Крепость

Юрка с досадой, подчиняясь матери, открывает тяжелые двери хлева. Зорька, пережевывая сено, встречает его появление молча.

- Ты, сынок, обязательно вычисти из-под коровы, а потом срывайся куда хочешь. Слышишь? - донеслось из-за приоткрытой двери.

- Ага, - буркнул Юрка.

- Не агакай… - На улице рядом раздалось хлопанье петард. - Расстрелялись, вояки. Опять пальцы себе покалечат.

- Новый год, маманя.

- Знаю, - мать шире приоткрыла дверь. На ее усталом лице озабоченность. Она окинула взглядом навозную кучу и строго сказала: - Халтуришь. Тут работы кот наплакал, а ты неделю тянешь.

- Как могу, - угрюмо буркнул Юрка.

- А ты смоги. Новый год на носу. Обязательно сегодня доделай.

- Ладно.

Дверь захлопнулась. Юрка, со злостью вонзив вилы в навозный пласт, подумал: «Совсем не обязательно быть обязательным». Вслух добавил: «Правда, Зорька?».

Корова угадала его настроение, перестала жевать, настороженно повела ушами. Юрка ладонью провел по вспотевшему лбу, скинул старенькую куртку, повесил ее на гвоздь, вбитый в дверную коробку. Вытащил из кармана мобильник, привычно закрепил его на ошейнике коровы. Отойдя на шаг, радостно воскликнул:

- Супер! Ты, Зорька, у меня не корова, а суперзвезда. Готовься на скотную тусовку.

Зорька шумно выдохнула воздух, точно знала, что ни на какую тусовку ей, бедолаге, не попасть. Но догадывалась: если у нее на шее висит крохотная пищалка, то ей обязательно перепадет угощение. Выдумщик Юрка давно приучил ее к мобильной радости - за каждый звонок Зорька получала горбушку хлеба или конфету. Звонка ждали и Юрка, и Зорька. А сейчас каждый занимался своим делом: корова жевала сено, а Юрка кидал пласты навоза в тачку.

За дверью раздалось повизгивание - друг Дымок просился на аудиенцию. Юрка приоткрыл дверь, Дымок с радостным лаем вбежал в хлев - хвост воинственно торчал, глаза горели радостью. Юрка обнял друга, и угрюмое настроение улетучилось. Чтобы закрепить этот порыв, громко выкрикнул:

- Олигарх!

Пес грозно рявкнул, ощетинился. Глаза от ненависти полезли из орбит. Лай стал громким и опасным. Дымок готов был растерзать врага-олигарха, но такового рядом не было.

- Молодец, - Юрка похлопал пса по загривку. - Фу, Дым, фу. Лапу! - Дым сел и протянул лапу. Юрка, пожимая лапу, был счастлив, а собака на седьмом небе.

В такие моменты Юрке казалось, что собаки больше понимают окружающую жизнь, чем маманя, и отчим, и бабуля. И даже школьные учителя. Может быть, поэтому собаки считаются лучшими друзьями человека - и взрослых, и таких, как он, Юрка. Хотя мальчишек собаки любят особенно.

Подал голос мобильник. Юрка важно снял его с ошейника Зорьки и, словно английский лорд, холодно спросил:

- Это ты, Хохол?

- Да, я. Крепость придешь лепить?

- Вот закончу чистить у Зорьки… Тебя что, не хомутают на уборку?

- Не-е. Мы вчера корову продали. На операцию батяне срочно деньги нужны.

- А мы пока держим. Ну давай, я приду. - Опустив мобильник в карман, Юрка важно пояснил: - Вот так, Заря. Пойду-ка я крепость снежную лепить. Потом дочищу. - Небрежно окинув взглядом недоделанную работу, надевая куртку, шепотом добавил: - Ну, я пошел. А ты молчи и не мычи. Не выдавай меня. Вот тебе за молчание.

Поднес к влажным губам Зорьки корку хлеба с конфетой. Выскочил пулей во двор. А там кружился полувлажный, совсем не морозный снег. Воздух был таким конфетно-сладким, что Юрка от удовольствия даже зажмурился, как кот Барсик, когда его угощали салом.

За воротами послышался негромкий торопливый свист. Юрка ответил другу. Как разведчик, неслышно подбежал к калитке. Тихо открыл ее, но предательски звякнула задвижка. Тут дверь дома резко отворилась, и мать с порога громко сказала:

- Вернись, гулена, вернись!

