К нам едет…

ВОЗВРАЩЕНИЕ РЕВИЗОРА

Отрывок из пьесы

Акт шестой

Явление первое

Та же немая сцена, что завершает пятый акт. Первым из прострации выходит ГОРОДНИЧИЙ. Взявшись за голову, произносит: «Пришла беда, открывай ворота. Отправлюсь сейчас к ревизору. Настоящему. Спаси господи и помилуй».

Будто от его слов в себя начинают приходить другие участники немой сцены. Поначалу их движения неуверенные, как бы сомнамбулические. Затем композиция немой сцены разрушается, люди свободно ходят по сцене.

Явление второе

Коридор в гостинице, дверь в тот же номер, в котором жил Хлестаков, перед дверью Городничий, Судья, Земляника, Бобчинский с Добчинским. Сзади этой группы возвеличивается фигура посыльного – жандарма. Городничий, перекрестившись, осторожно стучит в дверь и, не дождавшись ответа, решившись, как в прорубь, входит в комнату. В комнате, небрежно полулежа на кровати, расположился Хлестаков. Рядом с кроватью стоит Осип. На Осипе современный хороший костюм, белая рубашка, яркий галстук. Но повадка выдает того же крепостного человека, тихого плута.

ГОРОДНИЧИЙ (прямо с порога): Надворный советник Сквозник-Дмухановсский… (но, признав Хлестакова, по слогам, продолжает очень тихо) Хлест-таков. (И прежним добрым голосом) По вашему повелению.

Но тут, очнувшись и взревев, «Хлестаков», с поднятыми кулаками бросается на него. Тот негромко командует Осипу: «Отойди» и, поднимаясь навстречу городничему, эф-

фектным жестом протягивает ему гербовую бумагу. «Сим подтверждаю назначение Хлестакова Ивана Александровича Ревизором по именному повелению в городе Н. Подпись, печать».

Хлестаков с усмешкой смотрит на за-стывшего с широко раскрытым ртом городничего.

ХЛЕСТАКОВ: Что-то вы, Антон Антонович, как бы не в себе, будто под впечатлением или в расстройстве пребываете, никак себя в руки не возьмете.

ГОРОДНИЧИЙ: А ты где бумагу взял, а?!

ХЛЕСТАКОВ (показав глазами наверх): Там, где положено выдаваться подобным документам.

ГОРОДНИЧИЙ: Как же тебе ее дали, ведь ты же фармазон, финтифлюшка, тебя же

почтмейстер на чистую воду вывел.

ХЛЕСТАКОВ (брезгливо поморщившись): Антон Антонович, я ведь могу и под протокол беседу вести, и то, что официальную бумагу под сомнение взяли, и как ея выдавших аттестовать пытаетесь через клевету на меня. Все это зафиксировать возможно, только к чему? Вот и Осип, наверное, недоумевает, а он теперь ответственный за мою неприкосновенность, и с полномочиями.

ОСИП (тихо, угрожающе): С полными полномочиями мочить любого, где бы он ни находился на момент его мочения. (И после паузы добавляет уголком рта). На глушняк.

Городничий, оказавшись один против двоих, явно теряется, он определенно не знает, как себя вести.

ХЛЕСТАКОВ (дружеским тоном, устраиваясь поудобнее): Вот вы сердитесь, а я, признаться, уже соскучился без вас. Мне и другие комиссии предлагались, повыше, но я все-таки вас выбрал. Ведь отсюда мое настоящее возвышение началось.

ГОРОДНИЧИЙ (растерянно разводя руками): Как же возвышение, с чего, возможно ли?

В этот момент дверь в комнату тихонько приоткрывается и в щель осторожно протискивается голова Бобчинского. Увидев городничего, с растерянным видом стоящего перед Хлестаковым, он падает, но его тут же подхватывают, оттаскивают и тихо прикрывают дверь. Городничий оглядывается.

ХЛЕСТАКОВ (с подчеркнуто скучающим видом смотревший в потолок, когда городничий высказывал сомнения по поводу его стремительного возвышения, оживляется): Что это, будто движение какое-то произошло?

ОСИП (невыразительно): Бобчинский упал без чувств.

