Павло Бурлак: Четыре дня

История бежала в те годы, как паровоз, таща за собой на подъем всемирный груз нищеты, отчаяния и смиренной косности.

А. Платонов

Удивительно, 7 ноября, в день, когда официальный Киев решил установить паспортный контроль на границе с Новороссией, в редакцию нашей газеты попала рукопись рассказа Павло Бурлака. В качестве эксклюзива предлагаем читателям прочитать быль, потрясающую своей жестокой и невероятной правдой.

* * *

Вчера старшая внучка пошла в новый садик. Само собой, там – не в зоне боевых действий.

Ходили слухи, что ее родной садик успешно разбомбили. На деле нет: ему повезло, и он уцелел. Разбомбили пару других.

В общем-то, там, в мирной зоне, народ довольно отзывчивый. (Чего нельзя сказать об украинской державе.)

До 20-х чисел июля из фонда социальной защиты населения беженцам разово выделяли хоть небольшую денежную помощь. Когда приток увеличился – как раз к приезду моей семьи, – помощь сократилась до двух «разовых» банок сгущенки на человека. И то за счет местной благотворительности. Мне самому доводилось быть свидетелем того, как местные жители бескорыстно передавали для беженцев продукты, одежду и разные бытовые мелочи. Честь этим людям и хвала! Ничто не трогает душу обездоленного так, как пусть и малое, но чисто человеческое сострадание.

Вот маленький пример. В один из дней мы с внучкой пошли на городской рынок. Ребенок попросил чего-нибудь сладенького. Поблукав среди незнакомых торговых рядов, мы таки наткнулись на «конфетную» точку. Торговала интеллигентная с виду женщина примерно моих лет. Внучка моя – симпатичный ребенок. Светленькая, голубоглазая и обычно вызывает приветливые улыбки прохожих. Взвешивая отобранные конфетки, продавщица спросила ее:

– Откуда ты, лапочка?

Услышав ответ внучки, даже изменилась в лице. И сразу на вопрос «сколько с нас» сказала как отрубила:

– Денег с вас не возьму!

Ей богу, я, старый сентиментальный дурак, едва удержал слезы.

(Невольно напрашивается вывод: в сравнении с такими простыми людьми все наши государственные мужи просто конченые твари…)

Однажды побывав под обстрелом из тяжелых орудий и реактивных систем залпового огня, любой мирный житель получает колоссальную психологическую травму.

Ведь страшны не только гром залпов, вой снарядов и грохот разрывов. Гораздо страшнее неизвестность и нестерпимо томительное ожидание: когда же эта пакость упадет тебе на голову?!

Любой солдат в данном плане находится в более предпочтительном положении.

Во-первых, он знает, на что идет.

Во-вторых, в руках у него оружие.

В-третьих, он находится не в стенах «карточно-панельной» многоэтажки, а в каком-никаком профессионально подготовленном укрытии.

В-четвертых, он обладает информацией о ходе конкретного боя.

А мирный житель – он просто заложник таких вот солдат. Или, что еще хуже, той самой пресловутой судьбы.

В принципе, от постоянного страха можно отвлечься реальными действиями. Ну какой-то физической или умственной работой.

Вот и я в данный момент затишья пишу свои заметки не литературной корысти ради, а токмо чтобы заглушить этот ноющий страх. Страх ожидания нового обстрела. (А в качестве физического лекарства вполне можно выйти на приусадебный участок детей и начать битву с высоченными сорняками.)

Странно, но постоянное ожидание обстрела вызывает еще одно парадоксальное чувство: страшно становится и тогда, когда не стреляют…

Из других симптомов психологической травмы можно выделить и такой, как невозможность сосредоточиться на чем-то одном. Мысли как бы скачут. Ну это не я первый подметил. Даже у Газманова: «Мои мысли – мои скакуны!».

Вот почему-то сейчас мысли у меня перескочили на другой предмет. Ладно, пусть будет… Тогда о нем подробнее.

Детская логика – интересная штука. Умозаключения ребенка не выстраиваются по взрослой схеме. Иной раз буквально поражают.

