«Гроза» Вивальди
***
Война в Чечне длилась более полугода. За это время было столько натворено, что противоборствующим сторонам уже трудно было остановиться. Особенно в Грозном, полуразрушенные дома которого словно сочились черным мумие копоти, полыхая сутками: казалось, кто-то за окном поставил в расколотые хрустальные вазы гигантские букеты красно-желтых цветов.
Игорь Попов, юноша семнадцати лет, жил недалеко от центра города, оранжерея огненных соцветий окружала его со всех сторон. Особенно страшно это выглядело с приходом сумерек, когда жаркие лепестки становились ярче и сочнее – их тяжкий дымный аромат заполнял вокруг все пространство. Как до сих пор остался жив похожий на хлипкого больного подростка Игорь, понять трудно, но судьба хранила его. Родителей Попова расстреляли через несколько месяцев после начала войны. Они тогда втроем, во время затишья, отправились на поиски съестного. Отец был инженером, мать – учительницей, и можно догадаться, каково им пришлось, не имея родственников, после прихода Дудаева к власти. А тут еще сын рос худым и болезненным, сутулился как старик и все читал и читал книжки…
В тот роковой день, когда они возвращались с пустыми руками домой, их остановила группа боевиков. Отца убили сразу. Мать – чуть позже, насладившись музыкой женских рыданий… Она так и упала на тело мужа, получив очередь в спину. Сына не убили. Возможно, потому, что среди боевиков оказался тонкий психолог, увидевший, как застыл, окаменев, изможденный юноша с выпученными глазами и немым криком в устах – решил, пожалуй, что этот и так подохнет или сойдет с ума. Тела родителей стащили за ноги в ров, в котором гнил подбитый БТР, похожий на огромного раздавленного таракана (от машины несло горелым человеческим мясом).
Лишь через несколько минут Игорек сумел шелохнуться. Трясущейся рукой он провел по мокрым волосам, почувствовал приступ дурноты, чуть не упал, но сделал несколько шагов. Затем побежал, не разбирая дороги, гонимый ужасом (крики матери и звуки автоматной очереди преследовали его), бежал, шатаясь и спотыкаясь, ощущая внутри себя пустоту запаянного стеклянного шара и свинцовую тяжесть в ногах…
Обессилев от бега, он долго бродил по разрушенному городу, пока не вышел на знакомую улицу. На повороте увидел подбитую «Газель» и рядом с машиной – консервные банки, конфеты, медикаменты. Почти сутки Игорь не ел. Бросившись к машине, он стал набирать съестное в сумки и в свои многочисленные карманы – было ощущение, будто он надел бронежилет. И вновь он вспомнил своих родителей, не в силах больше оставаться рядом с автомобилем, забитым мертвыми телами и шоколадом. Словно пьяный, Игорь побрел к своему дому. Лишь на вторые сутки, преодолевая внутреннюю дрожь, он заставил себя прийти на место гибели родителей, но там уже никого не оказалось…
Жил Попов на самом верхнем этаже. Какая-то потусторонняя сила оберегала угол их дома, ибо все кругом было подавлено и разрушено. Оставшись один в этом аду, он, наверное, сошел бы с ума, но пока его жизнь спасали благоприятные случайности: прекратились авианалеты, в сумке находилось изрядное количество продуктов да еще бессознательно захваченная им бутылка водки. Впервые в жизни, приложившись к крепкому напитку, он опьянел от пары глотков – этого национального транквилизатора ему хватило на несколько дней одиночества.
Игорь стал сонливым и подолгу спал тяжким, беспокойным сном. Однако в душе его неостановимо происходила работа. Теперь он на дух не переносил обожаемую доселе рок-музыку. Даже утонченный «Йез» 70-х вызывал у него раздражение. Игорь попробовал послушать пластинку с классикой (мать собрала прекрасную коллекцию) и почти с первых тактов Мессы Баха растворился в глубокой печали. Но больше всего он полюбил Вивальди, музыка которого излучала столько добра и света – яркого, слепящего, окрыляющего. Особенный юношеский восторг вызывали «Четыре времени года» и их последняя часть «Гроза». О, этот виртуозный бой скрещенных, как шпаги, смычков, эти молнии, пущенные самим Зевсом и ударяющие по струнам дивными вибрациями. Когда Игорь впервые услышал этот маленький шедевр, он понял, что все бьющие по нервам «чудачества», показанные нашим когда-то стыдливым, а теперь блудливым телевидением, – ничто в сравнении с этими тремя минутами душевного прозрения, даруемого спасительной музыкой. В эти мгновения ему казалось, что все на свете и даже непостижимый Бог – музыка…
Не нравилось Игорю только то, что «Гроза» Вивальди так коротка. Но и здесь он нашел выход, записав на магнитофонную кассету несколько раз подряд последнюю часть «Лета». Погружаясь в сладостные звуки, он благодарил отца за принесенные им зимой аккумуляторы. Эта сказка жила на фоне обостряющейся перестрелки, взрывов и стрекота вертолетов.
