1920 год. Хлеба! Хлеба!
Принеся на ставропольскую землю мир, 20-й год прихватил с собой и ставшее жутко осязаемым слово "голод". Страшная его тень нависла над и без этого измученной Россией. Эпохой военного коммунизма назовут это время историки. Мы назовем его эпохой Голода.
Нам сегодня (слава Богу!) трудно представить рахитичных детей, протягивающих тонкие ручонки в отчаянной мольбе - "Хлеба!", изможденных женщин с голодным блеском в глазах - "Хлеба!"... Правда, "классовый паек для различных групп трудового и нетрудового населения", введенный в Ставропольской губернии, еще как-то поддерживал существование, зато подчистую выгребала закрома Юга продразверстка, грозный символ военного коммунизма. "При такой системе, - писал Н. Бухарин, - ...крестьянин лишался интереса, стимула к расширению производства: все равно возьмут все, кроме части на прокорм, сколько ни расширяй запашки... Наша хозяйственная политика стояла в объективном противоречии с развитием всего сельского хозяйства".
Тем временем газеты успокаивали крестьян лозунгами и призывами не бояться коммуны. Орган Ставропольского временного ревкома "Красная звезда", выходившая в начале года, сразу после освобождения Ставрополя от деникинцев вскоре сменила название на "Власть Советов" - отныне она будет носить это имя до 37-го. А в апреле 20-го она много пишет о подготовке к 50-летию Ленина, в городе же читается лекция "Владимир Ленин и мировая революция". Тогда же "Первые услышали ставропольцы о новом исчислении времени, причем в духе и стиле ситуации: "Буржуазия, счастливчики с наличными в кармане, еще не изжили своих денежных средств и для них по-прежнему лучше жить ночью, чем днем, и только для них мероприятие рано ложиться, рано вставать - маленький ударчик по прихотям, с которыми они так сжились..." Так и кажется, будто читаешь страничку из Зощенко.
В Москве идет IX съезд РКП(б), которому уделяется немало места на газетных полосах, а в Ставрополе организована Губернская Чрезвычайная Комиссия: "...горе тому, кто будет попадать в Губчек уличенным в сдирании шкуры с трудящегося, для набивания своих карманов или для откармливания на чужом горбу своей паразитической туши". Так было. Потом будет и по-другому, пока, же речь шла о жизни и смерти: "Хлеба!.."
Уже тогда газета нередко публиковала письма своих читателей. Вот пишет в редакцию священник Изобильненско-Тищенского прихода Афанасий Попов, сложивший с себя сан: "...Считаю своим гражданским долгом принять участие в активной работе по созданию новой радостной жизни трудящихся, в основе каковой заложены великие принципы первого коммуниста Христа". О "революционной" сути образа Христа спорили и спорят немало, ну а ставропольский священник сделал для себя такой вывод. Кстати, в эти же дни был принят документ об отделении церкви от государства, и ныне вызывающий у разных людей разные чувства.
Вагоны с зерном все шли и шли со Ставрополья на север. Конечно, газета не могла не вести при этом речь о ситуации на селе. "Чего ждать крестьянину от Советской власти?" - вопрошает один заголовок. "Сейте!" - решительно указывает другой. Но многие понимали, что лозунгами тут не отделаешься. Критически настроен был, например, руководитель СтавРОСТА А. Эрлих: "Ни наша ставропольская газета "Власть Советов", ни уездные газеты совершенно непонятны широким крестьянским массам... Фактически среди крестьянства не ведется никакой печатной политической и экономической пропаганды". Старая наша болезнь...
Информация о все новых преобразованиях лавиной обрушивалась на провинцию, иногда это выглядело поистине трагикомично. В номере за 19 мая читаем сообщение о национализации театров и рядом объявление о лекции в Александровской женской гимназии, тема которой звучит при этом двусмысленно, с неожиданным подтекстом - "Трагедия русской интеллигенции".
Выборы в городской Совет. Начало переписи населения России. На Украине Врангель формирует новое правительство, но дни барона уже сочтены. Чичерин налаживает торговые отношения с Англией. Сводки Реввоенсовета полны оптимистических прогнозов... И над всем этим хаосом событий разносится горькое, жалобное, тоскливое, требовательное: "Хлеба! Хлеба..."