Сострадать, печалиться, сокрушаться…

Начнем с того, что, полемизируя с автором статьи «В поисках золотых крупиц» С. Солодских, он делает неожиданный и даже странный вывод: «Литературная гостиная» неправильно поставила задачу: искать золотые крупицы в русской классике и успокоиться…». Так ведь никаких крупиц в русской литературе никто вовсе не ищет. Вся наша великая литература – золото, и спорить тут не о чем. Вероятно, автор письма недостаточно четко прочитал материал, в котором речь идет о внимательном отношении к местным начинающим авторам. Зато далее следует полная определенность: «Как вы пишете в своей статье, – говорит В. Шкарупа, – русская литература начинала с любви и сочувствия к «маленькому человеку», но было продолжение и логическое завершение. Гоголь, основоположник русского критического реализма, подвергший уничтожающей критике существующий строй («Ревизор», «Мертвые души»), не пошел дальше сочувствия «маленькому человеку», ударился в религию, зашел в тупик и трагически кончил…».

Если человек догадывается о роли православной христианской веры в жизни русского народа и русской литературы, он никогда не скажет, тем более о великом писателе: «Ударился в религию». Даже атеист не может обойти факт тысячелетней веры, но не менее странным кажется, что защитник «золотого запаса» русской литературы не способен принять русские глаголы «жалеть, сочувствовать, любить». Ему понятно лишь горьковское: «Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью…». Но почему-то конкретному Гоголю автор письма в уважении отказывает. Однако разве неизвестно, что слово «жалеть» в русском языке наполнено глубоким материнским чувством. «Жалею свою кровиночку», – говорит ребенку мать, и с ее молоком он впитывает это чувство на всю жизнь. Синонимы глагола таковы: «сострадать, печалиться, сокрушаться, скорбеть, беречь, оберегать, щадить…». Уж если кто-то кому-то сочувствует и сострадает, наверное же, потому, что видит в нем человека и уважает его. И вообще надо понять: если эти качества наш народ сохранил на протяжении всей своей истории, значит, они были необходимы ему, чтобы выжить, и уже потому представляют не слабость народа, а его силу. Не случайно некоторые идеологи нового времени подталкивают: пусть все нежизнеспособное уйдет с арены современной жизни, не умеешь соображать и работать локтями, посторонись: новые русские идут! Не похоже, чтобы автор письма сочувствовал им и жалел их, но ведь невольно именно так и читается. Например, он пишет, что в рассказе П. Жеребцовой «Булочки» юная героиня посочувствовала бомжу – «это не в духе русской классической литературы». Значит, по противоположной логике, ударив обидевшего ее выпивоху, девушка должна была его добить или хотя бы подумать: «Упал, ну и помирай». Это, что ли, в духе русской литературы? В другом рассказе «Не одинок» А. Сорокина автор письма не принимает «жалостливую» ситуацию в принципе. По сюжету настрадавшийся герой повествования в своем воображении встречается с умершей матерью, которая, погладив его, как в детстве, по голове, говорит: «Терпи, сынок!». В. Шкарупа делает вывод: литгостиная призывает народ к терпению. Судя по тому, что, размышляя о русской классике, он то и дело цитирует Горького, нетрудно представить, что хотелось бы увидеть нашему критику. На вопрос, что делать и как жить, мать должна дать сыну пачку революционных прокламаций и сказать: «Иди, сынок, на площадь и агитируй!». «Русская классическая литература, – пишет наш читатель, – звала к переустройству общества на новых началах». Допустим, это именно так, но на каких началах? На христианских, человечных! Потому-то в центре нашей литературы русский человек во всем многообразии национального характера с его терпением, добротой, крайностями. Может быть, кому-то известны люди, способные прожить жизнь без сочувствия и терпения? Лично я таких не встречала. Все нетерпеливые уже покинули Россию.

Если же говорить о революционном преобразовании общества, русская литература не была столь единодушна. Теперь, когда все великие революционеры оказались перед нашими глазами, можно прийти к заключению: основной «автор» революции – не прокламации, воззвания и даже не революционеры (хотя как же без них?), а правящий режим, не способный решать задачи существования народа и государства. Не случайно же говорят: не загоняйте в угол русского медведя… Что же касается Горького, хорошо бы, кроме «Буревестника», вспомнить о его действительно большом романе «Жизнь Клима Самгина», в которой дана широчайшая панорама русской общественной мысли.

И все-таки, несмотря на некоторые наши с ним разночтения, автор письма Владимир Шкарупа вызывает уважение и добрые чувства, поскольку болеет за судьбу страны, искренен в своих воззрениях и во многом прав как человек неравнодушный. Потому-то в нашем диалоге есть тема, в которой мы – безусловные единомышленники: тема Великой Отечественной войны и памяти о ней, отраженная в рассказе В. Христина «Комбат».

Р.S. В. И. Шкарупа, в прошлом выпускник Ленинградского университета, по специальности экономист, работает редактором газеты «Большевик Ставрополья», секретарь минераловодского горкома ВКПб.