История взяток не берет
Накануне у Ольги Константиновны вышел в Ставрополе солидный научный труд под названием «Новая драма как артефакт серебряного века». Узнав об этой книге из Интернета, устроители конференции пригласили ставропольского ученого в Лион. О книге и навеянных ею мыслях, тревогах и надеждах наша беседа с О. Страшковой.
- Ольга Константиновна, в СГУ вы читаете курс древнерусской литературы, а также историю русской литературы XVIII века. Ваше исследование интересно тем, что, рассматривая драматургию серебряного века, вы одновременно анализируете философскую, литературную, историческую мысль того двадцатилетия, которое и назвали «серебряным веком». Отсюда это ощущение откровения: живая культура, конкретные события… Сегодня есть потребность понять, что же русская история может предложить нашему современнику, знающему, что всякий раз на рубеже веков происходит очередная смута и обрыв прежнего развития. Собственно, нашу культуру мы привычно постигаем «с конца» - с XVIII-XIX веков… - ...в то время, как русская письменная культура началась с крещения Руси. Это был длительный процесс, в котором язычество не умерло, а ушло в глубины народного подсознания. Потому-то христианизация не исчерпывает всей нашей духовной судьбы. Если язычество – область воображения, суеверий, мечтаний, то христианство – культура духа и ума. Здесь, пожалуй, и лежит объяснение крайней противоречивости русского характера.
- В русской истории много загадочного и непонятного. Культура начинается с молчания, затянувшегося едва ли не на века. Некоторые даже считают, что молчание продлилось до появления Петра, что Петр пробудил спящую Русь. - Нет, с этим никак нельзя согласиться. Молчание действительно было, но не пустое и бессмысленное. Шло накопление сил: гений народа открылся в православной иконе. Понять, о чем говорит православная икона, означает разгадать код русской культуры.
- Временами начинает казаться, что знание кода многими уже утеряно. В обществе очевидный дефицит мыслей и идей. Судьба страны не может быть решена в телевизионных ток-шоу. Не потому ли обессилен современный человек? - Вся наша история шла под знаком собирания земель и обретения веры. До тех пор, пока вера, культура и политическое управление совпадают в целях, у людей сохраняется ощущение смысла бытия. Проблема в том, что всякое развитие не может избежать кризисного периода. Но не это самое страшное. Беда приходит, когда неверно выбрано направление исторического пути.
- Интересно бы проследить, как поиск национальной силы отразился на выборе литературного стиля. Как цари и художники пытались выразить свою волю и понимание русской истории? - Остановимся лишь на некоторых эпизодах. Крещение, движение из Киева на русский север, Куликовская битва. К середине XV века (расцвет Святой Руси) возникает интерес к личности. До этого – полная анонимность, и вдруг – авторские тексты, ренессансные настроения. Федор Курицын пишет Повесть о Дракуле-воеводе, Епифаний Премудрый – Житие Сергия Радонежского и т.д. Но взлет мысли, свобода, демократия неизменно порождают смуту и последующее давление. Уже в XVI столетии Иван Грозный пресекает русское возрождение. Его стремление к унификации означало требование подчиниться не столько себе, сколько идее создания единого государства. Себя, глубоко религиозного и безмерно любящего Отечество, он ощущал носителем этой идеи. Он говорил: «Наконец Московия дошла до идеала, еще шаг, и это будет, как в рай войти. А для этого надо едино думать о Боге…»
- Так появились 12 томов Четьи Минеи, в быту – Домострой. Но уже Петр вводит в литературу и жизнь стиль барокко. Зачем ему это понадобилось? Склонный к аскетизму русский царь и вся эта глупая свет-ская пышность, декоративность... - Почему Иван Грозный прихлопнул стремление к свободе? А потому: кто будет Богу и Отечеству служить? Барокко же – это возвращение к средневековой мысли о том, что все, дескать, под Богом ходим, от человека ничего не зависит, жизнь коротка, и потому надо окружить себя безумной красотой.
- Барокко называли жемчужиной неправильной формы… - И эта жемчужина понадобилась Петру затем, чтобы ввести Россию в Европу. Отсюда роскошь убранства, новый литературный стиль. Но вот Петра не стало. Политики сворачивают реформы, втаптывают его имя в грязь, а поэты, наоборот, прославляют. Поэтам нужен идеал: в литературе устанавливается классицизм. Отныне так и будет: художники могут тяготиться имперской судьбой России, но жить они будут безмерностью ее пространства.
Проходит еще сто лет. Прежние литературные формы устаревают. Душа рвется из клетки, только куда? Цель неясна – это и есть романтизм. Не потому ли таким коротким был век Пушкина и век Лермонтова? Они не успели сказать все, но сказали главное.
- Дальше можно говорить о великой удавшейся попытке осмыслить бытие во всей его громаде. Речь, конечно, о реализме и его столпах – Толстом и Достоевском. Однако спор о целях не завершен, а исторического времени той, романовской, России всего-то и осталось, что на серебряный век. В чем же состоит его урок? - К концу XIX века художественный код реализма начал разрушаться: в его недрах возникает потребность в самообновлении. «Я помню, - писал Блок, - наши ночные разговоры, из которых вырастало сознание нераздельности и неслиянности искусства, жизни, политики. Мы искали «третий путь в искусстве». Были и другие мессианские мысли: выразить в образах русское отношение к тайне. Вся эпоха была пронизана мистикой. Оторвавшись от земли, символическая душа серебряного века рвалась к звездам. Но как прежде русский ренессанс обрывается деяниями Ивана Грозного, так и серебряный век был задавлен тремя революциями…
- А оставшихся в живых пришедший на смену соцреализм быстро вернул на землю… - Здесь тоже не все так просто. Соцреализм – полноправное литературное течение, где романтической идеей служит идея социализма.
- Но в чем же все-таки урок? - Уроков несколько. Один из них, несомненно, связан с мифом «Москва – третий Рим». Да, церковь отделена от государства, но в сфере идей само существование России определено сохранением православия, и это высшая цель: до революции все государи – помазанники Божии. Как только ослабло подорванное Петром православие, николаевская Россия пала.
- Русская культура существует в двух ипостасях: духовной и художественной, а это разные психологические модели. Духовная культура требовательна, художественная – своенравна: художнику в церкви трудно. Художники не любят обязательств… - Со всей очевидностью серебряный век показал, что развиваться друг без друга эти культуры полноценно не могут. Иначе что же получается? Всю нашу историю, начиная с Петра, Россию преследовал соблазн «красивой европейской жизни». Ценой утраты территории и собственного культурного лица этот соблазн теперь осуществляется «избранными».
- А в ответ бурно строятся храмы: и православные, и мусульманские. Народ словно бы вспоминает самого себя… Но вернемся к началу нашей беседы. Мы говорили о том, что в иконе зашифрован код русской культуры. Если его знать, можно во многом самостоятельно разобраться. - Впомните, во время Великой Отечественной войны народ не думал о кодах и шифрах. Сила пришла изнутри, и плоть преобразилась духом. Это и есть истинное содержание иконы, веры, культуры. И это необходимо осознать политической элите. Сила и знание цели нужны не только в испытаниях, но и каждый день, в обычной человеческой жизни…
- Ольга Константиновна, а ведь есть изрядный оптимизм в том, что нам принадлежит совершенно уникальная история – с резкими поворотами, невероятными сюжетами, с великими бедами и победами. Такой опыт – национальное достояние России. - Но им следует верно распорядиться. Бездарно не промотать. Пока же мы стоим лицом к лицу с неумолимой и самой неподкупной властью в мире – с Историей, которая взяток не берет.