Вся наша жизнь – пейзаж...

Время от времени рождается на земле человек, внешне, может быть, мало выдающийся среди многих, но единодушно признаваемый всеми человеком с Божьей отметиной. По каким признакам выделяем его мы, будучи столь разными во взглядах и понятиях? Вряд ли эти признаки удастся выразить точными словами. Просто все соглашаются в одном: вот он – избранник. Удивительнее всего, что, как правило, мы не ошибаемся. Мы просто знаем, и все.

Нас миллиарды на Земле. Сотни языков. Десятки религий. Мы разделены границами государств, наречий, интересов. В повседневных заботах, в суетном беге за удачей мы не замечаем одну, в общем-то, очевидную истину: есть все-таки нечто, объединяющее всех. Это - да-да, она – наша планета, наша общая Родина, и все мы ее любимые дети. Дети её рек, лугов, лесов, полей. Куда спешим мы порой укрыться в трудный час отчаяния? Стараемся пройти по тихой пустой аллее, вдохнуть чистый запах умытой дождем листвы, почувствовать на лице теплое прикосновение солнца.Вы замечали, насколько легче становится на сердце уже после нескольких минут тишины на скамейке под мощной кроной каштана? Или на берегу реки, когда смотришь на бесконечный трепет потока. А, бывает, выглянув из окна, вдруг замираешь от знакомой, но неизменно чудной картины взошедшего на темном небе месяца в окружении тысяч звёздных огоньков... По сути дела, мы живем в постоянном окружении пейзажа, каким бы он ни был, пусть в нем порой и места нет живой травинке. Это пейзаж, которым мы себя окружили. В нем – угловато-выверенные тротуары, в нем грохот и чад машин, в нем все сплошь "плоды цивилизации". Но есть в этом технологичном мире уголки, хранящие самое настоящее чудо: я назвала бы это портретом матери-природы. Потому что слова "пейзаж" мне кажется недостаточно.

Павла Моисеевича Гречишкина знают как признанного мастера пейзажа, причем мастера именно с Божьей отметиной. Той, что отличает одного из сотен тысяч. А он, как это часто и свойственно избраннику судьбы, по-человечески прост, житейски непритязателен,скромен до чрезвычайности. Рассказывая о себе, не раз прерывался: я не слишком много говорю лишнего? Куда там много! Разве объять даже за целый день общения всю мощь такой судьбы... Он и сам удивляется посреди разговора: как так, откуда 80 лет взялись? Ведь, кажется, недавно было... В самом деле, откуда? Если в глазах - все та же пристальность взгляда, если кисть сама просится в руки, если уже стоит наготове чистый, ровно натянутый холст... Кстати, мастер по сей день самолично исполняет всю черную подготовительную работу, подбирая раму и холст по только ему одному ведомым необъяснимым на словах критериям. "Это мое личное, индивидуальное, только я знаю, как, потому что я вижу будущую картину – всю, целиком...".

Его судьба, безусловно, типична для его эпохи. Крестьянская семья в селе Татарка. Начало 30-х минувшего века – всюду голод и страх. Деда раскулачили: как же, два его дома, сработанные своими руками, были крыты железом, а не камышом – вызов обществу! Мать, соответственно, – с клеймом "кулацкая дочь". Отец – деревенский Кулибин, талантливый плотник и вообще мастер на все руки: гармони виртуозно чинил всей округе, а еще – вот чудак? – собирал из журналов репродукции картин. Весьма некстати соорудил он невиданную машинку для выработки крахмала в домашних условиях. Эх, как раскатали эту "буржуйскую" конструкцию представители сельской "тройки" в кожанках! За... развал крестьянского труда. А потом опытными движениями тыкали землю у дома штыками, искали припрятанные матерью полмешка картошки: прод-на-лог – даёшь!

