1928 год. Расстрелы, выселки, Париж
"Арест", "хлебозаготовка" - эти два слова дамокловым мечом повисли над гражданами Страны Советов. И хотя на Ставрополье план хлебозаготовок снижен из-за недорода, "окрторг проводит ряд мероприятий, способствующих усилению хлебозаготовок". Мероприятия эти оригинальностью не отличаются: "за халатность по хлебозаготовкам окрсельсоюз привлекает сельхозтоварищества к суду". "Власть Советов" этими зловещими строками комментирует список из 38 товариществ. Сняты с должностей многие работники сельхозкооперативов, разгоняются рынки, арестовываются торговцы хлебом. Крестьяне прячут, закапывают зерно.
В марте со страниц газет Рыков растолковывает "темному крестьянству", почему нельзя поднять цены на хлеб. Времена меняются, но российскому аграрию разные правительства всегда будут объяснять свои непопулярные меры его, крестьянина, недомыслием.
Весна 28-го разразилась очередным скандалом. В прессе появились заголовки "Шахтинское дело", "Экономическая контрреволюция на Северном Кавказе и в Донбассе". Инженеры и часть рабочих обвиняются в шпионаже, саботаже и Бог весть в чем еще. Процесс над "контрреволюционерами" идет шумно, "5 июля в час двадцать минут ночи специальное присутствие Верховного суда СССР вынесло приговор по Шахтинскому делу". Четверых оправдали, 37 - посадили, 11 -расстреляли.
Продолжается и борьба с кулаками. "Власть Советов", являясь партийной газетой, публикует лицемерное заявление Рыкова: "Иногда приходится слышать, будто мы сильно раскулачили кулака... Мы его в некоторой степени ограничили, это верно". "Некоторая степень" оказалась весьма растяжимым понятием: от выметания подчистую амбаров и скотных дворов до выселений. Всюду слышится выражение: излишки хлеба. "Власть Советов" публикует информацию об экспорте: "Мы вывозим, кроме избытков хлеба, наше сырье... лес и нефть". Лишний хлеб? Но ведь в магазинах огромные очереди. А газеты опять успокаивают устами окрторга: "Хлеба в городе достаточно". И это ложь. Что подтверждает июньская сводка окрисполкома: "Запасов хлеба едва хватит до 3-4 июля, после чего город станет перед фактом определенной голодовки". Вранье больше продолжаться не может. Ставропольский горсовет принимает решение о норме отпуска хлеба в одни руки. Но хлеб выдают не всем - лишь членам профсоюза.
А уже в середине июля газеты извещают: "В редакции поступает много писем от селькоров с указанием на недостаточность в хлебе". На Ставрополье спешно завозят 55 вагонов муки, в то время как изъятие хлеба у крестьян продолжается...
Крестьяне доведены до крайности, и тут следует высочайшее помилование: Сталин отменяет на пленуме ЦК ВКП(б) чрезвычайные меры. И тут же подчеркивает, что нужно продолжить борьбу с кулаком. Еще не забывшие о свободе слова ставропольские крестьяне осмеливаются противоречить на страницах "Власти Советов". "Что это вы заладили: "кулак, бедняк"? Нужно и кулака поддерживать! Будет у кулака, будет и в государственном амбаре. "Довольно классовой розни!". Не надо объяснять, что последовало в ответ на это выступление малоимущего крестьянина, бывшего, кстати, партизана.
На фоне разгрома села успехи в других областях народного хозяйства довольно показательны. К концу года в округе открываются новые школы, половина населения, если верить официальным отчетам, уже грамотна, выделены средства на строительство электростанции в Благодарном. "Красный металлист" наконец начинает снабжать страну станками. Повышены пенсии и пособия инвалидам и многодетным. А вот что далекий 28-й роднит с 97-м: окрфинотдел объявляет о необходимости подачи гражданами налоговых деклараций. Обо всем этом пишет "Власть Советов", тираж которой перешагнул пятитысячный рубеж. Она сообщает своим читателям о возвращении в страну Горького, о борьбе с остатками троцкизма, "главного идеолога" которого вышлют в Алма-Ату, а потом в роковую Мексику. А самая популярная рубрика - "Помогла газета" - идет почти в каждом номере. И вдруг к концу года страницы "Власти Советов" начинают пестреть забавными объявлениями: "Последняя мода из Парижа", "Ожерелье из жемчуга - цены доступны!"... Какая мода? Какое ожерелье? По стране, громыхая кирзовыми сапогами, шествует пролетарка в красной косынке, навстречу коллективизации, индустриализации, первой пятилетке. При чем здесь Париж?