Так уж сложилось по жизни, что из самого младшего поколения нашей семьи я до сего момента больше всего по времени общался со старшей внучкой. Потому как в буквальном смысле мы с женой и дочка с мужем живем через дорогу. Семья же сына с моим старшим внуком и младшей внучкой обитает в другом городе. В общем-то, и недалеко, но настолько же непрерывного общения не получается. В основном наездами.

Старшую внучку я сначала «тюлюлюкал» на руках, потом катал в коляске, а затем уже гуляли много ножками. И, естественно, разговаривали. На всякие разнообразные темы. Как детские, так – ну это с ее точки зрения – и взрослые. Но тем не менее мы все время жили в разных домах, и после каждой прогулки я отводил ее к папе с мамой.

А тут с первого дня моего «беженства» все размещались в одной квартире. Я, жена, дочь, внучка и ее новорожденный братишка. Поскольку заботы мамы и бабушки были теперь сосредоточены на самом младшем члене семьи, мое общение с внучкой стало еще теснее. В прямом и переносном смысле этого слова. Потому что из-за ограниченной жилплощади нам стелили рядышком на полу. И перед тем как заснуть, этот воробышек залезал ко мне в подмышку и требовал очередной вечерней сказки.

А кроме того, от нечего делать – вопрос с новым садиком находился пока еще в стадии решения – мы днем часто ездили на троллейбусе в центр и развлекались прогулками у городского фонтана.

После одной из таких прогулок, когда мы возвращались домой, сидевшая рядышком внучка вдруг прижалась ко мне и спросила:

– Дедушка, а ты еще долго с нами здесь будешь?

– Наверное, заинька, пока не закончится война.

Она немножко подумала, а потом сказала:

– Дедушка! Тогда я не хочу, чтобы война заканчивалась!

Как говорится, ноу комментс…

А вот еще один случай.

Рядом с родильным отделением, где лежала моя дочь, находилось отделение хирургии.

В рядах его пациентов значилось и определенное число нацгвардейцев.

Как раз в тот момент, когда моя супруга с внучкой шли проведать дочь с малышом, к хирургии подскочил крутой микроавтобус, щедро украшенный державной атрибутикой. Из него вывалилась окамуфляженная а'ля «буря в пустыне» и обвешанная с ног до головы оружием стая нацбойцов. Очевидно, приехали проведать своих контуженых «побратимов».

Внучка внимательно оглядела их и громко спросила:

– Бабушка, а это кто, бандиты?

Естественно, супруга шикнула на нее.

Тогда внучка не менее внимательно оглядела державную нацсимволику и не менее громко провозгласила:

– Ух ты! Флажки какие красивые! Российские, что ль?

(Насмотрелся ребенок телепрограмм на территории ДНР.)

Очередной скачок мыслей.

В общем-то, я человек не робкого десятка. Довелось на жизненном пути погонять адреналинчик. В пятнадцать лет прыгнул с парашютом, для чего пришлось подделать медсправку – исправить год рождения. Параллельно с учебой в институте закончил аэроклубовские курсы и стал спортсменом-планеристом. Парил под облаками на планере. Да и спортивным самолетом довелось порулить.

В возрасте Иисуса Христа пришлось спуститься за «длинным» рублем в угольную шахту.

А там тоже риска с головой хватало.

Но то, с чем я столкнулся на шестьдесят пятом году жизни, не идет ни в какое сравнение с прежним «рисковым» опытом.

Вот именно сейчас, когда я пишу, за окошком слышен гул мотора самоходной гаубицы ополченцев. Она ползает по окраинам городка и выбирает позицию для обстрела нацгвардии. А поскольку к каждой окраине плотно прилегает свой микрорайон, позиции эти фактически рядом с жилыми домами. Отстрелявшись, самоходка уползет. Но чуть позже туда придет «обратка» нацгвардии. И место попадания снарядов будет во многом зависеть от косорукости и косоглазия их наводчиков. Пристрелочные же залпы, как правило, приходятся по жилым домам.

