Школа: связать разорванное

Лето для учителей не то чтобы совсем спокойная пора (пришкольные лагеря, ремонт…), и все-таки есть время подумать, отвлечься от текучки. Ирина Кусля, заместитель директора Ставропольского общеобразовательного лицея № 17, преподаватель литературы, беседует с корреспондентом «Ставропольской правды» «о вечном».

- Ценности в большинстве своем закладываются в семье. Если родители читают книги, то их будут читать и дети. Если семья дает образцы нравственности, то это остается на всю жизнь. Но положение семьи сегодня таково, что общение родителей и детей минимально. У меня самой мало времени для дочери. Хорошо еще, что она училась в нашем лицее и мы виделись здесь. У многих детей дома компьютеры, у всех - телевизоры… Но после уроков они чаще всего возвращаются в пустую квартиру. Семья, возможно, теряет свое значение как духовнообразующая система. За 21 год работы в школе я убедилась: что мы здесь в ребят вложим, с тем большинство уйдет в жизнь…

Ценностные ориентиры современных детей, конечно, во многом отличаются даже от представлений тех, кого мы выпускали из школы еще 10-15 лет назад. Например, сегодняшний прагматизм. Карьера, высокий заработок, успешность – внешние атрибуты жизни для многих школьников важнее жизни внутренней. У меня в 10 классе есть такой Рома, который делит учебные предметы на нужные и не нужные. Литература, по его мнению, для карьеры не нужна.

- И как вы с этим работаете? Как показать прагматичному поколению красоту героев произведений русских, да и лучших советских классиков, которая заключается в их душевных поисках, жертвенности, когда идеал – жизнь за Отечество?

- Могу вспомнить, например, урок, посвященный духовным исканиям Андрея Болконского. Упомянутый Рома «Войну и мир» не читал, но после урока подошел с горящими глазами и с вопросом о том, как сложилась в дальнейшем судьба Андрея Болконского.

А был в моей жизни и другой эпизод, очень важный для меня самой. В начале 90-х нам с мужем пришлось по известным причинам уехать из Грозного. Мы устроились на работу учителями в одну из станиц Ставропольского края. Тогда все читали «возвращенную» литературу, по учительской ходил роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». И директор школы Федор Федорович сказал моим старшеклассникам: «Это такая гадость!». Да еще со ставропольским фрикативным «гэ»… О чем они и доложили на уроке литературы. Мне же этот роман был очень близок: наша семья пережила разорение родного гнезда, мы уехали в чем были, резко изменилась жизнь. И когда я услышала такое от ребят, на глаза навернулись слезы. А потом я сказала: «Я вам запрещаю читать этот роман! Но может случиться так, что вы окажетесь на грани крушения, вам придется делать сложный жизненный выбор. И тогда эта книга, память о ней могли бы вам помочь…» Вы знаете, многие прочитали.

- Вы упомянули пустую квартиру и телевизор. Наверное, дети проводят перед ним много времени. И оно, ТВ, конечно же, сдвигает ценностные ориентиры…

- Дети видят в телесериалах богатые интерьеры, роскошные квартиры и дачи, по сценарию, как правило, приобретенные криминальным путем. Вообще герои большинства российских сериалов втянуты в криминальную жизнь. А мне кажется, что должны быть и художественные телефильмы, и документальные программы, где рассказывается о людях, добившихся жизненного благополучия с помощью хорошего образования, кропотливого труда, преодоления трудностей. Ведь неправда, что всего сейчас добиваются только путем неправедным! Сколько наших выпускников поступили в престижнейшие российские вузы на бюджетные места и без всяких взяток! Я всегда говорю об этом ученикам.

- Интересно, как сегодня школьники воспринимают «Преступление и наказание» Достоевского? На теле- и киноэкранах льется столько «клюквы», в смысле – крови, что, может быть, у них притуплено представление о ценности человеческой жизни? Ну, подумаешь, убил Раскольников старушку!..

- Перед тем как мы приступаем к чтению романа, я обычно показываю ребятам фильм еще советских времен «Преступление и наказание» режиссера Льва Кулиджанова. Был случай, кто-то опоздал и попросил отмотать фильм назад, чтобы обязательно увидеть сцену убийства.

- А убийства на экране, помнится, практически нет, есть переживания Раскольникова в этом эпизоде.

- Некоторые дети этим были разочарованы. Но когда они начинают читать роман, в котором из шести частей пять посвящены мукам героя после совершенного им убийства, что-то, мне кажется, в них меняется.

Хотя, конечно, культ насилия, который насаждается в обществе, для детей и подростков наиболее опасен.

- Больше ли они информированы, чем предыдущие ваши выпускники? Ведь многие просто живут в Интернете.

- Действительно, живут. Но у меня создалось такое впечатление, что информацию-то они получают, однако при этом она какая-то разрозненная, разорванная. Есть опасность сформировать разорванное мышление.

- А такое средство связи и информации, как мобильные телефоны, в жизни школьников?

- Не скажу ничего нового, если замечу, что они для большинства детей, особенно для подростков, служат скорее средством выделиться, подчеркнуть имущественное превосходство. Какой марки сотовый телефон, что он «умеет», насколько дорогая модель…

- Я недавно прочла исследование французских ученых, которые пришли к выводу, что мобильники, являющиеся связью между детьми и родителями, делают детей менее самостоятельными, более зависимыми от старших. Первый вопрос, когда мы звоним сыну или дочери: «Ты где?». Мощное средство контроля. При этом многие ребята и так не отличаются большой ответственностью за себя и свои поступки.

- Наверное, это правда. Мой муж, когда звонит дочери на ее мобильный, очень сердится, если она его отключает. И говорит потом: «Я его купил для себя, чтобы быть спокойным!».

- Не могу не коснуться такого важного вопроса, как национальный. Понятие интернационализма для современных детей и подростков, наверное, достаточно расплывчато, а может, оно им и вовсе незнакомо. Как реагируют школьники на противоречивые воззрения старших по этому поводу?

- Конечно, ситуация в обществе достаточно сложная. В крае идут процессы миграции. Когда в 90-е годы я пришла в лицей работать, то состав детей был в основном мононационален - русские. В этом году в выпускном классе, где я была классным руководителем, учились не только русские ребята, но и армяне, и чеченка, и представители других национальностей… Здесь, возможно, нашей школе легче, чем другим. На ее базе несколько лет работала экспериментальная площадка по воспитанию толерантности. Мы многое делали и продолжаем делать в этом направлении.

Бывает, что из семьи, с улицы ребята приносят в класс всякое… Но всегда можно сказать: «Наташа, какие у тебя претензии лично к твоей соседке по парте – армянке, доброжелательной, интеллигентной девочке?..» Или: «Вадик, что плохого ты можешь сказать о своем лучшем друге - он ведь тоже «нерусский»?». Еще раз хочу повторить: школа может сделать многое…