Синдром филолога, или Горе от ума 

В целом ребята, обучающиеся на филфаке, вполне миролюбивы. До первого вашего вопроса: «Философом теперь будешь?» или бородатых, как Лев Николаевич, шуточек про перспективы работы в самом популярном общепите.

Как правило, это личности гуманные (отговаривают поступать на свою специальность всех остальных), неплохо эрудированные (отличают Моне от Мане, модерн от модернизма, а про Гонзо знали еще до того, как это стало мейнстримом). Некоторые из них в совершенстве владеют искусством пространно рассуждать о книгах, которые они не читали (презрев скромность, автор заметки упомянет себя в качестве примера).

Студент филфака ответит, где родились Кирилл и Мефодий, куда упали редуцированные и как по-древнерусски будет гамбургер, даже если разбудить его в два часа ночи. Правда, вряд ли он в такое время спит. Бедняга наверняка конспектирует «Поэтику» Аристотеля или «Синтаксические структуры» Ноама Хомского, проклиная почтенных ученых мужей, имевших неосторожность написать сложные и ценные труды.

А стереотип о поэтичности филологической натуры лучше забудьте - мы глубоко разочарованный народ. В самом расцвете юности нас столкнули с ужасающе неприглядной реальностью.

Мы попали в мир, где Лапландия - не фантастическая родина Санты, а территория расселения вполне себе реальных лопарей (впрочем, лопарский национальный колпак подозрительно похож на шапку новогоднего старика). Мир, в котором Гамлет хоть и принц, но не «юноша бледный со взором горящим», а тучный, потный, усталый, с одышкой мужик старше тридцати. В конце концов, мир, в котором можно не заморачиваться, дать двум десяткам героев в романе всего три имени (Хосе - Ауэрилиано - Аркадио) и все равно стать знаменитым на весь мир писателем.

Чтобы хоть как-то уменьшить трагизм ситуации, преподаватели прибегли к одному очень коварному средству. Они убедили несчастных филологов, что те обладают исключительной способностью видеть мир глубже и понимать его лучше, чем простые смертные. Побочным эффектом этого убеждения становится синдромом филолога (надо заявить авторские права на термин. - Ред.).

Синдром выражается в склонности препарировать и потрошить все на своем пути в поисках потаенного смысла. Чтобы в итоге узнать, что смысл этот лежал на поверхности или его не было вообще. Короче, это привычка усложнять.

Обычный грамотный человек по наитию правильно поставит запятые и продолжит писать дальше, не задумываясь. Филолог засомневается, вернется к своим знакам препинания, начнет искать подвох, обратится к справочнику Розенталя, окончательно запутается, возненавидит русскую пунктуацию и сопьется с горя.

Или вот еще. Я сегодня минут десять пялилась в монитор, не понимая, почему Ворд подчеркнул мое слово «департация» красным. «В английском же depАrt!» - возмущался мозг, считая такой аргумент убедительным и втайне немножко им гордясь.

Но с самым ярким примером проявления синдрома филолога я столкнулась на четвертом курсе университета. В студенческом киноклубе был организован очередной показ - смотрели «Дядю Ваню» Кончаловского по одноименной пьесе Чехова. После просмотра приступили к обсуждению.

Преподаватель задал первый вопрос: «Почему фильм местами цветной, а местами черно-белый?». Не вопрос, а рай для гуманитария-параноика. Широчайшее поле для демонстрации филологического синдрома во всей красе.

Мы изощрялись как могли: «Фрагменты с черно-белым эффектом должны были передать угнетающую атмосферу ветхого дома!» - кричали одни. «Черно-белые сцены отражают мрачное настроение героев!» - парировали другие. «Такой художественный прием подчеркивает отсутствие красок и удручающе тусклую жизнь в этой деревне», - с загадочным видом заявляли третьи.

В конце концов правильный ответ дал мальчик по имени Коля: «Режиссеру при съемках не хватило цветной пленки».

Через некоторое время мальчика по имени Коля отчислили за неуспеваемость.