Но и когда просто стреляет такая крупнокалиберная бяка неподалеку, в жилых домах наблюдается как бы четырехбалльное землетрясение: дрожат стены, дребезжат окна и двери. Даже в одноэтажках, не говоря уже о панельных «хрущевках». Ну а если уж рядышком стреляет «град», то это уже на все шесть баллов. Ничего удивительного, если многоэтажка просто сложится как карточный домик, даже без прямого попадания снаряда. После войны практически всем неразрушенным зданиям потребуется капитальный ремонт. Вопрос в том, за чей счет…

Ну а про близкие разрывы снарядов и говорить нечего. Ударная смесь из воздушного вихря, осколков снарядов, подхваченных с почвы камней и срубленных веток деревьев на раз вышибает оконное и балконное остекление, наружные двери подъездов, испещряет разновеликими кавернами бетонные и кирпичные стены. А человеку на ее пути лучше не попадаться. Счастливчика, если осколки просвистят мимо, просто отбросит и шваркнет о ближайшую преграду, неудачника превратит в решето.

Если же снаряд попадает в ближайшее к вам здание, то в вышеупомянутую смесь добавляются кирпичи, здоровенные куски панелей, арматуры, шифера, детали оконных рам, обшивки балконов, кондиционеров, тарелки спутниковых антенн, а также густая цементная пыль.

На тему прямого попадания снаряда в вашу квартиру можно не распространяться. И так все ясно.

К счастью, лично мне ни разу не попалась на глаза человеческая жертва артиллерийского обстрела нашего городка. Но это никак не является свидетельством заботы конфликтующих сторон о состоянии здоровья сугубо мирного населения.

Сначала мне показалось, что это кусочек асфальта. Я подцепил его, чтобы сбросить с белого пластика, но он неожиданно не поддался, будто бы влип в подоконник.

А когда я его оторвал, он оказался для своего объема неожиданно тяжелым. Ну конечно, какой там «асфальт» – осколок снаряда. Кусочек металла с острыми краями по линии разрыва и остатками выточенной канавки. Еще горячим пробил обшивку балкона и впаялся в холодную пластмассу. Рассмотрев со всех сторон, я засунул осколок в карман своей куртки. Зачем? Как сувенир на память? Да нет, просто мелькнула мысль: надо бы его показать заграничным родственникам тети Али. Внучка и правнук ее живут в благополучной Европе.

Тете Але за девяносто. Для нее это вторая война. Во время Великой Отечественной немцы угнали девушку Алю в Германию и заставили там батрачить на ферме. Другими словами, заниматься рабским трудом. Там она встретила, полюбила такого же батрака и там же, в Германии, родила ему дочь. Но судьба-злодейка разлучила влюбленных.

Дочь тети Али после войны растил и воспитывал другой человек.

А вот внучка тети Али вышла замуж за немца, с которым познакомилась еще в гэдээровские времена. И в настоящий момент проживает в бундесдойчланд.

Я пошел навестить тетю Алю рано утром. Собрал что мог из продуктов и пошел. Их квартира находится в том самом северо-восточном районе, что больше всех пострадал от обстрелов. Но до определенного момента их дом оставался как бы в мертвой – нет, нехорошее слово! – пусть будет в тихой зоне. И все пролетало мимо. Вплоть до второй половины дня 1  сентября, когда косорукие из нацгвардии (или ВСУ) в очередной раз влупили по микрорайону. Снаряд попал точно в первый подъезд их пятиэтажки. Повезло, что не в тетин Алин – во второй. Но ударной волной и осколками выбило окна и пробило обшивку балкона. Хорошо еще, что тетя Аля в этот момент находилась в комнате, которая выходит на противоположную сторону дома.