Но Юрка и не думал возвращаться. Свобода улицы властно манила его. Эта свобода ценилась выше, чем любые новогодние подарки. Чистильщик почти не слышал угроз матери. Вместе с Хохлом они не бежали, а уже неслись над снежной дорогой. Рядом бежал Дымок с горящими, как фары, глазами.

Их уже ждали приятели на небольшом пустыре - напротив брошенного и раскуроченного бомжами дома. Малышня каталась на санках по свежему снегу. Тащили кто доску, кто объемную палку для крепежа. Рассчитать размеры крепости с бойницами и другими хитроумными приспособлениями мог лучше всех математик - он, Юрка. На своей улице он был авторитетом, ну, вроде атамана.

Юрка хитро улыбнулся.

- Здорово! - с каждым почетно, вытянутой рукой сделал хлопок-приветствие. Скомандовал: - Катай валуны сюда. - Юрка вырвал из рук мальца согнутую палку вроде клюшки. Ловким движением по свежему снегу очертил полукруг. Затем со-единил его концы.

- Пойдет? Любо?

- Любо! - заорала улица.

Скоро огромные снежные шары размером с бочонок, как по волшебному мановению, уже катились к намеченной черте. Юрка хотел было ринуться в гущу катальщиков, но его одернул за полу куртки Васек, самый маленький игрок, наивно спросил:

- А что здеся будя?

- Ты разве не усек?

- Неа...

- Крепость будет, Васек, крепость, - Юрка сделал шаг вперед, но малыш не отступал:

- А жить тута можно?

- Отстань. Все мы, пацаны с улицы, казаки, и ты тоже, можем здесь поселиться.

- Неа, я не буду, - замахал головой Васек.

- Отчего же?

- Там холодно, я знаю.

- А ты не бойся. Мы печку сварганим, - заверил Юрка.

- Печку? Тогда подумаю, - важно произнес Васек.

- Думай, мелкий, думай. А я побежал.

Мелкому совсем не хотелось думать, и он что есть мочи заорал:

- Ура! - и бросился к обочине дороги, вдоль которой вся детвора катала снежные валуны. Васек мячиком скатился в дорожный кювет. Ухватил Дымка за колечко хвоста. А пес, принимая игру, забыл даже рявкнуть. Он помог мальцу подняться, и оба были счастливы.

Дымок был и по годам старше Васька - годков на семь. Но когда он играл вместе с ребятней, то чувствовал себя не матерым псом, а щенком-неумехой, как Васек. Оба визжали и барахтались в снегу, разбрасывая в разные стороны белые комья. Счастье - это когда всем хорошо. А в первую очередь - детям. И собакам.

В конце улицы нарисовалась фигурка пятиклассника Влада. По скользкой дороге он с трудом тащил изогнутую трубу. Поравнявшись с ватагой ребят, доложил Юрке:

- Вот, атаман, достал трубу.

- Украл?

- Скажем так.

- Молоток! Щас все воруют. У кого спер? - уточнял Юрка.

- У деда свого. Он хотел…

- Уже не хочет, раз труба здесь. Куда ж ее замастырить?

- Не знаю, - пожал плечами Владик.

- Я знаю! - встрял между ними мелкий Васек.

- Иди ты! - воскликнул Юрка. - И что же ты знаешь?

- Труба для тепла нужна.

- Молоток! - похвалил его Юрка и нахлобучил ему шапку на глаза. - Волоките трубу за стену.

Крепость росла на глазах. Даже самому высокому, Юрке, она была уже вровень с головой. В галдящую толпу строителей, словно с небес, упал дед Егор. Из потрепанного тулупа грозно торчала его седая голова. Ребятня окружила его, как снеговика. Дед приостановился и застыл, переводя дыхание. Из-под седых серебристых бровей гневом сверкали глаза, буравили каждого катальщика.

- Где он? - орал старик.

- Кто? - простодушно спросил Хохол.

- Да Владька!

- Я тута, - донеслось из-за крепостной стены. Дед заглянул в бойницу, грозно спросил:

- Труба моя иде?

- Сдал на лом, - не моргнув глазом, ответил внук.

- Брешешь. Кому сдал?

- Ему, - Владик кивнул на Юрку.

- Да, мне, - согласился тот.

- Посмотреть можно? - не отступал старик.

- Поздно, уже продал.

- Брешешь, сам же сказал «только что».

- Машину видишь? Отъехала.

Дед недоверчиво глянул и в замешательстве, уже не гневно спросил:

- Цыгане?

- Они самые, - ответил Юрка.

- Ушлый народ. Раньше лошадьми торговали, а щас трубами.

- Ты, деда, не расстраивайся, - сказал Юрка. - Зайди в крепость, передохни на палатях, как боярин.