И все же не только страх видел мальчик, сидевший тогда на печи с братишкой и сестренкой. Утром он убегал один к любимой речушке Татарке, там, среди деревьев, птиц, журчания ручьев, была настоящая жизнь. За это странное для обычного сельского пацаненка стремление к уединению его считали... не от мира сего. И где им было понять, что он видел в привычных глазу картинах окружавшей природы? Как прекрасен, как прозрачен воздух в лесу, как таинственно шуршат камыши, как звенят стрекозы в траве! А лопухи какие, какие борщевники росли громадные...Спустя десятилетия Павел Моисеевич исходит все родные тропки с видеокамерой и снимет целый фильм, озвучив дивные его кадры птичьими голосами и шелестом листвы.

В семье, конечно, никто не рисовал до него, начавшего первые творческие опыты с "химическим" карандашом в руке. Он пытался скопировать висевшую на стене избы репродукцию "Перевозки камней" Рубенса, которую запомнил навсегда. То был первый его "музей". Сегодня с улыбкой вспоминает, как страстно хотелось ему тогда исправить ошибки иностранного живописца, "неправильно" изобразившего повозку. Где ему было знать о премудростях перспективы и пропорций...

Жизнь – непревзойденный постановщик эффектов – преподносит удивительные истории. В самом конце 30-х промозгло-дождливым осенним днем Павлик пришел из Татарки в Ставрополь, крепко сжимая в кулаке заветный рубль с мелочью, выданный на краски. И – надо же такому случиться – двух копеек ему не хватило! Как же было горько и обидно! По ребячьей наивности тщетно пытался углядеть на тротуаре монетку – вдруг кто обронил. Так и не купил он тогда краски. Минуло несколько десятилетий. Уж давно его имя стало широко известным. И вот, идя однажды по проспекту, Павел Моисеевич аж замер от неожиданности: огромный его портрет с девизом "Ставрополь – город талантов" висит на том самом месте, где он когда-то с такой неистовой надеждой на чудо искал несчастную двушку!..

И детство предвоенное, и военная юность были, как у всего народа нашего, далеко не сладкими. Но судьба хранила Божьего избранника. Путь единственный указала сразу и навсегда. Пусть и начинал будущий мастер с росписи рекламных афиш, однако же и в этом уже было творчество. Хотя Павел Моисеевич очень не любит этот этап своей трудовой биографии в ставропольской артели "Фотоработник". Судьба сберегла его в мясорубке Сталинградской битвы. И не дала сломиться от тяжкого недуга молодому, только что демобилизованному солдату. Впрочем, Павел Моисеевич говорит об этом иначе: "Природа меня спасла". Брал в котомку кусок сала, бутылку молока, и в путь, по 30 километров в день выхаживал. Татарка, Грушовое, Сенгилей... Сколько исходил он тогда, впитывая от родной природы живительную силу и вдохновение, сколько этюдов сделал. А потом дорога увела, конечно, на Кавказские Минеральные Воды. Все дальше и дальше шел он, не уставая любоваться и писать. Уже в 53-м – первый прорыв: участие во всероссийской выставке профессиональных художников в Москве, чуть позже – прием в Союз художников. В подмосковном Доме творчества близко познакомился с известными мэтрами: Грицай, Бродская, Мешков... Их оценка, их поддержка помогли окончательно утвердиться в творческом мире. Начались и дальние странствия. Средняя Россия, знаменитые, по учебникам известные исторические и святые места Родины. Первой зарубежной страной в его путешествиях стала, конечно, Италия, родина великих мастеров Возрождения. Потом были Египет, Индия, Турция, Сирия, Мексика, Непал, Греция, Кипр, Япония... Всюду его привлекал многоликий пейзаж планеты. А после неизменно тянуло на родное подворье, к семейству посаженных им березок, которые он привозил из разных уголков России.

