Михаил Пиотровский: «Мир станет другим»

О том, что ждет всех нас после пандемии, обозреватель газеты «Санкт-Петербургские ведомости» Людмила Леусская беседует с академиком РАН, директором Государственного Эрмитажа Михаилом Пиотровским.

- Михаил Борисович, это не первая пандемия в истории человечества. Были чума, холера, оспа... Они оставили след в памяти. Но то, что происходит сейчас, - ситуация небывалая. Все чаще приходится слышать: когда мы из этого выйдем, мир станет другим. Вы тоже так считаете?

- Мир станет другим. Он станет другим сам по себе; кто-то захочет подстроить его под себя; кто-то будет пытаться сделать его таким, как хотят другие...

Сейчас закрылись границы, все разошлись по своим «квартирам». Мир дробится. Общество тоже дробится на разные категории.

В будущее перейдет наступившее торжество виртуальности. И бесконтактное общение люди захотят продолжать. Сохранится триумф Интернета профессионального и любительского, где все говорят, что хотят, - и сегодня еще больше, чем обычно.

Все эти вещи перейдут в новую жизнь. Но в отзывах на наши виртуальные программы люди пишут: как хочется пойти в Эрмитаж, постоять в очереди в музей. Хочется контактов.

В будущем придется сочетать то, что наработано за последнее время, с тем, что было раньше. Искать динамичную схему, а не просто ждать, как изменится мир, и наблюдать, что получится. Сейчас мы думаем, каким должен быть музей, его функции, чтобы сохранить то хорошее, что было до карантина, и использовать новое.

- В XXI веке мы с переменным успехом боремся с природой, то она побеждает, то мы. Против наводнений возводим дамбы, пытаемся предсказывать землетрясения. Возник новый вирус, и за три месяца мир изменился. Почему мы оказались не готовы?

- Думаю, потому, что слишком возгордились. Катастрофически обострились отношения человека и природы. Экологическая катастрофа, изменение климата, разрушение природных зон... Человек решил, что может делать все, что хочет, и у него готов ответ на все вопросы. На самом деле это не так.

Как поступать в ситуации, когда из-за эпидемии вокруг умирают люди? Ничего лучше изоляции, введения ограничений, запретов придумать нельзя. Приемы, которые сейчас используются, применялись столетия назад.

Мы слишком много думали о том, как побеждать природу, как что-то навязывать ей, а не о том, как найти с ней консенсус.

Природа - единый организм, как музей, где все слито и должно сочетаться. Музей существует не для посетителя, а сам для себя, чтобы культурное наследие хранилось. Лишь одна из его функций - что-то показывать людям, самостоятельно решая, что они должны увидеть.

Так и в отношениях человека и природы. У природы свои законы. Мы с ней рядом живем и не должны делать все, что нам хочется. Обычное дело: свобода одних кончается там, где начинается свобода других. Некий кризис потребительского общества заложен в этом конфликте. Природа решила нас проверить.

Это одна сторона проблемы. Есть и другая. Мы не готовы к чрезвычайным ситуациям. У нас есть Министерство по чрезвычайным ситуациям, тренировки, учения на случаи пожаров, наводнений. Опасения, что может произойти катастрофа, нет.

В последнее время исчезло ощущение, которое было у всех после войны: не дай бог она повторится. Ничего страшнее нет, надо делать все что угодно, идти на любые уступки, лишь бы не было войны. На этом строилось противостояние СССР и США.

Теперь на фоне телевизионных картинок со стрельбой и множеством трупов кажется, что в этом нет ничего страшного. Подумаешь, война. Стало уходить понимание, что есть вещи, которые ни в коем случае нельзя допустить, не все в нашей власти.

Мы слишком загордились тем, что сделали: у нас цифровая экономика, электронный документооборот... Чуть что случилось, оказалось, все это липа. Ни одна бумага без ручной подписи не имеет силы. Шутка о том, что у всех компьютеры, а бумаг стало в два раза больше, оказалась правдой. По сути, серьезных решений без десятка бумаг не принимается. Число ненужных запросов и требований увеличилось.

В целом мы оказались не готовы к сложным ситуациям. Нынешняя ситуация - сложная. Непонятно, где враг, что за вирус, что с ним делать. Пытаемся что-то решить «методом тыка».

- Михаил Борисович, все гордились тем, что мир открыт, многие этим пользовались. Простой пример: началась пандемия, возникла проблема с вывозом соотечественников, оказавшихся зимой в странах с теплым климатом. Раньше чуму перевозили корабли, вирус летает самолетами, что гораздо быстрее. Глобализация, открытость миру оказались не таким уж благом?

