Христос воскресе!

Пискнул мобильник, сообщая, что пришло sms, и Мария, нажав нужную кнопку, прочла: «С праздником Пасхи! Христос воскресе!» – поздравлял старинный приятель, которого недавно не без ее рекомендации приняли в Союз писателей.

На дворе стоял ветреный, но солнечный апрельский день. В широкое балконное окно квартиры на четвертом этаже, занавешенное узорчатым тюлем, заглядывала макушка грецкого ореха – все ветви в клейких светло-зеленых листочках, меж ними свисают продолговатые сережки соцветий. Но ничто не радовало хозяйку квартиры, кое-как все же прибранной по случаю большого православного праздника, хотя все у нее валилось из рук. Бог – это свет, тот, который в душе человека. А если там беспросветный мрак, то хоть все глаза прогляди – не узришь Иисуса Христа, принявшего муку крестную за весь род человеческий.

«А Анжела, наверное, как ни в чем не бывало пошла в храм куличи святить, она ведь церковь посещает, по стихам ее это видно», – подумала Мария, кутая плечи белым невесомым шарфом, связанным для нее внучкой.

Она неподвижно сидела, утонув в глубоком кресле, и со стороны могло показаться, что уставшая от жизни пожилая женщина сосредоточенно созерцает пляску листьев за балконным окном. На самом деле она ничего не видела, углубившись в свои невеселые мысли. Ее глаза с черными бусинками зрачков, в которых прежде нередко плясали озорные чертенята, теперь потускнели, острый носик на бледном увядающем лице как будто еще больше заострился, и вся ее маленькая фигурка трагически напряженной позой напоминала выпавшего из гнезда беспомощного воробышка с сизым пушком на голове.

Мария, несмотря на ее ничем не примечательную внешность, относилась к числу редкостных людей, о которых говорят: поцелован Богом. За ее плечами долгая жизнь, полная трагических событий, утрат и таких переживаний, о которых не расскажешь простыми словами - только поэтическим слогом. Она была одной из тех невольников вдохновения, которые не могут не писать, точно так же как птица не может не петь. В тумбочке рабочего стола хранилось десятка полтора ее стихотворных сборников в мягких обложках, напечатанных на пожелтевшей от времени газетной бумаге еще в советское время. Плюс к тому внушительный членский билет, на лицевой стороне которого было оттиснуто золотом: СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ СССР.

«Бывают тоскливые дни, когда замирает, как плод во чреве, живая душа…» – шевелились в мозгу Марии и никак не «вытанцовывались» в стихотворение строки. Выразить в слове свое настроение – значит овладеть им. Но выразить не получалось. И она мучительно пыталась разобраться в себе, отчего ей так тошно, скверно в этот солнечный светлый пасхальный день.

Вспомнилась давнишняя предновогодняя радостная суета. Улучив время в обеденный перерыв, торопливо ходила она по рынку, припадая на правую больную ногу. Выбирала подарок получше, поинтереснее, но и доступный по цене, и все беспокоилась, не окажутся ли в красочной упаковке с традиционной новогодней тематикой просроченные заплесневелые конфеты. Подарков, собственно, покупала она два, абсолютно одинаковых: для взрослой внучки и для Анжелы, которая согласилась доставить презент, поскольку отправлялась на каникулы домой, в тот самый курортный городок, где жила своей маленькой семейкой с мужем и годовалым Славиком внучка писательницы Светочка.