У их подъезда я застал несколько жильцов, которые после ночного сидения вылезли из подвала. Грелись на солнышке и готовили на костерке завтрак. Из их рассказа следовало, что тетя Аля никогда не прячется в подвале, никуда не выходит, артналеты переживает в квартире. Слава богу, в соседнем доме живет подруга дочери, которая во всем помогает. Повезло, что, когда я постучался в дверь, эта самая подруга тетю Алю навещала. Посторонним тетя Аля не открывает. Виделся я с ней больше года назад. А когда вошел и увидел, то прямо по сердцу резануло. Совсем маленькая, сгорбленная – и в слезах. Меня поначалу не признала. Драматизм ситуации заключался в элементарном упрямстве тети Али. Наверное, это черта всех пожилых людей (сам такой). Короче, невзирая на мольбы дочери, тетя Аля перед началом «активной фазы АТО» наотрез отказалась уезжать. Дескать, фиг с ним, возраст такой – все равно помирать. Но тогда еще обстановка была терпимой. А потом вдруг стало паршиво, резко и сразу…

И оказалось, что одно дело – помирать от старости как бы планово, в каком-то комфорте и в кругу родных и близких. Но совсем другое, когда перед смертью натерпишься жуткого страху. Или убьет тебя не сразу, а придется умирать от мучительных ран. Так что в реале все оказалось гораздо хуже ее представлений.

Чем я мог помочь тете Але? Кроме скромного набора харчей – ничем. Впрочем, продукты у нее были. Отвести ее пешком на свою квартиру через полгорода и все эти буреломы? Нереально, а транспорта никакого нет. Да и какая гарантия, что в мою квартиру также не влетит снаряд… Поговорили, поплакали от бессилия что-либо изменить, попрощались. Но я ушел с решительной мыслью: как только доберусь до связи, скажу ее дочери, чтобы вывозили тетю Алю любой ценой, хоть за миллион. В конце концов, внучка из Германии поможет. Не бедствует, чай…

Возвращаясь домой по тому же скорбному маршруту, нащупал у себя в кармане осколок, выковырнутый из окна. Вытащил, посмотрел на него еще раз – и зашвырнул подальше к чертовой матери! Чтобы несчастья не притянуло. Дожился, становлюсь суеверным. И фотки разрухи перестал уже делать на этой же почве.

Проходя мимо брошенного гастронома, чуть не задохнулся от вони. Жара, холодильники не работают, испорченные продукты смердят. Витрины внутри и снаружи покрыты натуральным «ковром» из мух. Кстати, молоденькую продавщицу из этого магазина убило осколком у подъезда родного дома.

Вчерашний день канул в Лету фактически без обстрела. Точнее, огонь вели ополченцы. Нацгвардия в ответ почему-то молчала. Наверное, меняли позиции или подвозили боеприпасы. Воспользовавшись затишьем, город слегка облегчили от мусора. В наш микрорайон подали электроэнергию и питьевую воду. Но ни счастья, ни привычного ощущения комфорта в душе совершенно нет. Напрочь выбито чувство безопасности.

Гоню от себя упаднические мысли, но она все не уходит и не уходит… Мысль о том, что даже после войны не смогу спокойно жить в нашем городе. По-прежнему буду ждать снаряда на голову.

Вот, ровно в 14.00 опять началось. Сначала отсюда, а теперь снова по городу. И, судя по звуку разрывов, опять по злосчастному северо-восточному микрорайону.

А… Вот, очевидно, залетело в подстанцию или оборвало провода. Электричества как не бывало.

Сегодня у моего младшего внука первый юбилей. Ровно месяц с появления на белый свет.

Белый свет – это как бы фигурально выражаясь. На самом деле сейчас он многим кажется довольно мрачным.

Закон воспроизводства населения, он, как говорится, объективный и существующий вне нашего сознания. И действие его сойдет на нет исключительно с исчезновением на Земле последней супружеской пары. Люди рождались в прошлом и будут рождаться в будущем, невзирая на конкретно историческую обстановку. Только одним из них родители дарят жизнь в благословенные времена, другим – в откровенно проклятые. Но тут уж ничего не попишешь. Такова человеческая судьба.

Слава богу, внучок был рожден не под артиллерийским обстрелом (но под тусклой звездой, что стреляет лучами по формальной категории «беженцев»).

Четыре года назад моя дочь с зятем купили дом в частном секторе. Точнее, половину коттеджа, рассчитанного на двух хозяев. Строили такие дома еще в шестидесятые годы прошлого века, причем весьма и весьма добротно. Потому что строители, а точнее, шахтостроители, строили для себя. Правда, приобретенная половина стараниями предыдущего хозяина изнутри была порядком «убита». Вследствие чего началась капитальная перестройка дома под архитектурные фантазии и финансовые возможности дочкиной семьи.