- Да на хрена мне нужна твоя крепость? Ба-я-рин! У меня самого там, - дед махнул в сторону своего подворья, - такая же боярская хата, только не из снегу, а из теплого саману. В ней так же жарко, как в ваших хоромах. Ба-я-ре!

Все же дед заглянул в крепость. Не скрыв своего изумления, проговорил:

- Ого! Ладно здеся. И скамейки у вас с ворованных досок.

Сделав первый шаг, он споткнулся. Растирая ушибленное колено, заметил торчавшую из-под снега трубу. Выдернул ее:

- Так вот где ваш цыганский металл, брехуны!

- Да не брехуны мы, дед. Тебя хотели спасти, - залепетал Владик. - Ты ж хотел трубу на самогонный бачок поменять. Бартер рыночный забацать.

- Хотел. А ты украл мое хотение. Спасатель!

- Ладно, дед. Прости нас, брехунов, - покаялся Юрка.

- Пусть Бог прощает, - махнул рукой старик и присел на лавку.

Хлопья снега перестали валить с неба. Лучом фонаря блеснула полоска света. Все угомонились и стихли. Ребятне совсем не хотелось освобождаться от необязательной работы. Ведь в любой уличной детской забаве отрезок жизни всегда превращается в сказку. И они верили своим сказкам, как сельские пацаны во всем мире. Сказки-то эти про жизнь, а не про обман. Юрка, вытирая ладонью вспотевший лоб, достал мобильник из кармана, насмешливо спросил деда:

- Хочешь кайф из мобилы прикольный словить? Брехливый. Но кайф.

- Это еще што такое?!

- Специально для тебя. Радио «Шансон» крутит. Кайфовые песни, блатняцкие.

- Про легкую жизнь небось?

- Ага. Не про нашу, навозную. Про легкую, дед, - твердил Юрка.

- Сам словил - сам слухай. А легкой жизни не бывае. На земле нашей грешной! Ясно?

- Бывает. Только не в станице, а в городе. Приколись, дед.

Юрка включил мобильник. Оттуда дикторский голос донес: «Россия вылетает в трубу».

- Во-во, от легкой житухи.

Юрка поморщился, приглушил звук.

- Погодь! - крикнул дед. - Дай послухать правду. Ее всегда глушуть. Как ты, анчихрист.

Юрка, улыбаясь, усилил звук. Из эфира донеслось: «Запад видит в России дойную корову».

- Эт точно, - взбодрился дед. - Сделай, ради бога, громче.

Юрка выключил мобильник. Дед, сердито стрельнув глазами, спросил:

- Неантиресно?

- Да, не-ан-ти-ресно. Надоело.

- А жить так, как живем, антиресно? - вырвалось у старика.

- Мне - да! - гордо сказал Юрка.

- И мне! - поддакнул Хохол.

- И тебе? - ехидно спросил дед.

- И мне, - ответил Влад.

- А вот мне нет! - заорал что есть мочи дед и выдернул из снега свою трубу. - Ладно, играйте, покуда играется. А когда вырастете, то все вы в трубу вылетите! Ясно?

- Постой, постой, дед, - придерживая старика за овчину, попросил Юрка.

- Отстань!

- Да ладно. Вот уже отстал. Но мне не хочется в трубу лететь, и им тоже, - Юрка махнул в сторону ребят.

- Не хочется, не хочется… - загалдели мальчишки и девчонки.

Дед снял шапку, почесал лысину. Тихо сказал:

- Тада слухайте.

- Тихо! - гаркнул Юрка. Гомон стих.

- Так вот, - начал дед, и в этот момент Васек заорал:

- Я пойду домой, пить хочу!

- Во-во! И правильно. Вода, она что? Вроде и ничего. Но в ей сила Божья! Россия щас, слыхали, вылетает в трубу. А эта труба какая?

- Большая, дед, - сказал Юрка.

- Да знаю! Что в ей?

- Ну, газ.

- Во-во! А когда в ей будя вода пить-е-вая, тада всем будя плохо: и скоту, и птице, и человеку. Не допущайте етого. Я вот без газу живу. Холодно, так печь спасает. Дровишками согреваемся. Замена газу есть. А замены воды нету. Вспомните меня потом. Так воду-то сберегете? Обещаете?

- Обещаем! - азартно заорали все.

- Ну и ладно, - дед сделал шаг и, вернувшись, водворил трубу на прежнее место. - Это вам в память, чтоб в трубу не перекачали воду, как газ.

- Складно говоришь, дед, - съехидничал Владик.

