Буденновска в качестве памятника погибшим летчикам.

Служба стала стержнем и смыслом жизни штурмовиков, и о ней они могут говорить бесконечно. Но что удивительно – ни разу за многие годы мне не приходилось слышать, чтобы летчики на «разборах полетов» касались темы своих семейных отношений. Говорить можно о чем угодно и сколько угодно, но жены и дети - вне обсуждения. Единственная публичная демонстрация своих чувств – фейерверк над Буйволой. Но зато, бывая в семьях летчиков, видишь, как после тяжелейших трехмесячных командировок в зону боевых действий отцы просто боготворят своих детей. Это их ангелы-хранители, там, в небесной синеве. И когда я прихожу в гости к подполковнику Игорю К., знаю, что шустрая Дашка ни за что не подпустит никого к папе, пока сама вдоволь с ним не на-играется. Но такое бывает редко.

С полковником Героем России Сергеем Р-ном мы встретились на одном из военных аэродромов, откуда Су-25 в случае необходимости оперативно наносят удары по позициям боевиков. Уж не знаю, что нахлынуло на него в тот вечер, но Сергей почему-то все наши прежние разговоры о войне, полетах перевел в иную плоскость. Лишь потом мне стало ясно, что, пожалуй, боевой офицер подошел к своему первому жизненному рубежу, когда хочется оглянуться назад и спросить самого себя: «А что ты сделал в жизни?»

Когда самолет касается земли, мы всегда используем тормозной парашют для погашения посадочной скорости, - не спеша ведет разговор мой собеседник. – Об этом, привычном для каждого летчика деле я никогда не задумывался. Приземлился да и ладно. Но вот недавно в отпуске во мне что-то сломалось. Так уж получилось, что я служу в одном месте, воюю в другом, а семья живет далеко от Буденновска. Приехав к родным, в первый же выходной пошел гулять с дочерью. Так долго ждал этого дня. Идем по городскому парку, разговариваем, дочь держит меня под руку и тут до меня доходит, что рядом идет уже не ребенок, а вполне взрослая девушка. А я практически не видел, как она выросла. Ты можешь представить мое положение – дети выросли без отца. Тут-то я и подумал о тормозном парашюте.

Мои родители, когда я поступил в летное училище, нередко говорили, дескать, как хорошо, что нет войны. Но кто тогда мог предположить, что именно с войной будет связана моя судьба? Уже лейтенантом попал в Афганистан. Когда у душманов появились американские «стингеры», летать стало совсем тяжко. Только служившего в нашем полку А. Руцкого сбивали дважды, хотя у него опыта было дай Бог каждому. Взлетая, мы первым делом проверяли позывной спасательной службы. Он так и назывался «Надежда». Потом был Таджикистан, и вот почти десяток лет летаем в небе Чечни. Сбивали боевики и наши самолеты. Хоронили однополчан и вновь поднимались в небо.

И вот, глядя на взрослую дочь, я прикинул, и получилось, что последние 18 лет я только и делаю, что воюю. Новые аэродромы, перелеты, многомесячные командировки и не проходящее чувство ожидания встречи с семьей. Приехал, увидел, и вновь в небо, на войну. Можно сказать, что дети меня почти не видели. Идем с дочерью, она гладит меня по руке и говорит, что очень скучает, когда я надолго уезжаю. Не поверишь, меня просто слеза прошибла – меня, мужика, имеющего сотни боевых вылетов.

Может, и вправду пора тормозить? У летчиков существуют свои давние традиции, в том числе и за столом. Недавно я нарушил эти неписаные правила. Поднялся и предложил выпить за мою дочь и в ее лице за всех детей войны. Меня поддержали - значит, боль у нас одна…

Сергей замолк и, наверное, в этот момент мыслями был рядом со своей семьей. Я смотрел на звезду Героя России на его груди и думал, что в ней не только боевой подвиг Сергея, но и подвиг его жены и детей, месяцами, годами живущими в ожидании возвращения домой мужа и отца.