Открытый урок истории

Со временем прошлые события видятся нам во многом по-другому. Однако этот открытый урок истории я не могу вспоминать без пробегающей по телу дрожи. Группа советских войск в Германии, 1987 год, гарнизон Альтенграбов, средняя школа № 51, мой урок в четвертом классе. Тема урока – «Начало Великой Отечественной войны». Это один из серьезнейших уроков в моей жизни. О том, что именно у меня будет открытый урок, я узнала только накануне. Руководство школы справедливо считало, что любой урок любого учителя при необходимости может стать открытым. На этот раз жребий пал на меня. Тем более что я успела закончить оформление своего кабинета, получив за это множество шишек. На стенах красовались новые стенды, выполненные с любовью и старанием, но лавры достались преемнице. Это гораздо позже я поняла, что часто делают одни, а похвалу получают другие. Но речь сейчас не об этом…

В классе под строгим, всепроникающим взглядом завуча-историка Барбышевой сидят мои коллеги и внимательно слушают каждое слово.

Какая поставлена цель урока? В каком темпе проходит объяснение темы и используются ли технические средства обучения? Внимательно отслеживают движения указки по карте.

Вижу, что к внешнему виду претензий нет. Одета в темно-синий костюм с белой блузкой - скромно и аккуратно. Волосы уложены в «учительской» прическе: подняты и заколоты.

Мой голос звенит металлическими нотами, на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Волнение достигло апогея, когда я, включив компактный проигрыватель, опустила иглу на пластинку. Живым воспоминанием зазвучали слова песни «Вставай, страна огромная!», с которой связано так много. Моя мама во время войны была запевалой. На уроках военной подготовки давалась команда: «Запевала! За-пе-вай!». И чистый девичий голос пел слова о страшном бое «с фашистской силой темною», о вскипании благородной ярости, о священной народной войне.

Мама больше никогда не пела эту песню и не могла ее спокойно слушать. Только не расплакаться! И волевым усилием слезы возвращаются на место. Комок, все сильнее сжимавший горло, наконец-то проглочен. По телу пробегает дрожь. Внутренние рыдания затихают, говорю себе:

- Спокойно, Ольга Борисовна! Когда мой отец с верным другом Валентином, поляком по национальности, убегал из концлагеря, наверное, было страшнее. До последних дней носил он на теле следы от собачьих зубов, ямину в кости от удара дубинкой, а в сердце - любовь к немецкому народу. Отец свободно говорил по-немецки с детства благодаря соседям-немцам и всегда с благоговением вспоминал старика, который, конечно, понимал, откуда сбежали эти двое ребят, но оторвал свою хлебную карточку и сказал: «Туда не ходи – там полицаи» - и показал, в какую сторону идти.

Я вдруг пронзительно осознаю и понимаю, что сидящие в классе немецкие учителя – это друзья, соратники в деле патриотического воспитания подрастающего поколения в духе дружбы и взаимопонимания. Трудяги, как и мы. Я чувствую к ним такую же любовь, как к своим ученикам, детям, близким…

Положительные эмоции тоже не всегда легко сдержать.

Духовными глазами вижу, как моя мама ползает на дороге, голосит возле моего погибшего сына, неподвижно лежащего в растекающейся крови, с красивыми глазами, устремленными в небо. Помню, как сама, узнав о гибели сына, подстреленной птицей упала на пол. Ведь любой солдат или офицер – это чей-то сын. Это не статистика, а конкретное горе каждой матери, где бы она ни жила: в Москве, Ленинграде, Киеве или в маленькой деревушке.

При «разборе полетов» я неожиданно услышала слова глубокой благодарности от немецких коллег, тонко подметивших мое психологическое состояние и высочайший эмоциональный накал в голосе. От своих, советских учителей получила поддержку в виде одобрительных взглядов и рукопожатий. Но никто не знал, что творилось у меня в душе.

С какой радостью я провела бы урок добра и мира!