Русский язык засоряют неологизмы
Особенно переживают языковые проблемы те, кто ощущает «исчезновение» русского языка как исчезновение родной земли: «Уважаемые редакторы газеты, обращаюсь к вам не только я, но и коллектив ставропольской улицы Свободной. Пожалуйста, защитите нас от ныне бытующих модных словечек, заполонивших СМИ. Как, скажите, понимать такие слова, как «омбудсмен», «боулинг», «кластер», «промоутер», «дистрибьютор», «риэлтор» и т. д.? Неужели наш русский язык так оскудел, что им нельзя полноценно выразить желаемое? Если не поймете нас, русских, не жалуйтесь на потерю подписчиков. Передайте это требование и губернатору. С уважением, ваш вечный подписчик Мезенцева Раиса Федоровна, участник Великой Отечественной войны, инвалид II группы».
Приведем примеры из письма еще одного нашего читателя, Валерия Суханова: «За годы «бандитского» капитализма в русский язык вошло более десятка тысяч иностранных слов(!). Никто не против, чтобы язык обновлялся и получал хорошие неологизмы, но он необоснованно засоряется не только непонятными иностранными словечками, но и уродуется тюремной лексикой и матерщиной, привычно вошедшей в российские телесериалы. По мнению ученых, подобный язык калечит неустойчивую психику детей и подростков, которые говорить без мата уже не могут. Я часто прохожу мимо одной из ставропольских гимназий и слышу тарабарский язык современных мальчишек и девчонок. У них музыка «крутая», «телка клевая», у них «ништяк», «писец», «башли», «о’кей» и т. п. Зачем, скажите, нам слова «оверхед», «флаер», «секонд-хэнд» (а как насчет «хенде-хох»?) Теперь уже не фабрика, а «холдинг», не автостоянка, а «паркинг». Рекламщики предлагают нам «чипсы», «марсы», «хот-доги». На вывесках мы видим не русские названия, а какую-то белиберду: «Бутик», «Кейсария», «Милком», «Васко»... Так не пора ли прекратить коверкать русский язык, чтобы сохранить его как богатейший из всех европейских?!».
Оценка нашими авторами новых языковых явлений совершенно справедлива. С подобными сложностями сталкиваются многие страны и с тем или иным успехом сопротивляются «колонизации» родного языка. Самые рьяные из борцов и защитников - Франция и Исландия. В их словарях можно насчитать не более 300-400 иностранных слов. В исландском языке даже нет слова «революция» - обходятся каким-то собственным значением и потому, наверное, живут без революций. Впрочем, есть примеры исключительно парадоксальные. «Великий и могучий» английский язык на три четверти состоит из французских слов. Объяснение историческое: в период нормандского завоевания 300 лет британцы говорили по-французски, а тех простолюдинов, которые питали слабость к собственному языку, жестоко преследовали и наказывали...
Тысячелетняя история взаимодействия и взаимовлияния национальных языков открывает далеко не однозначную картину. С одной стороны, язык - существо стихийное, своенравное, с другой - ранимое и зависимое. Как и сам человек. Как вообще человечество. Уж насколько ревностно ограждают французские академики, журналисты, государство свой чудесный французский язык, но и к ним проникают нелюбимые ими американизмы. Почему? Как только какая-либо из новых значительных технологий появляется за границей, так сразу же начинается успешное шествие по планете соответствующей терминологии. Так было с масскультом, Голливудом, шоу-бизнесом, компьютеризацией всея Земли. Новые языковые системы принимают облик моды, и сопротивляться им крайне трудно. Нечто подобное можно сказать и о социально-политическом словаре. Вот, к примеру, до боли знакомая нам цепочка слов: «Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза».
Кто поверит, что истинно русскими и своими здесь являются лишь два последних слова: «Советский Союз», остальные слова - «пришельцы». Тот факт, что они тоже стали «своими», говорит о внутреннем соответствии новых слов и новых дел. Людей как раз-таки и возмущает, когда слова нередко насаждаются словно насильно, ибо иностранные термины, лишенные понятного всем корня, выполняют, по сути, маскировочную роль. Вместо «капитализма» - «рыночная экономика», вместо «наемного убийцы» - «киллер» и т. д. Однако самым ярким примером стало слово «коррупция», о которой и прочитаешь, и услышишь за день едва ли не сто раз. Кроме известных значений, переведенных с латинского как «подкуп и продажность должностных лиц», есть и другое, именуемое словом «разложение». Поэтому если мы говорим: «Всю страну охватила коррупция», то в переводе на язык правды и жизни это означает нечто гораздо более страшное. Зато первое (подумаешь, взятка!) гораздо спокойнее.
Наук, изучающих бытование языка в современном мире, великое множество. Но и обычный человек, не отягощенный психолингвистическими познаниями, способен сам поставить эксперимент - просто-напросто вспомнить, какой была его речь, когда он был хоть немного счастлив. И он, и страна, и, может быть, целый мир?! К этому-то языку и необходимо вернуться. От каждого из нас тоже зависит, какие мы произносим слова. Но реально ли это? В пространстве личной жизни - да!
А теперь вновь вспомним о письме Р. Мезенцевой. Вероятно, какие-то из иностранных слов, не имеющих аналогов в русском языке, попали и на наши страницы. Например, «рейдерство»... Это новое явление, о котором мы прежде знать не знали. Но такие примеры, будем справедливы, редкость. А в целом мы обходимся в основном русским словарем. И происходит это потому, что «Ставропольская правда» - не «желтое» издание, а общественно-политическая газета с серьезными традициями, которые она бережет не меньше, чем наши читатели.
24 декабря 2010 года