Детский дом. Сквозь огонь и пепел войны

Анну Уколову, выпускницу Ленинградского сельскохозяйственного института, направили заведовать детским домом имени Н. Крупской, который расположился в дачной части поселка Иноземцево, в далеком тридцать пятом году. К слову, имя заместителя наркома просвещения детский дом получил еще в 1929 году после его посещения Надеждой Крупской.

Анна Владимировна, человек далекий от педагогики, на всю жизнь запомнила слова Надежды Константиновны, услышанные на совещании педагогов в Москве: «Любить обездоленных детей как своих. Отдавать им свою душу, чтобы детский дом стал их родным домом». Этот завет и стал мотивом в работе всех поколений сотрудников детского дома.

О начале Великой Отечественной войны Анна Уколова вспоминала:

– Прихожу однажды из подсобного хозяйства, а у нас около сорока (новых) детей. Многие из них ранены и наспех перебинтованы. Как выяснилось, эшелон с детдомовцами из Краснодара пострадал во время налета вражеской авиации, в результате чего из шестидесяти детей уцелело лишь сорок. Сопровождавший их 28-летний солдат, комиссованный из-за контузии, так просто сказал: «Примите нас, нам некуда больше идти!». В его словах было столько боли и вместе с тем столько уверенности, что здесь эти дети найдут заботу и ласку! Конечно, приняли, всех разместили, хотя буквально накануне точно так же приняли детей из-под Моздока.

…В августе 1942-го еще не верили, что фашисты придут сюда. Как обычно, заканчивали подготовку помещений к учебному году. И вдруг пришло распоряжение гороно передать школьников в другой детский дом, а остальным готовиться к эвакуации. Но немцы пришли так внезапно, что почти никто не успел уйти.

Трудности, появившиеся в первые дни войны, с приходом немцев стали ощущаться еще больше. Запасы продуктов для детей оккупанты растащили. Саму Анну Уколову разыскивали. Она пряталась, но все же с другими женщинами приходила тайком подкармливать ребятишек.

Когда наступил последний день декабря сорок второго, в комнатах детского дома слышались не ребячьи голоса, не новогодние песни, а крики пьяных немецких солдат. На столах лежало масло, куры, сало – то, что было отнято у мирного населения и у детей.

А в подвале сидели голодные ребятишки. Они вспоминали о красивых новогодних костюмах, о душистой елке и, конечно, о вкусных угощениях. Сидели тихо, стараясь не обратить внимание фашистов на себя и свое убежище. И вдруг тайный стук. Не могли не прийти женщины к детям в предновогодний вечер. Они смогли принести только картошку в мундире да пирог из кукурузной муки. Но каким же вкусным было угощение! Оно запомнилось на всю жизнь.

Когда в январе 1943 года, сразу после освобождения Кавминвод от немецких оккупантов, направленная горкомом ВКП(б) Зинаида Пономарева пришла в детский дом, то увидела, по ее словам, «детей с лицами старичков». Ребятишки, уже переведенные из подвала в жилые помещения, в основном лежали, не в состоянии двигаться от истощения. И первое, что она услышала, было: «Тетя, дай хлеба!». Прошло столько лет, а она все помнит этот тоненький голосок. Вместе с ней стали выхаживать ребятишек М. Войниченко, Р. Кистович, Е. Беда, Е. Рабинович, А. Игошкина и другие.

– Мы ходили по поселку из дома в дом и просили помочь кто чем может. И не нашлось никого, у кого бы не дрогнуло сердце при слове «детдомовцы»: давали картошку, муку, свеклу, кукурузу, – рассказывала М. Войниченко. – Жители несли для детдомовцев зимнюю обувь, одежду, делились нехитрым гардеробом своих детей. Если учесть трудности военного времени, то это был очень щедрый дар.

А потом на помощь пришли шефские организации: женщины Терского конезавода ежедневно привозили молочные продукты. Тем молоком отпаивали ослабевших ребят. Несмотря на все старания, одна девочка, истощенная до крайней степени, умерла.

– У нас никогда не было казенного отношения к детям, к обязанностям, – рассказывала воспитательница Александра Перец, работавшая в Машукском детском доме имени Крупской с 1948 года. – Если было холодно, мы не дожидались, когда привезут дрова, сами шли в лес за ними, кололи, заготавливали впрок, чтобы дети не мерзли. И почаще старались согревать их душевным теплом. Женщины вышивали скатерти, салфетки, накидки, чтобы в незатейливой обстановке того времени создать уют и красоту.

Галина Кузьминова вспоминает:

– В годы моего послевоенного детства нам с мамой часто доводилось проходить мимо двух больших детских домов, которые всегда были облеплены ребятишками. И все они всегда заходились в одном крике при виде проходившей мимо любой женщины: «Вон моя мама идет!». Когда я вспоминаю эти моменты, отдаленные временем, то и сейчас чувствую ту недетскую боль, отчаяние и непроходящую надежду в детских голосах.

Однако бывали счастливые моменты, когда надежды детей сбывались!

Так, отец Сережи Новикова в начале 50-х годов нашел своего сына, случайно прочитав заметку в газете об открытии нового спального корпуса в детском доме для ребят школьного возраста, где упоминалась фамилия сына, с которым разлучила война.

Встреча брата и сестры Шустенко из детского дома им. Крупской состоялась через сорок лет в результате долгих поисков. Они потеряли друг друга, когда Юлю Шустенко удочерили приемные родители.

В тот незабываемый день, когда Иван Шустенко получил телеграмму от Александры Перец с радостным известием, на заводе, где он работал, сразу же оформили отпуск и выделили деньги. А работники аэропорта постарались отправить его ближайшим рейсом. Через несколько часов он обнимал свою сестру.

Рассказала Галина Кузьминова, педагог (пос. Иноземцево).