Десять лет полигона смерти

Борис Стругацкий, писатель.

Cегодня – десятая годовщина первой чеченской войны. 11 декабря 1994 года по указу президента России Бориса Ельцина в республику были введены войска, встретившие ожесточенное сопротивление со стороны чеченских вооруженных формирований. Потери обеих сторон за эти годы исчисляются тысячами. По некоторым данным, боевые действия, террористические акты и «зачистки» оборвали жизнь от 20 до 25 тысяч солдат, воюющих с обеих сторон, и 60-70 тысяч мирных жителей. Ущерб от военных действий оценивается уже чуть ли не в десяток миллиардов долларов.

А война все идет. Пусть теперь мы называем ее второй чеченской, власти – контртеррористической операцией, суть от этого не меняется. Политологи и политики спорят о причинах конфликта, вырабатывают варианты его окончания. Приемлемого - нет. Хотя во имя его многие действующие лица и с той, и с другой стороны меняли политическую ориентацию и нравственные устои…

А война все идет. Мы претерпеваемся к ней. Другие конфликты – вооруженные и не очень – отвлекают внимание. Но сегодня в самую пору вспомнить, как все начиналось. Как все это было.

Еще до войны

Еще до войны тоже была война. 26 ноября 1994 года так называемая чеченская оппозиция штурмовала Грозный. Именно события этого дня и стали отправной точкой военных действий в Чеченской Республике. У власти тогда был Джохар Дудаев. Чечня все больше претендовала на особую роль и демонстрировала свою самостоятельность. Это не нравилось ни отстраненным от власти чеченским лидерам, которые изображали и чувствовали себя оппозицией, ни российским властям. Выход из ситуации, как часто бывает на нашей многострадальной родине, был найден потрясающе дикий.

На рассвете 26 ноября несколько десятков танков и БТРов с российскими экипажами начали штурм. За бронетехникой двигалась вооруженная оппозиция - чеченцы, прошедшие учебу в одной из воинских частей, дислоцированных в средней полосе России. Штурм был легко - всего за несколько часов - отбит. На улицах Грозного горели танки с российскими парнями, прямо на тротуарах лежали обуглившиеся тела военнослужащих. Их предали. Назвали наемниками. Министр обороны Грачев прилюдно от них открестился. Только после того, как дудаевцы предъявили пленных солдат «в качестве доказательств», прошли непродолжительные переговоры, и выжившие военнослужащие через несколько дней были отпущены на свободу.

Многие военные специалисты говорили и говорят, что штурмовая операция была проведена бездарно. Более того, даже торговцы на грозненском рынке знали время начала штурма. Знали, откуда танки войдут в город. Понятно, что дудаевские войска к штурму подготовились. Но важнее другое – маховик войны был запущен именно в те дни, и лидеры чеченской оппозиции, как утверждают некоторые исследователи новейшей истории, приложили к этому немало усилий. Всего две недели хватило тогдашнему российскому руководству, чтобы принять решение о вводе войск на территорию Чеченской Республики, использовав до сих пор живущую формулировку «наведение конституционного порядка».

Начало без конца

Рассуждать о причинах этой войны можно до бесконечности, повторяя всем известные аргументы: борьба за нефть, борьба за Северный Кавказ, амбиции российских и чеченских лидеров. Было и есть и то, и се, и многое другое. Не думаю, что стоит говорить об этом еще раз. Но, когда вспоминают о начале первой чеченской войны, прежде всего цитируют тогдашнего министра обороны Павла Грачева – фразу об одном полке, который легко возьмет Грозный. А ведь именно тогда прозвучали и слова Джохара Дудаева, который заявил, что, если Россия начнет войну, ему даже не придется призвать чеченцев к отпору, но остановить их потом будет тяжело. Напророчил! Ни первая война, ни вывод войск в 1996 году, ни хасавюртовский договор, ни новая война так и не перевели мятежную республику на мирные рельсы. Сегодняшнее относительное затишье там – обычная дань погодным условиям: пересидеть до весны. Весной, как говаривал известный советский классик, старое начнется сызнова.