Соседи с другой половины были супружеской парой преклонных лет: глава семьи, В.П., бывший главный инженер этих самых строителей, его супруга А.З.

Несмотря на свои «под девяносто», В.П. вел активный образ жизни. Занимался приусадебным хозяйством, интересовался политикой и новинками техники. Даже серфинговал по Инету и часто общался по Скайпу. А.З. занималась домашним хозяйством и осуществляла, так сказать, общесемейное руководство.

Пенсия у В.П. по украинским меркам была довольно приличной. И, кроме того, В.П. во время Великой Отечественной также довелось побывать рабом в «дойчланд, дойчланд юбер аллес». То есть впоследствии получить за это и какие-то финансовые компенсации.

По Скайпу супруги общались в основном со своими двумя дочерьми. В родном государстве обе дочки успели побывать замужем, обзавестись детьми и развестись. Причем в первых мужьях младшей состоял конкретный отморозок-бандит, наводивший в девяностые годы ужас на всю нашу округу.

По второму разу дочери устроили свою жизнь более разумно. Обе почти синхронно вышли замуж за иностранцев. Но родителей навещали регулярно и даже приводили их быт в соответствие с европейскими стандартами. Кстати, именно в обиходе у В.П. я впервые увидел западный аналог украинской тачки-«кравчучки», так шутливо называют разновидность ручной тележки для перевозки грузов, который меня приятно поразил.

Казалось бы, все были счастливы, но возраст старичков давал о себе знать. Первой слегла и через пару месяцев ушла из жизни А.З. У В.П. начались проблемы с опорно-двигательным аппаратом. Примерно на полгода старика забрали дочери за границу.

Но, пожив там, В.П. отчего-то взбунтовался и категорически потребовал вернуть его на Родину. Дальнейшие события показали, что это был ошибочный шаг.

Сначала его скрутил, как он сам посчитал, приступ радикулита шейных позвонков. Далее этот самый «радикулит» в буквальном смысле свалил старика с ног: приковал к постели. Болезнь оказалась злокачественной. И дочкам-иноземкам пришлось срочно лететь в наши края. Ухаживая за В.П., они пробыли здесь несколько месяцев. И этих месяцев вполне хватило, чтобы по поводу затянувшегося отсутствия начали в голос «возникать» их законные мужья. Тогда сестрам пришлось нанимать для В.П. нянек-сиделок. Но чтобы управлять процессом ухода за больным хотя бы дистанционно, они устроили из Скайпа нечто вроде пункта домашнего видеонаблюдения. В планах дочерей, конечно, присутствовал пункт о возвращении на Украину: по истечении времени, потребного на ублажение разобиженных мужей.

Но… начался майданный бардак с последующим госпереворотом, созданием ДНР – ЛНР и началом «антитеррористической операции». Само собой, дочери не вернулись. Найдя способ оплаты сиделок, они так и наблюдали за стариком дистанционно, до тех пор, пока после обстрелов не вырубились свет, Инет и мобильная связь…

Во время пика артобстрелов я вынужден был скрываться в недостроенном доме детей.

Рассудил, что получить на голову один этаж – это все же не целых пять.

В.П. был уже совсем плох. К чести и сиделок, и других соседей, никто не оставил старика умирать в полном забвении. 20 августа, когда мы с зятем просто чудом вырвались из города – боестолкновение шло метрах в пятистах от нас, и над головами слышалось частое «вжик-вжик», – В.П. был еще жив… Умер он на следующий день, 21 августа (об этом я узнал 1 сентября). Справку о смерти В.П. получить не удалось. Да и морг районной больницы был забит разлагающимися трупами (холодильники, естественно, не работали). И медики присоветовали его «прикопать» до лучших времен. Организаторы временных похорон так и поступили. Завернули В.П. в простыню и одеяло и прикопали в неглубокой ямке возле его аккуратненького гаража. Там он и покоится до сих пор.

Прошлую ночь я провел в «недостройке». Соседские псы, непрестанно чуя могилку, выли свой «реквием» чуть ли не до утра.

