Дом, который построил прапорщик

Нет, конечно, семью я не сразу решился сюда перевезти, — скупо улыбается Алексей. — Все-таки сыну и четырех лет не исполнилось. Но когда решили переезжать… Не в блиндаже же жить, дом, думаю, надо ставить!

И поставил, с помощью сослуживцев – благо, уж чего-чего, а камня вокруг много. И что интересно, это не единственная в здешних местах новостройка. Понемногу отстраиваются местные жители. Правда, пока за свой счет, лишь только надеясь на обещанные компенсации. По чуть-чуть, тоже своими силами, пытаются строить и пограничники. В частности, на заставе «Бечик» возвели вполне добротную казарму. Но именно дом Алексея и Натальи Гридневых… как бы это точнее выразиться – запомнился, задел за живое, запал в душу.

Почему? Естественно, архитектура тут ни при чем. Из архитектурных «изысков» в постройке – крохотные потолочные окна. Чтобы хоть чуть светлее было. А так – нечто вроде старинной горской сакли, с выгородками для спальни и кухни, неизменной печуркой и «мебелью» из ящиков. Но это именно дом, семейное гнездо! Можно по-разному относиться к решению 32-летнего старшего техника комендатуры перевезти в суровые, тревожные горы самых близких людей. Можно по-разному – от преклонения до осуждения – оценивать согласие его жены Наташи переехать с Алексеем-младшим из Ставрополя к мужу сюда, где нет ни педиатров, ни детсадов, ни магазинов. Но нельзя не видеть главного: русский солдат по обыкновению опережает в своем желании нормальной человеческой жизни любых политиков. У них разговоры, у него – дом.

А еще – накрепко привязывающая солдат и офицеров к этой земле память о погибших товарищах. Небольшой обелиск на заставе «Бечик» – павшим саперам. Причем на постаменте не поминальные конфеты – два пакета солдатской радости, фруктового сока. У въезда на заставу «Гезехой» тоже памятный камень, здесь в засаде погибли трое пограничников… И, конечно же, то, что принято называть боевым братством. Без деления по происхождению, вере, национальности. В десантно-штурмовой мангруппе Аргунского погранотряда, к примеру, есть застава, которую можно назвать Советским Союзом в миниатюре: 16 национальностей. Русские, украинцы, казахи, немцы, хакасы, калмыки, тувинцы, литовец, поляк, турок-месхетинец…

- Сначала случайно получилось, что настоящий интернационал собрался, — смеется начальник ДШМГ подполковник Александр Ткач. — А потом специально стали формировать, и вроде как традиция сложилась…

Что ж, традиция – великое дело. Тем более на границе. И тем более здесь, на скалистом клочке российской земли, который облака и туманы в одночасье способны превратить в отрезанный от страны остров. И который стараниями «зеленых фуражек» начинает обретать черты… Нет, пока еще не приюта мира и спокойствия. С одной стороны, после ожесточенных боев летом 2002-го в ущелье Кериго, где пограничники разгромили бандитский спецназ полевого командира Хасана, крупных боестолкновений в приграничье не было. А с другой – мир в горах Чечни – понятие и сегодня более чем относительное. Но уже налицо такие изменения в настрое горцев, что при всем желании не «инсценируешь».

Наглядный пример – благодушный, если не сказать веселый, настрой Тауса Бециева, что изрядно поначалу удивил. Нет, слушать его было, конечно, интересно. Особенно когда речь зашла о семейных делах рослого, крепкого горца из села Тазбичи. Это ж прямо экзотика – у человека две жены, старшая Алима и младшая Раиса. А он, посмеиваясь, заявляет: уже и третью, мол, приглядел. Но приехал-то Таус в погранотряд не просто поболтать. Привез сына, у которого острые боли в животе. И аккурат в разгар нашего разговора 14-летнего Асланбека положили на операционный стол. Какие уж тут, казалось бы, хи-хи…

- Э-э, а чего беспокоиться, — осмелившись задать прямой вопрос, я тут же получил вполне жизнерадостный ответ.— Ты знаешь, какие у пограничников врачи? Не знаешь. Очень хорошие врачи, все могут!

И он, если вдуматься, не далек от истины, этот неунывающий многоженец. При мне с заставы «Бечик» привезли соладата-срочника Андрея Харламова с тяжелейшей травмой – парня ударило при работе на пилораме бревном. Его бы эвакуировать, но погоды нет. Сделали операцию, ушили печень, удалили селезенку. И опять – вывезти бы, в реанимацию бы, но на перевалах по-прежнему туман. И ведь вырвали бойца из лап смерти! Да и Асланбек с его тяжелым аппендицитом сейчас в полном порядке. Зашел к нему перед отлетом, лежит бодрячком, глазками блестит. Как дела? Хорошо!

