Виктор ВОВК: Я к вам приду еще – из прошлого
Но та же самая история, загипнотизированная ритмом и рифмой, вдруг словно открывает нам глаза и наполняет живым чувством радости и даже счастья. Потому что у каждого из нас есть своя «станица Должанская», маленький детский рай, из которого человек однажды уходит во взрослую грешную жизнь.
Кто на Кипр и на Багамы,
На Канары иль в Майами,
Ну а я – в Должанский рай,
Где хмельного солнца пламя
Обожжет проруху–память...
Здравствуй, мой Азовский край!
И далее – откровенное, почти даже детское обоснование своего счастья:
Потому что жил в станице
И считал ее столицей –
Главным центром бытия!
Мне она на карте жизни
Заменяла всю Отчизну,
Оттого и счастлив я.
В сущности, перед нами пример того, как чарами русского языка проза жизни способна превратиться в поэзию, а журналист – в поэта. Когда, как и почему Виктор Вовк стал поэтом, никто точно не знает, да и не может знать. Его стихи изредка появлялись в газете и раньше, но по каким–то неписаным законам считается, что журналистика и поэзия, как гений и злодейство, несовместимы. Впрочем, и на «журналюгу», и на романтического поэта Виктор Вовк и в самом деле похож мало по причине чрезвычайной скромности и даже застенчивости. Однако в то же самое время именно этот застенчивый человек в стихах способен наобещать нам очень много. А ведь это, между прочим, родовой признак поэзии. Скажем, журналист Вовк напишет о нашей эпохе: «Жили так–то, одевались эдак, ели–пили то–то и то–то...» А вот поэт Вовк «наобещает»:
...Иссякнет образов источник –
На что фантазия весны?
В конце концов ты – полуночник.
Так подсмотри чужие сны!
Не говори при виде снега,
Что он – осадок в зимний день.
Ведь ты же видишь:
кто–то с неба
Бросает... белую сирень!..
Эти и множество других стихов я внимательно «рассматривала» в довольно внушительном, недавно изданном поэтическом сборнике Виктора Вовка под названием «Я к вам приду еще – из прошлого». Попутно возникали самые разные вопросы. Почему, скажем, на Руси не переводятся поэзия и поэты, которым, кстати сказать, теперь приходится печататься на собственные средства – микроскопическим тиражом, по 300–500 экземпляров, но даже в таких условиях все равно ведь не переводятся?! Какая же внутренняя сила заставляет их мучаться словом, искать поэтическую истину, верить в человека? Еще вопрос: могут ли современные писатели и поэты подсказать нам что–то важное и чему–то научить нас?
В поисках ответа придется вспомнить и о других родовых признаках поэзии. Основная функция подлинного творчества – проникновение в замкнутое пространство жизни. А еще – привнесение себя в дар другим и поиск тех, кто этот дар примет и оценит:
Хотя к стихам неровно дышит,
Скорей всего, аристократ –
Эстет, которому я рад, –
Но для меня по рангу выше
Не сноб, надменный господин,
Не чванный критик из богемы,
А мой собрат, простолюдин,
Такой, как я, как ты, как все мы...
Однако же мои, признаюсь, любимые «доказательства» поэзии заключаются всего лишь в двух понятиях: поэзия может быть какой угодно, но обязательно неистовой и ясновидящей! Все эти бесценные приметы я обнаружила в стихах Виктора Вовка.
Сам он называет себя самодеятельным поэтом. Пусть так, чем скромнее, тем лучше. И потом, Виктор Александрович прав. Есть великие имена, заключающие в себя эпохи, – Гете, Шекспир, для России – Пушкин... И есть поэты–современники. Тех, великих, мы постигаем с неизменным почтением, но нам очень нужна и современная поэзия. С ней как–то проще, в чем–то она человечнее и говорит с нами на одном языке. У «самодеятельного» поэта Виктора Вовка широкий круг тем: он пишет об отчем доме, о любви к женщине, о тайнах творчества, о боли за свою Родину. И о хмельной радости жить... Но есть у него тема, которая внутренне связана с этой радостью и которую иначе как всечеловеческой не назовешь. Тема смерти. Даже большие поэты порой робеют перед этой «бледной с косой». Почему же не робеет застенчивый Виктор Вовк? О, здесь простор для работы мысли и воображения. В его стихах о смертном конце человека можно обнаружить сразу несколько неожиданных интонаций: русский драматизм с его устремленностью к небу, испанское достоинство, французскую ироничность. Как ни странно, но эти стихи размягчают панцирь нашей личности, снимают с нее маски, делают нас как–то неожиданно спокойнее:
...Умереть – это так неприлично!
Да к тому же еще непривычно...
Лишь представить: у всех на виду
Ты впервые лежишь горемычный,
Сам себе сотворивший беду;
И нет сил объясниться публично,
Почему, к сожаленью–стыду,
Суетящийся друг закадычный
Вдруг напомнил тебе тамаду...
Или вот еще такие строки:
...На веки вечные уйдешь,
Не торопясь, как будто зная:
Как ни печальна жизнь, но все ж
Она в сто раз прекрасней рая...
И все–таки, признавая талант Виктора Вовка, не могу сказать, что принимаю все его стихи подряд. Наибольший поэтический потенциал в его мировоззренческой, патриотической, гражданской лирике, способной внутренне объединить сегодня стольких людей. В разделе «Горькие стихи», например, сразу же врезалось в память:
То ли мы свое забыли звание,
То ли это сумасшедший век:
У себя на Родине в изгнании
Неприлично русский человек.
А чего стоит христианское в своей сути заклинание нашего автора: «Поплачь, душа! Прольются слезы...». Можно не прочитать более ни одного другого стихотворения Вовка, но если услышишь эту поэтическую фразу – ни за что не забудешь ее. Она, ей–богу, стоит многих других, и вот почему. Во всем мире люди, любящие культуру России, боятся, что ожесточившиеся русские в конце концов действительно откажутся от своей «загадочной души». «Мир без русских существовать не сможет» – об этом пишут японские философы, американские интеллектуалы и... российские поэты, чья «неистовая и ясновидящая» поэзия все еще хранит наши души от порчи, защищает нас от самих себя – только бы читатели находили их стихи в газетах, журналах, скромных самиздатовских сборниках...
Поэта Виктора Вовка увлекают распространившиеся ныне интернет–сообщества, электронная переписка с поэтическими «братьями и сестрами» из разных стран. Увлекает жизнь. И потому он позволяет себе вновь «наобещать» нам нечто. Его обещание, вынесенное в название сборника «Я к вам приду еще – из прошлого», обретает космически безбрежную духовную многозначность:
...Под нежный серебряный шорох
Летящих на небо стихов
Проснется взволнованный город,
Уставший от черных грехов.
И станет над миром светлее –
Чуть раньше забрезжит рассвет.
Значенья уже не имеет,
Откуда пришел этот свет...
* * *
Читатйте также стихотворения Виктора Вовка в нашей Литературной гостиной
24 апреля 2009 года