Под самый неприятный обстрел я попал на даче в ночь с 19 на 20 августа.

Пошел я туда истерзанный полной неопределенностью в вопросе, что делать с дачным тайничком. К тому моменту я уже окончательно превратился в того, кто свой дом на себе носит.

Что я таскал? В черной рабочей сумке часть денег, кредитные карточки, основные документы (свои и жены), ключи от квартиры и дачи, головной фонарик с запасом батареек, мобилу, пару авторучек, записную книжку и несколько листов чистой бумаги.

В рюкзаке – основной набор инструментов, два больших рулона скотча, упаковку спичек, несколько банок консервов и пачек пищевых концентратов, немного чая, кофе, соли и сахара, еще мыло и полотенце. Правда, такую дребедень, как зубную щетку, пасту и бритву с помазком, счел почему-то ненужной. Спал я уже который день, не раздеваясь, подложив под голову заветную сумку, и с рюкзаком под рукой.

Дома у меня был приличный запас продуктов. Еще до отъезда жены мы столкнулись с тем, что обналичить пенсию в банкоматах уже невозможно. Но благо в супермаркетах еще оставалась живой электронная платежная система. Вот таким образом мы и конвертировали свою пенсию в натурпродукт. На дачу я тоже оттарабанил и заложил там в подвал настолько же нехилый «энзе». Что называется, разложили яйца по разным корзинам. Вопрос был лишь в том, в какую из корзин первым прилетит артснаряд.

Полная свобода для интуиции.

При закладке тайничка я был полон наивной мысли, что наша дача – наиболее безопасное место. Тем более что в ней имеется подвал. В выборе места я остановился на последнем.

Взял молоток, зубило и принялся выдалбливать один из кирпичей в кладке подвала. Но для начала обдумал, в чем же именно хранить наши «ценности». Для надежности решил использовать метод «кощеевой смерти». То есть иголка в яйце, яйцо в утке, утка в дупле – ну и т. д., и т.п. Сами ценности я поместил в целлофановый пакетик, который засунул в стеклянную баночку с завинчивающейся крышкой. Нашел жестяную коробочку из-под пряностей. Засунул в нее баночку, а свободное пространство заполнил обычным песком. Зачем? Ну, бродили какие-то неясные мысли насчет защиты от влаги, возможно, высокой температуры. Плотно закрыл «закладку» и обмотал скотчем в несколько слоев.

С долбежкой дырки пришлось повозиться. Подвальчик тесный, особо не размахнешься, да и место выбрал почти в самом углу и самом низу, чтобы не сильно в глаза бросалось.

Выбив кирпич, увидел, что обвязка подвала сделана из глины (дача покупная, строилась первым хозяином). Чтобы жестянка вместилась, пришлось ковыряться и в ней. В один момент меня посетили сомнения: а не провалится ли во время возможного взрыва мой контейнер вместе с глиной вниз, в какую-нибудь «черную дыру»? Но обратного пути уже как бы не было. Предстояло решить последнюю задачу: чем это замаскировать?

Инструмента для распилки кирпича у меня, естественно, не было. Приложил старую керамическую плитку. Та же проблема размеров, и по цвету сильно выделяется. Полез на чердак и наткнулся на кусок гипсокартона. Проблем с нужным размером нет, элементарно вырезается ножом. Но как быть с его белым цветом? Жена у меня чрезвычайно бережливый человек. Все, что осталось от последнего ремонта квартиры, перебазировала на дачу. Вот и нашлась для меня банка коричневой нитрокраски. Дальше уже включилась фантазия. Обмакнул гипсокартон в остатки краски и обсыпал сверху цементом. Подождал, когда засохнет, и высыпал туда же жменю песка. Третьим ингредиентом стала горстка земли. В итоге получился цвет потемневшего от времени кирпича. Вставил на место, замазал раствором. Тем же раствором мазнул еще в паре мест по стене: создал некую видимость ремонта. Придвинул к стене столик, на столик поставил всякое барахло. Как говорится, голь на выдумку хитра. Операция «тайник» была проведена за месяц до начала обстрелов.