ХЛЕСТАКОВ И ГОРОДНИЧИЙ (в один голос): А-а.

ХЛЕСТАКОВ: Кто там еще за дверью прячется, ну-ка, пускай все заходят.

Явление третье

Входят судья, Земляника, Добчинский с жандармом вносят Бобчинского.

ХЛЕСТАКОВ: Господа, я приглашаю вас послушать веселый, но поучительный рассказ о произошедшем со мной. О служебном моем преображении. По старой дружбе выложу все начистоту, без утайки. Все, как оно было.

СУДЬЯ: Так вы, Иван Александрович, теперь уже в самом деле ревизор?

ХЛЕСТАКОВ: Да, это так, и в этом вам повезло. Не какого-нибудь прислали, у которого в голове ветер, знай себе отчеты о недочетах составлять. Нет, я не таков, я сам помогу все в истинном виде поставить, а уж потом, если что, спрошу.

(Ему явно не терпится рассказывать).

ХЛЕСТАКОВ: Так вот, отправился я отсюда не в деревню к папеньке, чего там с деньгами-то делать, а в столицу. Надоумленный какой-то силой, прямо явился к своему столоначальнику и, как на духу, поведал все, что со мной в вашем городе приключилось. А в доказательство истинности – деньги. Все, что у вас взаймы насобирал, прямо ему отдал. Вот смеху-то было. На другой день был вызван в министерство и там опрошен в мельчайших деталях. Изволили со смеху покатываться и по плечу хлопать.

И началось. Всякое собрание или бал – без Хлестакова невозможно. Всюду приглашен. Столичные барышни, если бал без Хлестакова, на него и не поедут. Такое сделалось поветрие.

ГОРОДНИЧИЙ: Да ты постой, ты вот только что от нас уехал, а уже и в столице побывал, и начальством обласкан, и на балах. Что-то у тебя не сходится.

ХЛЕСТАКОВ (скучающе, снисходительно): Так это у вас – только что, а в столице-то время по-другому, там все быстро. У вас час прошел, а там, глядишь, месяца пролетели. Я же объясняю: неведомой силой был доставлен и надоумлен. Как? Выше человеческого понимания. (Встряхнув головой, он беспомощно разводит руками, подчеркивая жестом бессилие разума перед этой загадкой). Только помню, по дороге пехотный капитан промелькнул – эх – и нету его. Карты из его рук так и посыпались, а уже мой-то след давно простыл. Вот такие сейчас в моду вошли скорости.

ГОРОДНИЧИЙ (в сторону): Если Иванушка Хлестаков в ревизоры вышел, какой же я теперь городской голова? (Вслух) Значит, в столице я сейчас известен и осмеян, и к лишению чина надо готовиться.

СУДЬЯ: Выходит, теперь наш город в столице обсуждаем?

ХЛЕСТАКОВ: Не то что обсуждаем, а просто с языков не сходит, все Н. да Н.

ГОРОДНИЧИЙ: Ну, так обязательно щелкопер найдется, бумагомарака-либерал, все опишет, сраму напустит. Им же все равно, лишь бы срамоту развести, над человеком надсмеяться.

ХЛЕСТАКОВ: Да откуда же сейчас щелкоперам-либералам взяться? А если и вы-ищется какой, его никто и читать не станет вовсе. Был, правда, там один, все свой длинный нос совал, все расспрашивал.

ХЛЕСТАКОВ (машет рукой): Где ему, величина исчезающая, в чем только душа держится. Ну что такой может написать? Вот фамилию его никак не вспомню, но точно из немцев. Не то Щёголь, не то Фоголь. А вот, вспомнил: Моголь!

СУДЬЯ: Так он литератор, этот Моголь, или просто так?

ХЛЕСТАКОВ: Какой литератор, это его Пушкин подзадоривал. Ну что, говорит, Николай Васильевич, сможешь в комедии представить? Вот уж кто оригинал до мозга костей! А тот тушуется перед Пушкиным. Не знаю, говорит, Александр Сергеевич, что и выйдет. А чего там не знать, ясное дело, ничего не выйдет.

Кому такая комедия нужна, за все действие ни одного убийства, а теперь без убийств уже не читают…