Ну, здравствуй…

– Здравствуй, я – Лена.

Она всегда говорила так – с того самого дня, когда они впервые увиделись… Его с трудом вытащили из огромного темного фургона и занесли в эту комнату. Маленькая девочка со смешными бантиками подбежала к нему и засмеялась:

– Здравствуй! Я – Лена!

– Это твое приданое, – сказали родители. – Будешь замуж выходить – возьмешь трельяж с собой. – Девочка погладила зеркало и прижалась к нему щекой:

– Прохладненькое!

Каждое утро она бережно вытирала зеркала трельяжа мягкой тряпочкой, а потом мама заплетала ей косички, и Лена отправлялась завтракать. Мама не любила часто смотреть в большое зеркало – в нем слишком уж видны были морщинки. Только иногда: посмотрит и вздыхает. Папа вообще гляделся в зеркало на ходу – больше для приличия, чем по необходимости. Лена, мама и папа всегда уходили из дома вместе – каждый по своим делам. Хозяином оставался Вася – самый вредный мальчишка на свете. Он надевал папин халат, брал сигару и начинал кривляться перед зеркалом. А однажды он закурил и выпустил такое облако дыма, что не увидел своего отражения. Запах дыма стоял до самого вечера, и Васю наказали. На следующий день мальчишка придумал новую забаву: стал плевать на приклеенную к зеркалу жвачку. Трельяжу очень хотелось показать родителям, чем занимается их сын, оставшись один, но он, как всякое уважающее себя зеркало, умел хранить тайны.

Дни летели за днями. Зимой в доме появилась старушка, Ленина бабушка. Она была такой слабой, что родителям пришлось вести ее под руки. Больше трельяж старушку не видел, только слышал, что в дальней комнате происходит что-то не-обычное, непривычно грустное для веселой семьи. А потом его зачем-то завесили черной тканью. Дом заполнился горестными вздохами и рыданиями, и в нем на какое-то время поселилась грусть. Все разговаривали шепотом, а мама долго не снимала черную косынку и не подходила к зеркалу. Даже Вася, казалось, стал взрослее и серьезнее.

А потом наступила весна, и с нею в дом вернулась радость.

Прошло много лет – трельяж не знал точно, сколько. Вася вырос и уехал на далекий Север, а Лена стала настоящей красавицей. Однажды она привела домой юношу с голубыми глазами, который очень удивился, когда Лена попросила его подойти к зеркалу и сказать: «Здравствуй, я – Саша». Саша приходил в гости все чаще, в семье стали говорить о какой-то свадьбе. В один из августовских дней Лена надела странный, но очень изящный наряд – белое платье с легкой фатой, украшенной цветами, и дольше обычного задержалась у зеркала. Потом мама сказала: «Пора!». Дом опустел. Поздно ночью Лена вернулась вместе с Сашей, подвела его к зеркалу:

– Здравствуй, я – Лена! А это – мой муж! – Она засмеялась, Саша поднял ее на руки и закружил по комнате. Лена была счастлива, и трельяж сиял от удовольствия, ловил всеми створками каждое движение молодоженов.

Родители переехали в бабушкин дом. У Лены появилось много новых забот. Первые месяцы Саша ей во всем помогал, но постепенно отошел от домашних дел и все чаще просто валялся на диване, краешек которого отражался в зеркале.

Однажды Лена вместо своих привычных слов произнесла:

– Пока! Не скучай! Я в командировку. Присматривай тут за Сашей. – И, улыбнувшись, ушла с огромным чемоданом.

Вечером по улице прокатился старенький ворчливый трамвайчик, повернулся ключ в двери, и в комнату вошел Саша с чужой женщиной. Она присела на краешек дивана, Саша угощал ее чаем и еще чем-то, а потом начал целовать. Если бы кто-нибудь догадался прикрыть створки трельяжа! Зеркала запотели – вовсе не оттого, что в кухне на плите все кипел и кипел чайник. Им было стыдно, хотя отражался в них всего лишь краешек дивана.

Утром обнаженная незнакомка подошла к зеркалу, и оно скривилось от возмущения.

– Фу, какое мерзкое стекло! Я в нем такая толстая, – сказала женщина. – И ноги какие-то кривые!

Саша обнял бесстыжую за талию и удивленно посмотрел в зеркало:

– Что за чертовщина! Королевство кривых зеркал какое-то! Наверное, Ленка пыль давно не вытирала!

Потом они оделись и ушли, а трельяж безразлично смотрел в окно и отражал плывущие облака. Ему казалось, что в комнате все еще стоит запах чужих духов и звучит: «Ленка…» Ленка… Раньше его хозяйку так никто не называл.

Вечером женщина пришла снова – и опять осталась на ночь. Так продолжалось целую неделю. Каждое утро трельяжу казалось, что сегодня уж он точно треснет от боли и обиды. Он кривился так, что однажды женщина себя не узнала. Она наклонилась к зеркалу так близко, что можно было рассмотреть каждый волосок ее неровно выщипанных бровей. Трельяж запотел от омерзения и больно хлопнул по ненавистному лицу створками с двух сторон. От неожиданности женщина вскрикнула и упала.

– Что случилось? – спросил Саша.

Она смотрела на него глазами, полными ужаса. И молча показывала на трельяж.

Саша с трудом поднял женщину, отнес на диван, а сам подошел к зеркалу.

– Странно, – думал он. – Наверное, это болезнь. Кто темноты боится, кто лифта, а эта – стекляшек…

Он потрогал створки трельяжа, взял маленькую тряпочку и начал вытирать зеркало:

– Странно… То ноги кривые видит, то руки толстые… (оглянулся) Хм… С Леной не сравнишь… Лена… Лена… Что я делаю? Ведь я люблю тебя, Лена! Прости…

Он помог женщине одеться, вызвал такси и проводил до машины. Вернувшись, подошел к зеркалу:

– Ну, здравствуй… Я – Саша… Все у нас будет хорошо.

с. Александровское.