И когда 19 августа я решил, что надо делать ноги из города, мне также предстояло решить, что делать с содержимым тайника.

Вариантов было немного, а исход каждого мог быть непредсказуемым.

Хотя нет, довольно предсказуемым:

– я оставляю все в тайнике – и в домик попадает снаряд; в лучшем случае все обрушивается в подвал, и потом надо будет пробиваться к тайнику с отбойным молотком; в худшем – начинается пожар, и содержимое тайника плавится от высокой температуры;

– я благополучное забираю содержимое, но по дороге меня ранит или убивает; т.е. в любом случае ценности исчезают;

– я благополучно забираю содержимое, но при переходе через блокпосты меня обыскивают и конфискуют ценности как бы в пользу одной из армий.

Получается, куда ни кинь – везде клин. Башка начинала болеть.

Пока я, гонимый мучительными раздумьями, плелся на дачу, стояло затишье. Пришлось переползать через бухты высоковольтных проводов от раздолбанной линии «сотка». К счастью, дача оказалась цела. Но в плане присутствия здесь соседей по улице наблюдалась стерильная пустота… Решил разжечь костерок и сварганить себе какой-никакой обед. В этот момент услышал тихий скулеж. Глянул – щенок под забором. Тоже глядит на меня, а подойти боится. Наверное, как и я, голодный. Взял пачку «мивины», разломал концентрат вермишели и высыпал перед псинкой. И тут же послышался другой скулеж. И еще… Бог ты мой, один за другим из-под забора дачи напротив вылезли еще четыре щенка. Спустил на них еще четыре пачки «мивины». Умяли все. А я глядел на них и думал о нас, о людях. Сам я не любитель бездомных животных. Во всяком случае, отношусь к ним без умиления. На дачах у нас существует клан сердобольных тетенек, прикормивших кучу собак и кошек. И где теперь эти тетеньки? Все разбежались, а животины не кормлены уже четвертый день. И когда их покормят опять? Ладно кошки. Здесь водятся полевые мыши и птицы. А собаки? Сначала начнуть жрать себе подобных, а потом примутся за людей?

Обед у меня не состоялся. Только я принялся за костер, как над головой провыл первый снаряд, где-то неподалеку громыхнуло. Щенков-задохликов тут же как ветром сдуло навстречу неизвестной судьбе. Затем пролетел еще один снаряд, еще… В общем, такое началось, что я уже сам нырнул в подвал. И просидел в нем до двух часов ночи. После того как от ближних разрывов уже стены подвала дважды заходили ходуном и на меня посыпались куски верхней кладки, решил соорудить себе нечто вроде каски. Взял небольшую эмалированную миску, засунул в нее сложенное полотенце, нахлобучил сверху на бейсболку и закрепил все это головным светильником, использовав его ремешки. Получилось что-то вроде шахтерской каски. Скажете, смешно? Возможно, но мне тогда не очень.

Когда от тесноты и сырости мне уже стало невмоготу, я плюнул на все, вылез из «схрона» и лег на постель. И проспал до утра, презрев все опасности нескончаемого обстрела.

Утром взломал тайник, достал содержимое и короткими перебежками добрался до дома детей. Там я встретился с зятем, и мы рванули из города. И, как ни странно, добрались в безопасное место живыми, невредимыми и неограбленными.

Сегодняшний артобстрел определенно сорвался с цепи. Свистит и свистит над головой без передыху. Будто бы кто-то перед выходными не выполнил установленного плана и теперь занимается штурмовщиной. Правда, падает все на промышленных окраинах города. Но народ все равно прячется кто где. Одни, типа меня, в частных постройках. Другие, что категорически не рекомендуется знатоками гражданской обороны, в подвалах панельных домов. В девятиэтажку, что стоит на расстоянии двести метров от моего родного дома, снаряды попадали дважды. Причем последний точно в подвал. Счастье, что не в отсек, где прятались люди: только перепугался народ до смерти. Но, несмотря на очевидную опасность, многие по-прежнему прячутся в подвалах. Да и тем, кто лишился жилья, идти просто некуда.