Мария уже много лет работала в центре развития творчества молодежи и симпатизировала тем из молодых, кто безрассудно, как сама она когда-то, бросался в пучину благих увлечений, не размышляя, какие дивиденды получит в конечном счете. И потому недолго думая приготовила для Анжелы еще один подарок в качестве сюрприза. Девушка накануне приобрела по доступной цене очень нужный ей ноутбук, заняв при этом у своей наставницы недостающие до нужной суммы три с половиной тысячи. «Обойдусь я без этих денег», – решила Мария и при встрече сказала Анжеле: «Не хочу, чтобы тебя долг напрягал. Считай, что ты ничего мне не должна». И тут же принялась излагать свою жизненную философию: дескать, ты – мне, я – тебе, но это не то, что нужно людям для душевной радости. Я – тебе, а ты – другому, который будет нуждаться в твоей помощи. Только так надо, только так правильно! Но осеклась, замолкла, увидев в глазах Анжелы вместо радости непонимание и какое-то вдруг посетившее ее отвлеченное раздумье.

Доверительные отношения с Анжелой у старейшей известной в этом крае писательницы сложились недавно, тогда как шапочное знакомство состоялось намного раньше. Высокая студентка с фигурой балерины, осваивавшая в местном университете искусство вокала, увлекалась еще и живописью, писала стихи, издавала за свой счет никому, кроме нее самой, не нужные сборники, печаталась, опять-таки за свои деньги, в низкопробных коммерческих журнальчиках. И все ходила неприкаянная, ища какую-нибудь литературную группу, творческую среду. Примечательным, запоминающимся было у нее лицо: с тонкими чертами, матово-белое, в обрамлении блестящих черных волос, гладко зачесанных и стянутых узлом на затылке. Оживляли лицо большие черные выразительные глаза. Нос с горбинкой (как у Анны Ахматовой, отметила про себя Мария Ивановна). Нехороши были только большеватый, несколько по-лягушиному растянутый рот и голос, какой-то гугнивый, носовой. Но таким он был при разговоре, в пении этот недостаток не чувствовался. Странно, но в Анжеле как будто совмещались два человека с разными голосами: один – для обихода, другой – для сцены. И национальное происхождение ее было двойственным: по матери русская, по отцу армянка.

Мария обратила наконец на студентку свое внимание и прочла пристрастно все ее пять книжек. Стихи Анжелы были слабые, неумелые, но в них проблескивало порой подлинно живое чувство, обнаруживались признаки поэтического дарования. Под мастерским руководством наставницы неуклюжие строки выравнивались, не теряя обаяния естественности, образы получали нужную шлифовку и огранку.

И вот первые успехи. Стихи Анжелы напечатала на литературной странице краевая газета, потом их приняли в альманах, издаваемый писательской организацией. Наконец, прочувствованное предисловие старейшей писательницы и тщательно отредактированная ею подборка стихотворений Анжелы обеспечили ей публикацию в женском журнале всероссийского значения. Стихи с портретом молодого дарования заняли целый разворот в этом достойном по содержанию и красочно оформленном издании. И даже гонорар был выслан автору, почти месячная стипендия студентки!

Как были кстати такая радость и материальная поддержка для Анжелы – это знала ее наставница. Накануне ее подопечная позвонила ей и, явно волнуясь, сообщила: «У меня проблемы. Срочно нужны семь тысяч рублей… Верну через два дня…».

Журнал с публикацией и первый в жизни гонорар автору торжественно вручали всем центром: директор, художественный руководитель, методист и она, Мария, литературный консультант. Свои собственные деньги, сняв со сберкнижки, куда ей перечисляли пенсию, писательница присовокупила к гонорару автора незаметно для всех, дабы не смущать девочку. Собственно, девочкой она была только для нее, имевшей примерно такую же по возрасту внучку, года на четыре моложе. А на самом деле Анжела уже далеко не девочка, а молодая женщина под тридцать, то есть вполне сложившийся человек.

…Ни через два дня, ни через неделю, ни через месяц Анжела после этого не объявилась. Звонила два раза, интересовалась, будет ли ее наставница на работе, дескать, денежки собирается принести. И не приходила, не приносила. И каждый раз Мария чувствовала себя в роли ослика, перед носом которого в недосягаемости держат клок сена: движется ослик в упряжке, движется и сено. Это было тем более оскорбительно, что она ведь готова была оказать услугу Анжеле абсолютно безвозмездно – только заикнись она об этом, врать-то зачем? Позвонив в третий раз, Анжела объяснила причину получившейся с ее стороны неустойки: «Меня обманули». И ни извинения, ни обещания хотя бы в отдаленном будущем вернуть сумму «кредита».

