Тургенев. Партия в «Режансе»

Около четырех часов пополудни в шахматное кафе «Режанс» вошел очередной посетитель – импозантный господин с превосходной серебристо-седой бородой. Одетый по последней моде, он, однако, сохранял утонченный вкус. В руках изысканной работы трость, стоившая, вероятно, немалых денег. Он легонько поигрывал ею при ходьбе. Весь вид вновь прибывшего выражал здоровую, обоснованную уверенность в себе. Небольшой акцент, с которым он произнес слова приветствия присутствующей публике, выдал в нем иностранца. Это оказался гость из России — писатель Иван Тургенев, о чем зашептались за столиками: он был знаменит.

Усевшись, русский заказал тотчас возникшему перед ним официанту кофе. Тот учтиво спросил, не желает ли мсье сыграть партию в шахматы. Да, желает, зачем же еще приходят в «Режанс»! В таком случае не позволит ли мсье найти ему партнера? Разумеется. Выпьет чашку кофе и с удовольствием сразится с тем соперником, которого ему предложат. Официант низко поклонился.

– Только, – предупредительно поднял палец Тургенев, – это должен быть сильный игрок.

– Непременно. – Официант еще раз поклонился и ушел исполнять заказ. В ожидании кофе русский раскрыл свежую газету. Что там пишут о его Родине? Ничего. Россия Европу не интересует. А вот! Заметка о пребывании в Париже мсье Тургенева. Всего пара строк, но зато говорится, что сей дворянин — лучший писатель в России. Он улыбнулся. Однако вот и кофе. Тургенев сделал первый глоток. М-м, вкус довольно приятный. Писатель даже зажмурился от наслаждения. Да, что бы ни говорили скептики и злопыхатели, а жизнь прекрасна. Пре-крас-на! Надо только уметь жить. Его талант полностью раскрылся, о нем говорят в превосходных тонах, его любит Полина и он ее любит, а улицы Парижа чудо как хороши весной, да и кофе просто великолепный. М-да, для полного счастья осталось сыграть в шахматы с интересным противником. Допив кофе почти до самой гущи, Тургенев вытер бороду и элегантным жестом подозвал официанта, не заставившего себя ждать. Он стоял уже рядом, почтительно согнув спину.

– Так что насчет партнера?

Официант указал на одинокого человека за столиком у стены. То был грузный вислощекий мужчина в летах. Сюртук его был поношен и нечист, волосы всклокочены, под левым глазом красовался синяк, а сизый нос говорил о пагубной привычке к алкоголю.

Тургенев недоуменно вскинул брови: как сей, с позволения сказать, господин может быть достойным партнером?

– Это Анри Мишель, наш постоянный посетитель, – проговорил официант.

– Но хороший ли он шахматист? – спросил Тургенев.

– О-о! Можете не сомневаться. Рассказывают, он сделал ничью с самим Полом Морфи.

– Вот как! – недоверчиво воскликнул писатель. Он был осведомлен, что чуть ли не половина французских игроков похвалялась ничьими и даже победами в поединках с великим Морфи, хотя на деле подобное чудо удавалось совершить считанным единицам. Наверняка и этот пьяница — пустой бахвал. Тургенев расплатился за кофе, одарив официанта («Благодарю вас, мсье!») щедрыми чаевыми, и подошел к своему будущему противнику. Мишель сидел перед шахматной доской и увлеченно переставлял фигуры, играя сам с собой.

– Мсье Мишель?

– Да, – поднял тот голову. – С кем имею честь?

– Меня зовут Иван Тургенев. Не желаете ли партию со мной?

Когда они расставляли фигуры, француз произнес:

– Ваше имя кажется мне знакомым. Чем вы известны?

– Может быть, тем, что я писатель, – улыбнулся Тургенев.

– Ах да! – вспомнил Мишель. – Вы из России.

– Совершенно верно. А вы чем занимаетесь?

– Так, служу в департаменте.

Ясно. Мелкий чиновник. Впрочем, и по костюму понятно, и по сизому носу: все чиновники, как в России, так и в Европе, ужасные выпивохи.

Впрочем, сейчас надо думать не об этом, а о предстоящей игре. По жребию белые достались Тургеневу. «Замечательно: шансы на победу вырастают, – подумал он. – Итак, начнем битву при «Режансе». Его королевская пешка двинулась на два поля вперед.

Была разыграна старая добрая испанская партия. Тургенев неплохо знал теорию этого дебюта и первые ходы делал, следуя рекомендациям «Hahdbuch’a». Мишель это заметил и, опасаясь его осведомленности, повернул русло партии в очень редкий вариант, мало кому знакомый. Не известен был он и Тургеневу, да и Мишель слабо в нем разбирался, но цель была достигнута: белые вынуждены быть играть самостоятельно, без книжной помощи.

Писатель задумался. Да, черные ушли от изученных теоретических вариантов, но дорогой ценой: их позиция стеснена, фигуры стоят безжизненно и не могут помешать атаке на их короля. Вдохновленный этим обстоятельством, Тургенев начал подтягивать силы на королевский фланг, к штабу черного монарха. Все шло как по маслу, внутри у него звучал бодрый марш. Но в какой-то момент – Тургенев так и не понял, в какой – он, что называется, перегнул палку, слишком увлекшись наступлением. Черные совершили прорыв в центре, отбросили белые фигуры на неудобные позиции и сами стали грозить неприятной атакой.