Игорь экономил еду и открывал консервы только тогда, когда терпеть голод было невыносимо. Но он уже знал: долго ему не протянуть – он или зачахнет, или будет подстрелен.
И вот однажды юноша полез в мешок с найденными продуктами и с грустью обнаружил, что запас кончается. Пошарив на дне рукой, он нащупал маленькую коробочку с лекарством. Судя по названию, это, пожалуй, был препарат, применяемый в психиатрии. Игорь хотел выбросить его, но рука повисла в пространстве, словно энергия мысли передалась пальцам, и они разомкнулись, уронив коробку на пол. В эту секунду он осознал желание, которому уже было подчинено все его существо – умереть красиво, если, конечно, повезет, если только дождаться очередного авианалета. И этот день настал.
Вечером Игорь Попов слушал Второй фортепьянный концерт Рахманинова. Тот самый, который автор посвятил врачу, избавившему его от депрессии. Разумеется, Игорь не знал этих тонкостей, но, странно, густая, оркестровая музыка с тихим нежным перебором клавиш вызвала в нем тоску, буквально удушила его. Он вспомнил отца и мать, счастливое беззаботное детство, и руки его затряслись… Он вскочил, молнией бросился к проигрывателю. Музыка оборвалась, будто в один миг исчезла Вселенная, умер Бог, и только тоска и боль остались…
Игорь долго сидел в кресле, тщетно пытаясь забыться. Но вот он ощутил щемящую тревогу – чуткое ухо уловило шум летящих вертолетов, впрочем, они были еще далеко.
Он потер холодные ладони. Время пришло. Все было приготовлено. В последний раз (он на это надеялся) Игорь открыл консервную банку с паштетом. Быстро съев содержимое, он взял коробочку с таблетками, выдавил пять штук, запил их. Затем, подумав, махнул рукой и проглотил еще десять. Потом выставил большие колонки на балкон. Приставка уже была подключена к усилителю. Кассета стояла на месте.
Сначала пролетел самолет, строча из пулемета. Пущенная ракета разорвалась, осветив окно Игоря красным светом. Но вот прилетели и вертолеты. В пятиэтажном доме напротив какая-то крупная женщина, выйдя на балкон, торопливо снимала мокрое белье. В это время разорвалась на осколки пущенная ракета – по улице как раз бежали несколько боевиков с автоматами. Женщина наклонилась, пытаясь достать последнюю простыню. Она не успела даже вскрикнуть. Один осколок попал ей в живот, другой разбил балкон. Она упала на смятое полотно, часть балкона обвалилась, и все обрушилось вниз. Несколько секунд мертвая женщина летела на белой простыне, которая моментально стала красной. Казалось, что это падший ангел низвергнут с небес. Боевиков, успевших спрятаться, ни один из осколков не задел. «Пусть и меня так!» – с дерзким отчаянием подумал Игорь и вдруг почувствовал, что его тело становится ватно невесомым, изгоняя из души страх и мучавшую его тоску. Бросив взгляд на кассету с «Грозой» Вивальди, он вспомнил наконец, что хотел совершить сегодня. До предела повернув ручку громкости, Игорь кинулся в подъезд к чердачной лестнице. Через минуту он был на крыше.
Изможденное солнце Чечни, как подбитый горящий танк, медленно погружалось за горизонт. Оттуда, с запада, летели вертолеты, опаленные багряными лучами. На этот раз они прошли стороной. Появившийся над домом самолет снизился, и летчик, видимо, принявший черноволосого Игоря за чеченца, нажал на гашетку. Очередь прошла в нескольких сантиметрах от Игоря, и он рассмеялся по-детски громко и бесстрашно. А музыка Вивальди все звучала и звучала, будто не теряла надежды загасить пожар войны. Боевик-пулеметчик, засевший в соседнем доме, крикнул, не выдержав:
– Убери, заклинаю Аллахом, эти проклятые скрипки, идиот!
В это время вертолеты, развернувшись, стали делать второй заход, они зависли над домами, пуская инфракрасные ловушки. Казалось, два чудовища разбрасывают большие огненные розы. Боевик, отчаянно ругаясь по-русски и взывая к Аллаху (все смешалось в этом мире), осыпал вертолеты рубинами трассирующих пуль. Вскоре он затих, убитый осколком ракеты. А Игорь Попов стоял на крыше, словно завороженный дирижер всего происходящего. В этот миг на его мозг обрушилась беспощадная химия принятых им таблеток. Он почувствовал вдруг, что летит по небу. Но рядом парят не страшные вертолеты-драконы, а прекрасные белокрылые ангелы, которые кричат ему:
– Скоро ты будешь у нас, скоро!
– Хорошо как! – хотел прокричать Игорек, но не успел. Ракета разорвалась за его спиной, и взрывной волной его сбросило с крыши.
Последних гипнотических аккордов «Грозы» Вивальди он уже не услышал.