00:00, 26 ноября 2005 года

Я боюсь!

Но обидные слова, услышанные несколько месяцев назад, не забываются до сих пор. Тогда на проспекте Карла Маркса в разгаре было лето. Передо мной шли две девушки, приехавшие – судя по виду – из соседней северокавказской республики. Когда-то в газете этого региона я работала. У одной из девушек зазвонил мобильник. Я особо и не прислушивалась, но вдруг резануло:

- Да, мама, на квартиру устроились… Город хороший. Только русских много.

Честно признаюсь, едва сдержалась! Остановилась, отдышалась, покурила. И вроде бы успокоилась. Оказалось, вроде бы. Иначе не помнила бы эти слова все эти месяцы.

И уговаривала себя. И книжки по проблемам ксенофобии читала. А потом поняла, что не нужно обиду эту заталкивать внутрь себя, раз она есть. Надо попробовать с этой обидой разобраться. С эмоциями все ясно. Мы, коренное население, в данном случае Ставрополья – это русские и примкнувшие к ним другие славяне, много говорим о засилии инородцев и даже злимся: вот, понаехали. И по традиции ничего не делаем, чтобы остановить так не нравящуюся нам «экспансию». А они, как и эти девушки, просто констатируют: русских здесь много. И, по традиции, продолжают искать созданные другими блага, переезжая все севернее, чтобы занять места в вузах, на производстве, в коммерции. Там-то, на исторической родине – и это ни для кого не секрет, – места в высших учебных заведениях продаются по запредельным ценам. Там нет работы – не считать же за промышленное производство линии по розливу водки. Скажем больше. Не так давно достоянием гласности стали сведения о том, что в некоторых соседних со Ставропольем республиках выделяются государственные субсидии на покупку земли и жилья на территории нашего края.

Недовольный читатель вполне может попробовать обвинить меня в национализме. А не получится. Не я на газетной бумаге придумала эти «они» и «мы». Местоимения только отражают существующий сегодня расклад. И стенаниями о «новой общности людей - советском народе» ничего не исправишь. Как не исправишь демографическое, социальное и другие интересные положения, которые приводят к тому, что защита интересов и прав одних граждан (тех, кто приехал) идет за счет ущемления интересов и прав других. И это отнюдь не преувеличение. Весной нынешнего года журналисты ЮФО интеллигентно, через переводчика, но вдрызг разругались с верховным комиссаром ООН по делам беженцев именно по этому вопросу: кто будет помогать русскоязычным жителям наших регионов, которых выдавливают беженцы из других субъектов Федерации? Знаете, что ответил комиссар? Нет на эту помощь мандата ООН.

Впрочем, господь с ними, с мандатами ООН. Давно ясно, что разбираться нужно самим, на своей территории. Но вместо разбирательств - разборки. И весьма часто. И всегда неожиданно. Правоохранительные органы, краевой сов-без и лидеры диаспор со скоростью пожарных машин мчатся их разводить. То есть в очередной раз объяснять всем, что конфликт имеет сугубо бытовой характер и подоплеку. А национального духа нет! Ни-ни…

В то же время ставропольские ученые констатируют, что «важнейшей чертой эволюции этнической структуры населения Ставрополья и Ростовской области является устойчивое снижение удельного веса русских в составе как городского, так и сельского населения». То бишь «мы» уезжаем, а «они» занимают освободившуюся нишу. На научном языке это называется дерусификация. В тройке лидеров-этносов у нас в крае – пока еще русские, потом армяне и даргинцы. Чуть поотстали чеченцы. По некоторым прогнозам, к 2010 году более половины населения в Краснодарском и Ставропольском краях будет составлять неславянское население.

Уже только ленивый, говоря на эту тему, не вспоминал, что в те, советские годы мы не знали национальности своих одноклассников. Теперь и родителям, и школьникам приходится знать. И вовсе не из-за национализма. Пришедшие учиться в школы дети из национальных семей, приехавших на Ставрополье в последние годы, имеют более низкий уровень знаний и – поскольку их бывает до половины и больше от списочного состава – тянут весь класс назад. И школу назад. На Ставрополье этот процесс заметен пока только в некоторых сельских школах восточных районов. А в Москве, скажу я вам, это катастрофа. Есть русские школы, а есть нерусские. И даже самые малообеспеченные родители делают все, чтобы ребенок учился в русской школе. Так что получается полностью по Конституции страны нашей, некогда необъятной: каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч. 2 ст. 45). Каждый вправе, потому что часть 1-я этой же статьи о государственной гарантии такой защиты как-то не срабатывает. И не только в этом случае.

И поэтому я не стыжусь сказать: я боюсь! Я боюсь, что через два-три года нужно будет бежать со Ставрополья, бросив или продав за бесценок квартиру, а это все, что у меня есть, кроме работы. Я боюсь. Потому что понимаю, что в этой ситуации защитить меня и тысячи других ставропольчан некому. Государственная гарантия соблюдения наших прав – не более чем печатная строчка в неработающей Конституции. Это и есть то, что называется ксенофобией. По определению, это любая постоянная, иррациональная или чрезмерная боязнь (или ненависть) к иностранцам или незнакомцам.

Не утешает и то, что, по данным директора Московского бюро по правам человека Александра Броде, более 40 процентов населения России ксенофобией заражены. Директор далее приводит количество скинхедов, неонацистов, радикальных газет, убийств на почве этнической ненависти. Тех, кто ненавидит, в принципе, сосчитать можно. И модно. Но почему же никто не хочет сосчитать нас, производных от первого значения слова «ксенофобия». Тех, кто боится.