Оно, это старое – война, каждую весну прогрессирует с новой силой. Относительно легкие победы в первой чеченской сменятся последующими «затруднениями». Военное руководство России как бы забыло опыт афганской кампании. Не вспомнился он и до сих пор. В Чечне, как и в Афганистане, началась партизанская война, которая идет достаточно успешно, потому что партизан (читай, членов незаконных вооруженных формирований) поддерживает население. И этого уже нельзя не замечать. Потому что партизанские (террористические) действия давно вышли за пределы республики на территорию других регионов. Хотим мы или не хотим этого признавать, но «чеченский след» лежит на всей российской политике последних лет. Да хорошо бы только на политике - он лежит на всей нашей жизни.

Выход там же, где вход

Сейчас понятно, что ни войны, ни контртеррористические операции, - как бы мы ни называли происходящее, - не способны решить чеченскую проблему. И вовсе не потому, что решения нет. А потому, что боевые действия в Чечне ведутся, на мой взгляд – да и не только на мой, – весьма бездарно. Наша газета на протяжении всех этих военных лет не раз писала и о том, что в горы направляются призывники с равнин, которые там толком и ориентироваться не умеют, и о прослушиваемых участниками незаконных вооруженных формирований эфирных переговорах наших военных, и о лучшем вооружении «чеченских повстанцев», чем российских частей. Писали мы и о том, сколько и где было украдено средств, выделенных на восстановление республики. Сообщали об этом и многие другие журналисты. Результат – ноль целых, ноль десятых.

Но главное даже не это. Сейчас все с большей настойчивостью говорят о том, что воевать - плохо. Нужно искать политические пути урегулирования. Этот подход сменил предлагавшиеся ранее «выходы», вроде того, чтобы забросать Чечню атомными бомбами, или предоставить республику самой себе – пусть выживают, как хотят и как смогут. Ни то, ни другое, ни третье – не выход. И где же он? При нынешнем положении вещей его действительно нет. Мы ведь даже не пытаемся понять друг друга, а значит, пока не сможем хотя бы претерпеться: о любви между Россией и ее непокорным субъектом вообще можно не помышлять как минимум два-три поколения (не зря же президент заговорил о ксенофобии). Противоречия между Россией и кавказскими народами (чеченцы здесь выступают как символ и промысел судьбы) зародились века назад. Через века они, видимо, и разрешатся. Пока мы имеем то, что имеем – полувоенное положение на Северном Кавказе, в которое постепенно втягивается вся страна.

Интересную и, на мой взгляд, весьма здравую мысль высказал мой коллега Иса Тасуев. «В бесфеодальной Чечне, - пишет он, - которая многие века отбивалась от попыток покорить ее извне, естественным путем сформировалась каста военачальников. В случае агрессии Чечня вступала в войну без приказов. Соответственно военачальники автоматически обретали властные полномочия, а с наступлением мира теряли их. Этот механизм противодействия узурпации власти срабатывал автоматически потому, что: во-первых, чеченская армия представляла из себя народное ополчение, а не регулярное войско; во-вторых, по окончании военных действий ополченцы расходились по своим тейпам, в которых они, в том числе военачальники (полевые командиры), являлись равноправными членами, подконтрольными старейшинам. При этом заключать мир военачальники не имели права и не могли, так как в мирное время их решения не имели силу закона, поэтому мирный договор заключали со старейшинами».

Даже кальку на наше время накладывать не нужно. И так очевидно, что у власти в Чечне не те, у кого реальная власть, а договариваемся не с теми, кто уполномочен эти переговоры вести. Посему и конституция республики, и референдум, и всенародно избранный президент, констатирует Иса Тасуев, - «пустые фантазии применительно к Чечне до тех пор, пока именно совет старейшин не санкционирует их применение. Каким бы архаичным ни казался этот общественный институт, но в силу исторических причин Россия столкнулась в Чечне со средневековым укладом и должна будет с этим считаться. Или выслушивать обвинения в геноциде».

Выслушиваем. С первого дня первой чеченской войны и по сию пору.