В плане безопасности повезло больше тем, кто прячется в настоящих бомбоубежищах. Они-то действительно надежны. Пример  – бомбоубежище машиностроительного завода. В нем нашли спасение в основном жильцы северо-восточного микрорайона. Им-то досталось больше всех. Сам машзавод большей частью фактически стерт с лица земли. Пока не начались боевые действия, ополченцы использовали его как базу. За что он и пострадал. Бомбоубежище примыкает как раз к разрушенной части завода. За что и досталось: сам видел воронки прямо у входа. Во время затишья народ выходит наружу, греется на солнышке, сушит матрасы и одеяла, на кострах готовит еду. Рядом с некоторыми их домашние животные. Вид у людей, честно скажем, подавленный. Разговоры ведутся вполголоса, смеха не слышно. Некоторые с мобилами в руках отходят подальше в безуспешных поисках связи. Надо сказать, что мобильная связь в подобных условиях – настоящая «песня». Места, где «берет», определяются с помощью экспериментов. Самым слабым звеном оказалась украинская МТС. Лучше дела обстояли с «Лайфом» и «Киев-старом». Относительно, так сказать, аппаратного обеспечения настолько же слабым звеном оказались навороченные смартфоны. Потому что в одном и том же месте дозвониться удавалось только тем, кто имел самые примитивные телефоны. А ничто не действовало так на нервы, как отсутствие информации о родных и близких. Меня всегда забавляло, сколько внимания в мире уделялось так называемым информационным войнам, сколько монографий посвящалось модной теме. В спорах как аргумент я всегда произносил сокрушающую противника фразу: «А если повернуть рубильник в положение «откл.»? После первого же попадания в электроподстанцию наш городок погрузился в информационно-технологический вакуум, уступив место информационно-человеческим слухам…

Все, время складывать вещички и уходить: прибыл мой зять.

Так зачем же я возвращался в город?

Нам позвонили и сказали, что в магазин напротив нашего дома при обстреле попал снаряд. А магазин этот ровно через дорогу. И, кроме того, магазин находится в девятиэтажке, где на втором ее этаже квартира родителей зятя. Т.е. получалось как в сказке: одним махом всех убивахом. Во всяком случае, окна и балконы как минимум. Вот и стукнуло мне в голову: надо спасать родное имущество. К счастью, все оказалось преувеличением. Снаряд попал не в магазин, а просто зацепил самый верхний, технический этаж. Ни квартира сватов, ни наша собственная при этом не пострадали. Меньше повезло соседнему дому: снаряд попал в дерево рядом с четвертым подъездом…

Мы с зятем добираемся до промежуточной базы: села, где временно обитают его родители и где нам предстоит ночевка.

Сваты очевидно в шоке. Примерно три часа назад на соседнюю ферму, расположенную через заливной луг, выпал артиллерийский «град». До сих пор еще горят хозяйские постройки. Сами сваты успели сховаться в погребе. Двор их денно и нощно охраняет внушительная псина, трехлетняя московская сторожевая. Но при первых же обстрелах она же первая, расталкивая хозяев, мчалась спасаться в погреб. Пришлось свату оборудовать псине как бы индивидуальное бомбоубежище. Естественно, под ее собачье представление: оно должно быть низким и узким. Ее личная будка не в счет.

Чтобы убить время до наступления темноты, помогаю сватам в огороде. Видно, как за лугом помаленьку занимается огнем лес. А за ним все бухает и бухает на разный артиллерийский лад.

Хозяйка дома накрывает на стол. Вдруг на другом поле, что метрах в пятистах от двора, взлетает в небо огненный столб и оглушительно грохает. На этот раз всем хватает выдержки, чтобы не кинуться в погреб. Молча жуем. К воротам подходят соседи и кличут свата, что-то ему говорят. Сват возвращается и сообщает, что вроде бы сегодня в Минске договорились о прекращении огня, в 18.00 по Киеву. На часах без двадцати шесть. А за околицей все бухает и бухает. Оплата, наверное, сдельная. За двадцать минут надо все отстрелять.

Но чудо! Ровно в шесть часов артиллерия умолкает. И непривычная, почти что мирная тишина царит всю ночь до утра нового дня…