- Сейчас это главная проблема. Вот смотрите, какой ужас: из-за глобализации мало того, что каждый потерял национальную идентичность, оказался в тисках «проклятого мирового капитализма», еще и зараза распространилась. Экономическая часть глобализации делает мир зависимым от кризиса в каком-нибудь американском банке. Понятно, это надо как-то ограничивать.

Но открытость миру - благо, в этом смысл существования человечества. Когда люди обмениваются духовными ценностями, эти ценности становятся общими. Культурная часть глобализации - великое достижение.

Понятно, сегодня все закрывают двери: мой дом - моя крепость. Люди социально обосабливаются. Требование стоять на расстоянии двух метров друг от друга символично. Отделяются не только страны, но и люди. Мол, зачем общаться лично, если есть онлайн?

Думаю, тот, кто привык к общению разных культур, понимает, что это плохо. Плохо потому, что мы теряем огромное культурное богатство. Это надо объяснять людям и делать наглядным.

Некоторое время назад, когда обострились международные отношения, мы говорили, что мост культуры должен быть разрушен последним. Это действует и сейчас. Все равно этот мост должен существовать, тем более что есть способы онлайн, позволяющие это делать.

Многие обороняются, строят границы, мы должны через них переходить. Находить способы, чтобы они не мешали.

Наша музейная жизнь всегда шла под оклики: мерзавцы, с какой стати возите по миру наше культурное достояние, где ваша национальная гордость? Сейчас это проявится сильнее. Зачем вывозить ценности в опасное время? Так будет во всех странах. Мы будем это обсуждать с руководителями крупнейших музеев мира.

В глобализации есть плюсы и минусы. Надо сохранить ее хорошие стороны, культурную составляющую. За тысячелетия существования человечества, кроме создания культуры, ему гордиться нечем. Надо, чтобы культура оставалась всеобщим достоянием, несмотря на границы, конфликты, болезни...

Наша задача - сохранить «культурный шенген» и «зеленые коридоры».

- Как долго придется восстанавливать связи и сохранились ли они?

- Связи сохранились. Мы в постоянном контакте с коллегами. Только что я получил письмо от итальянских коллег о выставке «Канова. Вечная красота» в Риме, где застряли наши скульптуры. Они собираются открывать музей, просят продлить выставку. Мы обсуждаем, как будем действовать в ситуациях, когда требуется гарантий больше, чем обычно, в какой степени они действуют. Будем приспосабливаться, находить способы выхода из положения.

В момент, когда закрылись границы, нельзя было вывезти вещи ни из одного музея. Должен быть вариант решения. Памятники в ящиках не такие заразные, как люди. А выхода не было. Итальянцы могли пропустить груз через свои границы, а где-то посреди Европы он мог застрять. Нужны международные договоренности, при которых у культуры особый режим. Это то, о чем мы все время говорим. В сфере культуры должны быть особые правила распределения заказов, страховки, таможни...

Думаю, надо лишний раз напомнить о том, что культура - высшее достояние. О ее правах надо заботиться, иногда в ущерб правам человека или нации.

- Карантин, как вы уже сказали, дал толчок к повсеместному использованию виртуальности, в том числе в музейной жизни. Как быть с утверждением, что подлинник - бесспорная ценность, а виртуальность в какой-то степени суррогат?

- Виртуальность не суррогат. Разговор о том, что подлинник - все, остальное - барахло, я слышал из уст людей, которые не отличат подлинник от подделки.

Еще никому не удалось просчитать, как начинает действовать подлинник. Для человека неподготовленного безразлично, видит он картину на экране или в музее. Для подготовленного важно, в каком окружении картина находится в музее, какая атмосфера вокруг. Для этого надо слушать лекции, экскурсии по Эрмитажу.

На посетителя, который приходит на полтора часа в музей впервые в жизни, подлинник действует, но только вместе с антуражем музея и рассказом экскурсовода.

С проблемой подлинности можно играть, пользуясь виртуальностью. Онлайн не лучше общения с подлинником, но это способ и возможность больше увидеть, глубже проникнуть в смыслы очевидные и скрытые. Их интересно постигать, разбираться в них. Кто-то написал: за всю жизнь, регулярно бывая в Эрмитаже, я столько не видел, сколько за полтора месяца эрмитажной интеллигентной изоляции.