- Бывае. Иногда вылетае. А ты, спасатель цыганский, када, того, ну, до-играетесь, трубу - домой. Понял?

- Ага.

Вечером, уже при горевшей лампочке, Юрке все же пришлось дочищать навоз у Зорьки. Преданный Дымок лежал у порога. На ошейнике у Зорьки висел Юркин мобильник. Мобильник молчал. Молчал и не рычал Дымок, потому что Юрка его не бесил неприятным для собачьего уха словом «олигарх». Молчал и Юрка. Равномерно и ритмично, по-крестьянски, как учил отчим, он загружал свою одноколесную тачку. Знал, что коровий навоз не просто отходы, а товар. Этот товар у него должны купить соседи для удобрения. А за этот товар, учитывая погрузку и разгрузку, Юрка купит себе весной кайфовую куртку с множеством карманов. Такую в классе носит Антоша. Его предок заведует фермой. Но главное в том, что воображале Инке нравилась то ли физиономия Антошки, то ли куртка. Еще молчал Юрка, потому что думал. Мечтал.

Думать и мечтать вслух нельзя. Потому что тогда ты будешь смахивать на блаженного. А таким Юрке быть не хотелось. Правда, иногда мысли сами обретали слова. Но Юрка их хомутал, не давал небесного полета. Пускай растут внутри - так больше толку. Еще атаману станичных мальчишек очень хотелось стать ученым. Но об этом он ни гу-гу. Молчал. Только там, у доски в классе, почти всегда, когда придумывал свои варианты решений в уравнениях, не мог сдержать ликования, что-то выкрикивал. Учительница Клавдия Владимировна в такие моменты всегда замирала, как-то странно качала головой, приговаривала:

- Какой молодчина.

А однажды у нее вырвалось:

- Быть тебе ученым.

Похвала птицей влетела в душу и свила там гнездышко.

Но класс не дремал. Завистники хихикали, а ехидины почти намертво приклеили кликуху «Ученый». Вот тогда Юрка закрылся, перестал удивлять математичку. Даже скатился до двоек. Клавдия Владимировна чуть не плакала. Юрке стало жалко ее. Наедине, при личной беседе, он сознался, что нарочно выделывается из-за прилепленного к нему прозвища. Тогда учительница клятвенно пообещала не называть его таким совсем чужим, недеревенским словом. Когда пацаны его и донимали этим «Ученым», Юрка вступал в драку. А дрался он классно - в любой драке находил нестандартные решения, как у школьной доски. Он считал, что дерутся не кулаками, а умом и расчетом. Драка, потасовка - это не только физкультура, но и физика, и алгебра. В общем, математика.

Кличка «Ученый» вроде бы и позабылась всеми. Но тайная мечта, что свила гнездо в Юркиной душе, осталась - трепетала крылышками и вроде бы росла. Особенно сегодня, после утренней телепередачи. Как в любой азартной игре, телеведущая призывала: «Покорите московские Воробьевы горы. МГУ - у ваших ног».

А ночью Юрка, как никогда, крепко спал. Снилось ему, что он воробьем влетел в высоченное здание МГУ. За кафедрой стоял седой ученый. Заметив Юрку, ученый как-то прикольно повертел головой и тихо спросил:

- Мальчик, ты что здесь делаешь?

- Я, дяденька, покоряю ваши Воробьевы горы, - и, подбежав к доске, схватил мел и стал исправлять сложнейшую формулу света своим вариантом. Профессор беспокойно кашлял и потирал руки. Юрка, оправдываясь, выпалил:

- Так я вижу формулу света.

- Свет - понятие философское, но здесь вы показали обратное. Вы выстроили новую гипотезу. Вообще что-нибудь строили в этом плане?

- Да, - ответил Юрка.

- И что же?

- Крепость.

- Крепость? - переспросил ученый.

- Да, крепость из снега.

- А разве такие еще строят?

- В детстве все строят.

- А вы откуда прибыли, простите?

- Из Лысогорки, казачьей станицы.

- Надо же! - воскликнул ученый. - Какие дети растут в русской глубинке.

Тут Юрка проснулся, но сон околдовал его. Формулы снежинками кружились в голове. Неудивительно - на дворе была зима. Мысленно он парил над землей. Высоко-высоко - в потоке света. Вдруг понял, что светом можно управлять. Но, как это сделать, не знал и продолжал думать.

В народе толкуют, что дурак думкой богатеет. Нет, Юрка не был дураком. С этой ночи он тайно поверил, что его думки сбудутся. Это точно еще и потому, что атаман станичных мальчишек хорошо знал казачью присказку: «Быть добру!».