Сизый нос Мишеля хищно склонился над доской в предвкушении острой схватки. Тургенев нервно теребил пальцами бороду: тучи сгущались над ним. Но после продолжительных размышлений он обнаружил возможность выхолостить опасную инициативу противника. Нужно только провести маленькую разменную комбинацию, и игра сведется к нехитрому ладейному эндшпилю. Правда, у черных будет некоторое преимущество, но, чтобы превратить его в выигрыш, необходимо тонкое умение. Обладает ли таковым Мишель? Тургенев бросил короткий взгляд на своего оппонента. Нет, не может этот чиновнишко с испитым лицом оказаться настолько искусным мастером эндшпильной борьбы. И литератор, более не колеблясь, пошел на размены. Мишелю не оставалось ничего иного, как принять их.

Стихший было марш опять зазвучал в сердце Тургенева. Он даже попытался насвистывать, но Мишель, крепко задумавшийся, посмотрел на него с укоризной. Пришлось замолчать. На доске возник простой ладейный конец, в котором и выиграть, и проиграть крайне трудно. В воздухе запахло ничьей. Или это дым от сигар? В «Режансе» всегда много курят. «Что ж, хотелось, конечно, победить, но ничья так ничья», – думал Тургенев. Мишель тем временем совершал беспорядочные маневры ладьей, ни к чему не ведшие. Неужели никак не поймет, что пора заключать мирное соглашение?

Но что это? Мишель неожиданно пожертвовал пешку, чтобы проникнуть в тыл белых! Не слишком ли рискованно? Или это «зевок»? Тургенев уверенно принял дар. Но тот оказался данайским: Мишель довольно-таки скоро пешку отыграл да еще получил отдаленную проходную, которая явно метила в ферзи. Вновь над Тургеневым нависла мрачная тень проигрыша. Писатель снова взглянул на противника: тот теперь сидел, расслабленно откинувшись на спинку стула, напряженность исчезла, как будто ее и не было пару минут назад. «Как играет этот пьяница! Вот в чем разница между Россией и просвещенной Европой. У нас не всякий дворянин знаком с шахматным искусством, здесь же даже среди бедного чиновничества можно встретить сильного шахматиста…».

Тургенев попытался спасти партию, подводя короля к опасной проходной пешке черных, но Мишель умело отрезал путь к ней, превратив главную белую фигуру в статиста, а потом довел заветную пешку к полю превращения. Тургенев отдал за нее ладью и тотчас признал свое поражение. Протянул сопернику проигранный франк и сухо, но вежливо произнес:

– Поздравляю вас, мсье Мишель.

– Благодарю, – улыбнулся торжествующий француз. – Знаете, где вы ошиблись, господин Тургенев?

– В эндшпиле, когда принял жертву пешки, – угрюмо ответил писатель.

– Вовсе нет, – возразил Мишель. – Вы допустили решающую ошибку, когда перешли в этот эндшпиль.

– У меня не было выбора: ваша атака была чрезвычайно опасна.

– Вовсе нет, – повторил француз. Его толстые желтые пальцы расставили на доске фигуры, восстановив ключевой момент. – Атака быстро иссякала, и позиция делалась равной.

Воспроизведя несколько ходов за черных и белых, Мишель заставил убедиться в этом писателя. Тургенев переводил взгляд то на доску, то на красное лицо Мишеля. В душе его соседствовали восхищение и ненависть к противнику. Мишель вернул фигуры к ситуации, в которой Тургенев побил пожертвованную ему пешку.

– Что до этой позиции, то даже не возьми вы пешку, вы все равно проигрывали, пусть не так форсированно. – Мишель подтвердил свои слова передвижениями фигур на доске: – Видите?

– Вижу, – выдавил из себя Тургенев, убитый логикой Мишеля. Тягостные раздумья посетили его.

«Я считаюсь хорошим литератором, этаким столпом общественной мысли и духовности, к моим философ-ским и социальным взглядам прислушиваются во всем мире, газетчики признают лучшим писателем России, Мопассан на днях в приватной беседе назвал меня величайшим мыслителем современности… И вот сей «мыслитель» разбит, причем разбит не случайно, а весьма основательно и тонко каким-то пьянчугой-чиновником с физиономией, не отмеченной печатью мудрости. Недурной бы вышел сюжет для рассказа. Но дело отнюдь не в этом, а в том, что я отвратительный шахматист».

Тургенев вздохнул и поднялся со стула.

– Благодарю вас, мсье Мишель, за доставленное удовольствие. Всего доброго.

Они раскланялись. Тургенев направился к выходу. На сердце было печально. И зачем он сел играть? Только расстроил чувства.

– Мсье! – окликнули его.

Он обернулся. Официант подавал ему трость.

– Вы забыли, мсье.

Тургенев рассеянно кивнул, принимая свою дорогую трость, выудил из кармана монетку и положил ее в подставленную ладонь услужливого официанта («Премного благодарен»), после чего вышел из кафе. Оказывается, уже стемнело: парижские улицы ярко сияли газовыми фонарями…

Ипатово.