Павел Гречишкин как художник сделал себя сам, без академий и училищ, силой своего дара и безграничного трудолюбия. (Пронеся по жизни преклонение перед любимым "духовным отцом" Исааком Левитаном: "Вот истинно русский художник, – говорит Гречишкин, – пускай и звали его Исаак, никто, как он, не видел душу России в ее природе!"). Еще не было в Ставрополе музея изоискусств, и талантливого пейзажиста, знатока родного края приметили в краеведческом музее, где с известными учеными Скрипчинским и Гниловским ему довелось работать над изобразительным рядом флоры и фауны Ставрополья. Возглавлявший в ту пору музей Вениамин Госданкер предложил: а давайте мы пашины пейзажи оформим как выставку. И появились в просторном вестибюле удивительной силы и поэтичности картины родного края – зимний лес, полуденная степь, летний закат, величественные вершины Кавказа... По огромному интересу публики стало ясно: появился свой большой художник. Пройдут еще годы совместной работы, ставшие фундаментом для пожизненной дружбы двух бывших солдат, двух родственных душ – Павла Гречишкина и Вениамина Госданкера, чтобы увенчаться главным действом: открытием в Ставрополе – неслыханное по всей стране дело! – личной картинной галереи, которую сегодня знают не только ставропольцы. Через год галерея отметит пятнадцать лет существования.

– Общение с пейзажами Гречишкина – лучшее лекарство для измученной души затюканного цивилизацией человека, – считает В. Госданкер. – Люди приходят сюда из нашего сумасшедшего суетного мира, а тут такие, казалось бы, простые вещи – небо, трава, горы, воздух звенящий... И вдруг они, те, кого нынче ничем вроде бы не удивишь, начинают понимать, что вот эти-то простые вещи сейчас им нужнее чего-либо. Здесь – спасение, отдохновение, умиротворение. Говорю это как обычный зритель, не как искусствовед. Но! Вы когда-нибудь слышали, чтобы выставка одного художника работала беспрерывно почти 15 лет?! Да, немножко обновляется, но в основном-то все то же... А люди идут и идут!

Уникальность галереи Гречишкина – неоспоримый факт нашей действительности. Мастер, между прочим, уже передал в ее фонды – в дар всем нам! – свыше 500 произведений. Увы, значительная их часть пока так в запасниках и остается. Потому что со времени открытия и до сегодня здание ни разу капитально не ремонтировалось, и обновление экспозиции связано с определенным риском. Когда мы с заведующей галереей Таисией Авдеевой прошли по залам, прямо скажу, стыдно стало перед Мастером за наше отношение к этому бесценному достоянию. С ужасом ждут в галерее начала таяния снега: придется опять ходить с тряпками в руках, вытирая лужи, прикрывая и "косметически" заделывая жуткие разводы от потеков по стенам... Хорошо же мы встречаем юбилей народного художника. Народного не по велению столичных чиновников, а по признанию и любви народной.

Сегодня картинная галерея П. Гречишкина по документам числится отделом Ставропольского краеведческого музея им. Г. Прозрителева и Г. Праве. Конечно, великое спасибо музейщикам, поддержавшим в свое время художника. Однако, думается, пришла пора новых, современных решений. Имею в виду назревшую необходимость стать галерее самостоятельным учреждением культуры. Всем опытом своего существования она доказывает право на этот справедливый, заслуженный статус. Ведь даже та первая выставка пейзажей Гречишкина в стенах краеведческого музея отнюдь не имела прикладного характера: шли смотреть не просто запечатленную природу края, шли – на Гречишкина! Ценители именно тогда начали приобретать его работы в личные коллекции. И пора уже такому мощному, испытанному временем художественному собранию придать соответствующее звание. Может быть, это будет "Народная галерея Гречишкина"...

В мастерской Павла Моисеевича стоят рядом только что завершенные пейзажи Теберды и Байкала – темы, занявшие значительное место в его творчестве. А на столе – тетрадка с планами новых работ. "Мои мечты", – с улыбкой называет эти записи художник. Вот отшумят юбилейные речи, он снова придет сюда, в мастерскую, построенную своими руками (пригодился отцовский опыт!), поставит диск со своим любимым Моцартом... О Моцарте и его влиянии на творчество Гречишкина можно писать отдельный трактат. Как и о Гречишкине и Музыке вообще. О Гречишкине и современном русском пейзаже. О Гречишкине и священном Байкале. О Гречишкине и седом благословенном Кавказе... Гречишкин – непаханое поле для научных изысканий. А вообще-то он – обыкновенный классик, с которым нам посчастливилось встретиться в одной эпохе, в одной стране. Вся его жизнь – пейзаж, растянувшийся на километры полотна и путешествий. Да ведь и наша жизнь – пейзаж... Куда мы без него?