Читая Чехова захотелось жить

Собственно, все это время она пыталась преодолеть двухметровое расстояние до телефона. Наконец, приехала дочь, и началось: скорая, врачи, капельницы. После всех перипетий, когда мать подлечили, сын, живущий в Ставрополе, решил забрать ее к себе, сумел убедить сестру, что матери у него будет лучше, поскольку она сможет находиться под постоянным присмотром. Жена Андрея Полковникова Таня горячо поддержала эту идею. Повезли Клавдию Васильевну воронежский зять и внук. По очереди вели свою «Nissan», то и дело сверяясь с картой. Было уже заполночь, когда раздался телефонный звонок. «Андрей, - кричал по сотовому Володя, - мы тут заблудились, ищем дорогу на Ставрополь, темень, людей никого, место называется Михайловск…»

Залитый дождем старый дом встречал Клавдию Васильевну всеми огнями: светились окна, горела лампочка над крыльцом. скрюченную, не встающую на ноги мать с трудом перетащили из машины на жесткий старорежимный стул и в четыре руки понесли по длинной садовой дорожке к дому. Уставшая, полуживая, она словно восседала на троне, тяжело летящем над мокрой травой, – королева крошечного королевства по имени Старость… Свою мать сын сразу и не узнал. На него смотрела худая седенькая старушка. Андрей перевел глаза на портрет, давно висевший над его письменным столом. Русская красавица с тонкими чертами лица весело рассматривала вошедших в комнату людей. Две Клавы, молодая и старая, словно бы встретились глазами. У Андрея упало сердце: еще три года назад мать была полна сил и бодрости.

Началась новая жизнь. Надо было как-то поддержать Клавдию Васильевну. Решили купить нехитрые спортивные снаряды, составить специальный режим и вообще вывести ее из состояния старческой беспомощности. К счастью, мать оказалась некапризной, понятливой и даже послушной, хотя в былые времена все и вся подчинялось ее энергии и воле. Ходить она не могла, зато свою кровать превращала в мини-спортзал. Уже через месяц она заметно ожила, помолодела, и как-то Татьяна сказала ей: «Почему бы тебе не начать читать что-нибудь интересное?». «Да что ты, - удивилась Клавдия Васильевна, - со времен школы я ничего вроде и не читала. Трое детей, работа, не приучена была, а теперь и вовсе начинать поздно, только глаза мучить…». Телевизор тоже не особенно ее привлекал, смотрит что-нибудь «мыльное» да и заснет.

Однажды сын принес кипу газет, мать вытащила таблоид с Пугачевой, Киркоровым и прочими звездами. С этого дня это превратилось в ее увлечение. Читала газету от первой и до последней буквы, а к концу чтения руки становились черными от типографской краски. Ей приносили тазик с теплой водой, и она долго мылила руки. А потом догадались купить перчатки и фартук для чтения. Родные посмеивались: в этой спецформе мать была похожа на хирурга перед ответственной операцией. «Значит, тебе нравятся такие газеты?» – спросила ее невестка. В ответ, однако, последовали красноречивый вздох и выразительный взгляд.

Вскоре она начала передвигаться по комнате с помощью стула: час ходит по кругу утром, час – вечером. А когда пришла весна, сын отводил мать в сад и усаживал в кресло. Пели птицы, лаяли собаки, кудахтали соседские куры. Было хорошо, хотя и немного тоскливо. Внутренняя жизнь состояла из воспоминаний, но и они изо дня в день заученно повторялись. Казалось, что настоящая жизнь кончилась, а все, что происходит вокруг, – расписанный по графику «сон разума»…

Трудно вообразить и представить, но мать спасла культура, попросту вытащила ее из ямы однообразного старческого бытия. Однажды Клавдия Васильевна сняла перчатки и фартук и сказала: «Больше про Пугачеву не хочу. Дайте какую-нибудь книгу!». Татьяна достала с полки том Чехова, с этого момента все и началось. Мать очень изменилась. Она читала Чехова с всепоглощающим вниманием. В ее глазах появилось особое выражение острого любопытства к миру. Она часто комментировала свое новое состояние: «Как же я раньше могла жить и Чехова не читать?». Она так искренне сокрушалась, что в ее глазах появлялись слезы. «Ты посмотри на мать, - сказал как-то Андрей Татьяне. - Она стала читать, и ей захотелось жить!..». «А ты, представь, - ответила ему жена, как Антон Павлович был бы рад, если б узнал об этой истории? Поди знай, кто кому в жизни может оказаться нужным и необходимым…».

Между тем в записных книжечках самого Чехова есть сюжет одновременно и похожий, и противоположный тому, о чем мы тут рассказали. Антон Павлович в свойственной ему печально-иронической манере описывает историю одного русского человека, который страстно мечтал выучить шведский язык, чтобы в подлиннике прочитать Августа Стринберга: в начале ХХ века скандинавские мистики волновали умы российских интеллигентов. И он действительно всю жизнь учил трудный и громоздкий шведский язык и наконец выучил. Стал читать писателя и вдруг, к своему великому несчастью, понял, что сей знаменитый Стринберг ему скучен и совершенно неинтересен. Вот только что же делать теперь с этим шведским, он не знал, и охватила его тоска…

Ну а наша Клавдия Васильевна заканчивает читать двенадцатый том Чехова и дальше мечтает взяться за Льва Толстого. В библиотеке сына двадцатитомное собрание его сочинений.