Но вот о чем хотелось бы особо сказать. С одной стороны, нельзя не преклоняться перед самоотверженностью и профессионализмом докторов. Тем более их помощь местным жителям работает на примирение и восстановление добрых отношений куда эффективней всех призывов и лозунгов. И я даже позволю себе поименно назвать людей из так называемой группы медусиления, а попросту – командированной в Тусхорой из Кисловодского госпиталя бригады. Хирурги Герман Шутов и Сергей Шувалов, анестезиолог-реаниматолог Евгений Антонец, анестезист Юрий Тарасов, операционная сестра Наталья Кирпичева. С другой же… Самоотверженность в данном случае лишь подчеркивает то, в каких тяжелейших условиях приходится жить и служить здесь, в горах.

И речь не только и не столько о сугубо медицинских проблемах. Это отдельная песня – как сделать нейрохирургическую операцию без нейрохирурга, как обходиться в полевых условиях без одноразовых инструментов и простыней, как лечить без нужного набора препаратов. К тому же не надо забывать: бедна и скудна военная медицина, но у местных жителей и такой нет. В Итум-Кале, в райбольнице, сегодня из докторов – один главврач, окулист по специальности. В Ушкалое, селе на 66 дворов, фельдшерско-акушерский пункт открыли, но в «арсенале» фельдшера Розы Ужаховой есть разве что добрые советы. То же – и в Тазбичи, селении по местным меркам довольно крупном. Вот и везут к пограничникам всех больных – то молодую роженицу, то пожилого мужчину с флегмоной, то мальчонку с аппендицитом. А куда деваться-то!

Тяжелее другое. Да, бывают, даже когда нет боев, и травмы, и гибель людей. В палатку командиров ДШМГ я вселился, например, в день, когда здесь поминали (не спиртным, кстати,тихим словом) погибшего ровно год назад начальника разведки группы Игоря Чепунова. Сорвался 23-летний старший лейтенант при обследовании пещеры с уступа. Или возьмите ураган, потрепавший нынешней весной палаточный городок. Мальчишке из стоящих рядом армейцев тогда летящим куском кровельного железа буквально разрубило голову. Но главный источник всяческих болячек и недугов – быт. Хотя и программа обустройства границы существует, и средства немалые уже выделены, отряд и заставы по-прежнему живут либо в блиндажах, либо в палатках.

Правда, палатки теперь приноровились натягивать на каркасы – чтобы прочнее стояли. Но как ни крути, самый замечательный брезентовый кров все равно хуже самой простой казармы. О блиндажах я уже не говорю: кто не бывал в этих темных в любое время суток норах, все равно не поймет. А бесконечная заготовка дров, которые в неимоверном количестве жрут быстро остывающие «буржуйки»? А тихий ужас под названием солдатский сортир? А электричество от «движков» тогда, когда все окрестные села давно уже подключены к ЛЭП?

- Зато здесь заработать можно, с деньгами домой приехать, — с невозмутимостью философа говорил мне Максим Акдигитов, пулеметчик с заставы «Басхой», он же – выздоравливающий, он же – истопник, с которым мы сдружились за неделю вечерних бдений у «буржуйки».— Я, наверное, тысяч тридцать привезу, а может, и сорок. В другом месте столько не получишь…

И это действительно так. Хотя претензий по оплате довелось услышать немало (особенно в части выплаты так называемых «президентских», начисляемых за боевую работу), Чечня – высокооплачиваемое место службы. К тому же офицерам день засчитывается за три. Но если замурзанный мой дружище Макс из удивительного города Заинска, где есть аж целых пять таксомоторов, может утешаться этим, то мы… Мы же должны понимать: дополнительная копейка является платой за риск службы в «горячей точке», а вовсе не за жизнь в темном блиндаже и продуваемой ветром палатке. И не за занимающую все свободное от охраны границы время заготовку дров. И не за простуды, нарывы, поносы и прочие «прелести», которых при здоровом быте можно избежать.

Да, жалко местный народ, которого война лишила крова. Да, понятны настроения обретающихся в лагерях в Ингушетии беженцев. Но что ж своего-то солдата наказываем?! Неужели для того, чтобы убедиться в очевидном: он все выдержит и перетерпит, ибо пока еще служит не за деньги – по совести. За что и низкий поклон всем – и бойцам, и командирам. Вкупе с надеждой на обустройство жизни наших пограничников на чеченском участке российско-грузинской границы. Иначе странно получается. Неужели старший прапорщик может построить для своей семьи дом, а большущая страна казармы для защитников рубежей – нет?