Сегодня многие без очков плохо видят. Когда писались классические картины, искусственного света не было. Художники понимали, что свет будет меняться. Картины покрывались лаком. Было известно, что он станет желтым. Художники знали, что со временем картины потемнеют, они на это рассчитывали. Новая живопись была яркой, в расчете на то, что со временем она, как позолота, должна темнеть, становиться благородной. Все это известно. К подлиннику ведет дорога, ее можно освоить, используя технику.

Разные варианты подлинности и тиражности известны в истории. Есть вещи уникальные, которые сегодня невозможно воспроизвести. Но лет через 15 с помощью техники можно будет с абсолютной точностью повторить любую живописную вещь со всеми ее кракелюрами. Начнется поиск, есть ли в картинах душа. Интернет и цифровые технологии не дают нюансов, но помогают многое увидеть.

- И все-таки людям начинает не хватать реальных впечатлений. Получается, виртуальность обедняет?

- На какой-то момент не обедняет, даже обогащает. Можно многое видеть, при этом не проходить таможни, не лететь в самолете, не ехать в поезде, не покупать билеты, не толкаться в толпе...

Но вдруг всего этого начинает не хватать. Не хватает ритуала. Есть вера, а есть ритуал. В культурной жизни есть ритуалы.

Сейчас время истерическое, оно таким будет и дальше. Люди находятся в жутком психологическом состоянии. Скоро мы это в полной мере осознаем. Искусство способно действовать даже тогда, когда сидишь дома в тапочках. В нем есть терапевтическая сила, способность «выпрямлять человека», успокаивать, помогать переживать неурядицы. Не просто взглянул на «Мадонну Бенуа» Леонардо - и стало хорошо. Но если смотрел много, сама идея Мадонны с младенцем помогает и успокаивает.

Когда я записываю передачи из дома, не только переодеваюсь, но и ботинки надеваю. Есть легенда: когда Твардовский стал читать «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, встал и надел пиджак, рубашку и галстук.

- Предположим, мы откроем Эрмитаж. Что делать с очередью? Люди будут стоять на расстоянии двух метров друг от друга?

- Можно избавиться от очереди, введя сеансы. Но Эрмитаж - музей, куда приходят на целый день. Как заставить людей через полтора часа уходить? Мы не можем гарантировать человеку, если он купил билет заранее, что он обязательно войдет без очереди. Может, в нынешних условиях, когда будут строгие правила, это и возможно.

Сейчас все программы онлайн бесплатны. Но за этим проблема авторских прав. Как просчитать, что будет бесплатно, что за деньги? Как контролировать людей, которые работают дома? Есть много вопросов, которые я задаю коллегам. Пока неизвестно, когда выйдем из карантина, мы обсуждаем, что будем делать с очередями, с климатом в залах, с авторскими правами, сколько будет онлайн, как будем добывать деньги...

В Эрмитаж треть посетителей ходят бесплатно. Люди это называют льготой. Это не льгота, а подарок, деньги, вынутые из кармана музея. Эрмитаж - единственный музей в России, в который пенсионеры ходят бесплатно. Это большая финансовая нагрузка. В новых условиях нам придется думать, можем ли мы себе это позволить, если ничего не зарабатываем.

- Люди оказались заперты в четырех стенах. Эрмитаж не самая молодежная организация. До сих пор декларировалось, что 65 плюс - возраст, когда еще многое по силам. И вдруг выяснилось, что эта категория населения - слабое звено. Как психологически тяжелый момент пережить немолодым людям?

- Вопрос тяжелый, особенно для тех, кто не имеет возможности работать удаленно. Надо понимать, что это ограничение вызвано чрезвычайной ситуацией, надо быть готовыми к моменту, когда она завершится. Есть ощущение, что благодаря пандемии природа убирает слабых. Но люди в возрасте 65 лет еще полны сил.

В Эрмитаже много удаленной работы. Мы никого не увольняем. Если человек может работать, нужно найти способ применять опыт и знания, которые у него есть. Правильно организованная удаленная работа и раньше была в музее - библиотечные дни, поблажки для написания книги... Сейчас появилась возможность просчитать, каким образом извлекать из людей максимальную пользу, не заставляя их приходить на работу в 10.00 и уходить ровно в шесть.

Мир сложен. Он не может жить без людей, имеющих опыт и, что не менее важно, стабильность в головах. В окружающем мире стабильность исчезает все больше и больше.

(«Санкт-Петербургские ведомости», 20.05.2020).