Михаил Усов. Перепелиный бой

Перед нами была вражеская передовая. Оттуда раздавались пулеметные и автоматные очереди, из глубины - орудийные и минометные удары. Ночью все затихало, лишь дежурный автоматчик прорежет тишину, продудукает крупнокалиберный пулемет, вытянет длинный огненный щупалец, пошарит над степью.

Вот на таком спокойном участке фронта, где оба противника не лезли на рожон, не проявляли боевой активности, и случилось то, чем я решил поделиться с вами.

Тепло прибывало с каждым днем, ходко поднимались травы. Даже перегорелый тошно-сладкий запах тола, орудийных и пулеметных начинок не мог перебить запах воспрянувшей земли.

Перед рассветом, когда еще не покраснело на востоке, на ничейной полосе ударил перепел, да так звучно, так яро, что у солдат дух перехватило. Чудно это, непостижимо: люди вою-ют, друг друга с обеих сторон выслеживают и убивают, а перепела живут себе, милуются по-всегдашнему, как это повелось в природе…

Опять яристо так забил перепел: «Пидь-польдом! Пидь-польдом!». А издалека, чуть переждав, а то прямо строка в строку дает ответ второй, и понять его просто можно: «Я тут, я тут, покажись-ка рядом!».

Слушают часовые и с той, и с этой стороны, шеи вытягивают, самое исправное, чутьистое ухо на перепелиный переклик наставляют, а нос иной по-мальчишечьи морщит - верит и не верит, слушает и не наслушается.

«Пидь-польдом! Пидь-польдом!» - с вызовом, с россыпью, где один звук на другой набегает.

«Хаввав, хаввав! - в ответ. - Пидь-польдом! Пидь-польдом!»

И уже не одни часовые, но и солдаты, спавшие до этого, кто из блиндажа, кто из другого какого места поднялись и за окоп на ничейную полосу заглядывают. Темно же, не видно, а они зрение напрягают, хотят тех перепелов во что бы то ни стало приметить. Словно они им знакомые, много раз виденные.

Перепелиным боем зовется весеннее токование полевых диких курочек, их брачные встречи. Их не отделить от хлебных полей, неторопливых степных рассветов в беззвучном разливе небесных красок, с ними связаны милые родные картины отчей земли.