Однако теперь уже Мария понимала, что если в этой ситуации кто-то кого-то обманывает, то это сама Анжела. Изначально она все просчитала и брала необходимое ей вовсе не для того, чтобы возвратить.

Хозяйка квартиры прошла на кухню и принялась хлопотать у плиты. Праздничные куличи на этот раз она не выпекала. Дорого, и в духовке переключатель как назло отказал, видно, спекся в прямом смысле слова. Звать мастера не с руки. Сегодня за каждую мелочь дерут по-крупному. Не заработать, а урвать – вот нынешний принцип во взаимоотношениях, свое-образная примета времени.

За неимением муки Мария смолола на кофемолке овсяные хлопья, замесила на кефире с пищевой содой и яйцом тесто, выложила на разогретую и смазанную смальцем сковороду большую лепешку. Та получилась темноватой, но пышной, с хрустящей корочкой.

И тут Марии вспомнилась другая лепешка: потоньше этой, но поувесистей, синевато-серая на срезе. «Ишь как важит!» – сказала довольно стряпуха, вытаскивая сковороду из русской печи со своим кондитерским изделием на подсохшем листе лопуха. Тогда ценилась плотность вещества в продукте, затмевая собой вкусовые качества. Бог весть из чего испекла свою лепешку хозяйка уцелевшей избы, приютившая бездомную Машину семью. Кажется, из картофельных очисток, но угощения вкуснее Машенька никогда в жизни уже больше не пробовала. Она была ребенком войны, ничего хорошего в детстве не видевшем. Тем не менее воспоминания ее о послевоенном времени оставались все же светлыми. Наверное, потому что люди той поры запомнились ей подельчивыми, общая беда единила страдальцев, они старались поддерживать друг друга, делились последним. Ни воровства не было, ни обмана. Вспоминая каждого, кто как-то ее приласкал, чем-то угостил, пожалел, приветил добрым словом, Мария сожалела, что не помнит их имен, что не может она теперь, все осмыслив, всему дав подлинную цену, поклониться низко землякам из детства. Да и всем тем, кто не раз подставлял ей плечо в трудную минуту жизни. Вот откуда у нее это желание - добро, которое видела от людей, отдать другим…

Она села за стол, накрытый по случаю праздника белоснежной скатертью, и стала пить чай. Но ложечка с вареньем почему-то предательски подрагивала и застывала в воздухе на пути к бледным губам…

Тут Мария вспомнила вдруг, что не ответила еще своему старинному приятелю, поздравившему ее с Пасхой. Она взяла трубку - и запиликали под ее пальцами кнопки с буквами, выстраиваясь в строки с горькими словами: «Говоришь, Христос воскрес? Хотела бы я сейчас увидеть того, у кого истинно храм Божий в душе».

«Что-то случилось?» – пришло незамедлительно в ответ sms.

Случилось. Да разве такое расскажешь?! Простыми-то словами...

Писательница прошла в комнату к своему рабочему столу, села, глубоко задумалась. И вдруг ее внешность преобразилась: глаза засверкали каким-то особенным светом. Всем телом она подалась вперед, словно что-то ей увиделось вдали… Она была теперь похожа не на воробышка, а на орлицу, готовую расправить крылья и взлететь… На чистый лист бумаги ложились бегло строки...

И тут раздался телефонный звонок. «Бабушка, Христос воскресе!» – послышался в трубке родной голос Светочки. «Воистину воскресе, внучечка, радость моя!» – встрепенувшись, ответила писательница. Нашелся-таки тот единственный человек, которому она без утайки могла излить душу…